Улица Вокзальная, 120 - Мале Лео (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt, .fb2) 📗

— По законам жанра это должно было бы произойти именно так, это вы хотите сказать? Увы! Нет! По-настоящему я начал вас подозревать лишь после неудавшегося покушения Жалома. После того, как в половине четвертого ночи Лафалез, Кове и я пришли к нему домой... Я вам все объясню, комиссар, — обратился я к таращившему глаза Бернье. — На какое-то время я остался без табака. Да будет благословенно его временное отсутствие, ибо, питая отвращение к сигаретам, я отказался от угощения, которое предложили мне мои спутники. Первым войдя в квартиру, я сразу же почувствовал специфический запах светлого табака. А также заметил в пепельнице обгоревшие спички. Может быть, эти спички, вместе с запахом дыма, оставил после себя перед выходом на дело Жалом? К сожалению, запах был слишком сильным, чтобы быть застарелым. К тому же курящий Жалом — позднее в его карманах мы нашли пачку «Голуаз» — не пользовался спичками. Во всей квартире, если не считать пепельницы, на них не было и намека, а наличие большого количества пузырьков из-под бензина красноречиво свидетельствовало о том предпочтении, какое он отдавал зажигалкам. Следовательно, кто-то другой побывал в квартире Жалома. Кто же? Курильщик светло-желтого табака... Тот, чья страсть к табаку была так велика, что даже эти чрезвычайные обстоятельства не удержали его от курения. Где это я уже вдыхал этот запах? Ну, конечно же, у вас, Монбризон, у вас, и нигде больше... И тут мне на память пришли некоторые детали и несообразности, которым до сей поры я не придавал должного значения. Во-первых, даже не столько тот факт, что вы объявились в полиции с опозданием на целые сутки — время, понадобившееся вам для того, чтобы решить, выгодно или не выгодно оповещать о своем знакомстве с Коломером, — сколько сам характер ваших показаний. Я имею в виду вашу интерпретацию состояния бедняги Боба. На вокзале он не показался мне растерянным. Между тем вы всеми силами старались внушить мне, будто он находился о под влиянием неистового волнения, возбуждения, страха мести и бог знает чего еще, включая зависимость от наркотиков. Как будто человек, одержимый столь пагубной страстью, не носит на своем лице ее печать. И совсем не обязательно быть врачом, чтобы ее диагностировать. Здесь вы обнаружили поистине подозрительную неосведомленность. Tем более подозрительную, что употребили общепринятое выражение — «ломка», а характеризуя постигшее вас заболевание глаз, воспользовались варварским термином «амблиопия».

— Это еще что за зверь? — спросил Фару.

— Частичный паралич оптического нерва, вызванный никотинной интоксикацией. Результатом ее является смешение цветов, проявляющееся поначалу в неразличении синего и серого. Отсюда остроумный ответ этого господина на мой вопрос: «Неужели вы всерьез утверждаете, что Коломер посинел от страха?».— «Затрудняюсь сказать. Ведь у меня амблиопия». Став жертвой этого пагубного пристрастия, он продолжает много курить, ибо он — и никто другой — самый настоящий наркоман. Как ни в чем другом, он испытывает потребность в табаке. Доказательство: обстоятельства заставили Монбризона, которого я всегда знал как большого поклонника вин и ликеров, врасплох, и он не обеспечил себя запасом спиртного. Зато запасся своими любимыми сигаретами «Филип Моррис». Они же его и погубили. Это их аромат остался в квартире Жалома. Их же аромат я почувствовал в вашем доме, Монбризон, после того как, воздерживаясь в течение нескольких часов от курения, чтобы обострить обоняние, зашел к вам... За советом, как объяснил я тогда, а на самом деле — чтобы на нюх и на глаз проверить основательность своих подозрений. Все подтвердилось. Сигарета, которую вы курили, распространяла уже знакомое мне благоухание. Не станем придавать чрезмерное значение тому обстоятельству, что в пепельнице, еще не опорожненной вашим слугой, а может быть, уже наполненной, валялись обгоревшие спички — такие же, как у Жалома, цветные и плоские. Сами по себе они отнюдь не представляют собою неопровержимых улик. Но вы не показались мне человеком, хорошо выспавшимся и отдохнувшим. Думаю, не ошибусь, если выскажу предположение, что, обеспокоенный дальнейшим развитием событий, вы даже не ложились. Да, вы набросили домашний халат, но ваши руки, с полным комплектом бижутерии, были холодны и нечисты холодом и нечистотой бессонницы. В белые ночи творятся порой черные дела, так бы я выразился, если бы позволил себе внести элемент поэзии в сухой перечень фактов... Вы пережили, вероятно, тихий ужас, увидев, как я вваливаюсь к вам в столь ранний час, однако встретили опасность лицом к лицу, и я представляю себе ваше облегчение, когда вы убедились — или заставили себя убедиться в том, что мой демарш не содержит в себе ничего предосудительного. Но осознаете ли вы всю парадоксальность ситуации? Именно тогда, когда вы обрели относительный покой, я окончательно уверился в своих подозрениях. Разумеется, они были далеки от тех, обладающих доказательной силой, которые можно было бы предложить вниманию суда, но, честно говоря, в тот момент я был озабочен не столько тем, как убедить присяжных, сколько тем, как напасть на след, и вы должны признать: поставленные в связь с некоторыми вашими поступками, представавшими не слишком благовидными в свете моей подозрительности, они постепенно превратились в изящный букет достоверных предположений. Говоря о не слишком благовидных поступках, я имею в виду, например, ту настойчивость, с какой вы, прилично нагрузившись в ресторане, упорно навязывали мне свое гостеприимство. Я отклонил ваше великодушное приглашение. Тогда вы вызвались проводить меня до госпиталя. Было холодно. Эта прогулка не заключала в себе ничего привлекательного даже для пьяного человека. Вы должны были руководствоваться какими-то серьезными мотивами, чтобы ее предпринять. Если бы тогда к нам не присоединился Марк Кове, вряд ли я мог бы строить сейчас из себя Шерлока Холмса.

Издав вместо ответа презрительный смешок, он заметил:

— Скажу вам откровенно: вся эта ваша теория обгоревших спичек, окурков и сигаретного пепла мало чего стоит.

— В обычное время — да. Но ведь мы живем в исключительное время. Сигареты «Филип Моррис» но валяются на каждом шагу под ногами, я убедился в этом, обойдя всех спекулянтов на черном рынке. Они предлагали мне сахар, сгущенку, уникальные издания книг, слонов, но «Филип Моррис», даже по сто франков за сигарету, у них не было. Вы своевременно запаслись ими, однако вряд ли они вам теперь пригодятся... Словом, в квартире Жалома находились вы, когда полицейский заметил свет в окнах. Дома шторы вам задергивает ваш слуга. Вот вы и не подумали об этом, войдя в квартиру вашего сообщника. И не отозвались на окрик полицейского, когда он позвонил в дверь, в чем я ничуть вас не упрекаю...

Утолив жажду, я продолжал:

— Наконец, поездка в Ла Ферте-Комбетт окончательно мне все прояснила задолго до того, как на конверте письма, адресованного Элен Парри, я обнаружил штемпель вашего почтового отделения. Прежде всего выяснилось, что название этого населенного пункта мне небезызвестно. Я вспомнил, как его произнес Артур Берже, военный корреспондент, повстречавший вас там 21 июня, в тот самый день, когда Жорж Парри был замучен, признан мертвым, затем попал в плен, а вас слегка задела шальная пуля. Потом я набрел на кое-какие оставленные вами следы, например на этот бриллиант, а также на воспоминания папаши Матье, который без труда вас опознает. Свидетелей более чем достаточно. Таких, например, как Элен Парри. В Перраше она стояла в двух шагах от вас, когда вы стреляли...

— Черт! — выругался он.

— Захваченный своим... делом, пребывая в полной уверенности, что она находится от вас за тридевять земель, неудивительно, что вы ее не заметили. Еще есть полицейские, стоявшие в оцеплении, которые ничтоже сумняшеся дали вам уйти. Еще бы, ведь они прекрасно вас знали. Да и вы сами разве не хвастались передо мной своим знакомством с полицейскими? Мыслимо ли заподозрить такую персону, как вы, в том, что она явилась зачинщицей перестрелки? К тому же, слепо нацеленные на задержание политического преступника, эти славные ребята вовсю таращили глаза, высматривая мужика со всклокоченной бородой и кинжалом в зубах...