Бесплатных завтраков не бывает - Хендерсон Крис (читать книги TXT) 📗
— Все цело?
— Ну, пропали ее драгоценности — почти все. Платья, самые лучшие. Но все по-настоящему ценное осталось.
— Например?
— Ну... — он хватал воздух ртом. — Ну, например, Баффем.
— Что это такое?
— Это кукла, которую я ей подарил. Обыкновенная кукла, но она ее любила. Даже клала ее к себе в постель, когда спать ложилась. Берегла ее очень. Никогда не оставляла. Она никогда бы ее не оставила, если в ушла по своей воле.
Как же, подумал я. Как же, как же. Голос у него дрожал и иногда срывался, но он был слишком убит, чтобы контролировать себя. И слишком пьян. Тому, что он выпил, я не очень удивился: многим требуется доза алкоголя перед визитом к частному сыщику. Не каждому, конечно, но тем, кому предстоит иметь дело с правдой — взглянуть ей в глаза или открыть ее. Мой толстяк визитер собирался совершить второе.
— Я сказал матери: «Не волнуйтесь!» Я горы сверну, но она вернется! Я все смогу! Я сумею! — И, с неожиданным проворством перегнувшись через стол, он ухватил меня за лацканы. — Помогите мне, мистер Хейджи!
Я почти машинально и уж, разумеется, без всякой злобы высвободился, нанеся одновременно удар открытыми ладонями. Он отпрянул, сунул в рот пальцы левой, потом правой руки, издав от боли жалобный, горловой звук.
— Послушайте, мистер Миллер, — сказал я. — Возможно, ваша Мара пропала с концами, а возможно, и нет. Нью-Йорк — большой город. Возможно, она просто заскучала и решила развеяться. Так или иначе, поиск пропавших без вести редко дает результаты. Какие бы причины ни побудили ее исчезнуть, — а тут уж, вы мне поверьте, мы имеем дело не с самоубийством, не с похищением ради выкупа и не с убийством — найти ее вряд ли удастся. Решила ли ваша подружка проветриться, или перепила где-нибудь и сейчас отлеживается, или ей захотелось устроить себе каникулы и никого не ставить об этом в известность, — я думаю, что рано или поздно она вернется сама.
Ненавижу отваживать клиентов, но этому толстому мистеру Миллеру я решил дать возможность отказаться от моих услуг и сберечь свои деньги.
— Потратите вы при моем посредстве изрядную сумму, а проку будет мало. Даже если я отыщу вашу Мару, дело может для вас повернуться неожиданной и неприятной стороной. Так что не торопитесь с ответом, подумайте. В самом ли деле вы готовы ухнуть немалые деньги, чтобы снова увидеть эту женщину?
— Любые деньги! — глазом не моргнув, не колеблясь ни минуты выпалил он.
Что-то он, конечно, скрывал — от меня ли, от себя самого, я пока не понял. Что ж, совесть моя чиста: я его предупредил. Теперь следовало внять внутреннему голосу и браться за дело. За работу. За исполнение профессионального долга. Я еще разглагольствовал, а руки мои уже доставали из ящика блокнот для стенографических записей. Я забросал мистера Миллера вопросами, фиксируя его ответы своей собственной системой скорописи.
Так. Ее зовут Морин Филипс. Двадцать три года. Окончила колледж. Живет с родителями, которые позволяли ему за этот колледж платить. По его словам, до встречи с ним она была совершенно шальной девкой. Поправка: не до встречи с ним, а до тога времени, когда они сблизились. Он был женат тогда, и с Марой познакомились они — он и жена — на каком-то семейном торжестве у общих друзей.
Он сразу увлекся: было в ней что-то необычное. Его супружеская жизнь медленно, но верно ползла к разводу, а Мара переспала едва ли не с каждым мужчиной из окружения Миллера. Впрочем, женщинами она тоже не гнушалась. Ну, потом она окончательно прилепилась к нему, и потом вдруг выяснилось, что с какого-то времени постель стала для нее далеко не самым главным.
— Вы меня поймите, мистер Хейджи! Они все ее использовали, все пытались только что-то получить от нее. Им всем нужно было только ее тело. А я... Я надеялся, что ей будет со мной хорошо, что я сумею вернуть ее к нормальной жизни.
Вот это замечательно. Просто великолепно. Наивен до святости. Я отложил ручку, показывая, что вопрос мой будет, что называется, не для протокола:
— Зачем вам эта женщина?
— Я желаю знать, что с ней случилось, почему она исчезла. Ни записки не оставила, ничего... Значит, что-то стряслось, а я... Мне она небезразлична, мистер Хейджи. Я... Мы собирались пожениться, намеревались, так сказать... и она...
И опять по его пухлым, уныло обвисшим искам покатились слезы. Он уткнулся лбом в ребро моего письменного стола, захлебываясь от рыданий и время от времени колотя кулаком по столешнице. Я его не останавливал. Мебель в моем кабинете выдерживала и не такое.
Когда он немного пришел в себя, как раз закипел кофейник, еще со вчерашнего дня оставленный на плите. Я поставил перед Миллером кружку, подумав, что даже такой кофе пойдет ему на пользу. И толстяк стал жадно и шумно прихлебывать эту бурду, не обращая внимания на вкус. Хорошо, что горячий, хорошо, что можно хоть на минуту отвлечься.
Потом мы опять приступили к делу. Он подробно рассказал мне о ее родителях, и я понял, что придется мне ехать в Плейнтон, штат Пенсильвания, и все проверять на месте. Меня это огорчило, ибо я решил все же принять дело к производству. Не желая, как говорится, бить лежачего я решил дать Миллеру последнюю возможность отказаться:
— Ну вот что, мистер Миллер. Врать не буду, шансов на успех немного. Найти человека в девятимиллионном городе не легче, чем иголку в стоге сена. Как правило, в делах такого рода клиент, кроме кучи счетов, мало что получает. Если вы настаиваете, если вы, подумав в последний раз, готовы ко всему, о чем я вас предупредил, — я буду заниматься вашим делом. Но сначала еще один вопрос.
Он молча ждал.
— Почему вы обратились именно ко мне? И вообще, почему вы приехали в Нью-Йорк?
Он вытер мокрое, с дорожками от слез, лицо рукавом.
— Они все сюда переехали. И если эти скоты похитили Мару, они наверняка привезли ее сюда.
Задав еще несколько вопросов, я выяснил, что большая часть того кружка, центром которого была Мара, не так давно переселилась в Нью-Йорк. Они составляли сливки плейнтонского общества, городскую элиту, изысканное сообщество дилетантов — художников, писателей, философов, — полагавших, что в провинциальной глуши дарования их пропадают втуне, тогда как Нью-Йорк, стоит только им там появиться, падет к их ногам и воздаст им должное. Все правильно. Так я и думал. Именно эта публика должна была пленить такую избалованную, испорченную, тщеславную девицу, как Мара, образ которой постепенно складывался в моем воображении. Я записал их имена и адреса, а потом спросил, нет ли у Миллера фотографии его маленькой Мары. Разумеется, есть.
Он протянул мне снимок — так ребенок протягивает ветеринару своего захворавшего щенка. И как по бесхитростным глазам ребенка можно догадаться, какие чувства он испытывает, так и в глазах Миллера прочел я все мучившие его страхи. Он боялся, что я не пойму его особых отношений с Марой, неверно их истолкую, не уделю ей должного внимания и посте всего, что пришлось мне повидать, не найду в его горе ничего особенного.
Что ж, страхи его не были безосновательны — но лишь до той минуты, когда я взял из его трясущихся пальцев снимок: черно-белый, сделанный, очевидно, в автомате — каждый матрос, носит с собою целую пачку таких. Едва глянув на фотографию, я переменил отношение к Маре. Все, о чем говорил мне до этого толстый Карл Миллер, неожиданно обрело иной смысл и предстало в ином свете.
Она была юная, нежная, мягкая, сплошные завитки и кружавчики, и косметика в стиле «маленькая девочка». Совершенное воплощение того, как, по общепринятому мнению, должны выглядеть все молодые женщины. Безупречно вычерченные и вылепленные нос, губы, скулы — все именно такое, как должно. В глазах и улыбке искрилась отлично сознающая себе цену невинность, посверкивал бесконечно далекий от вульгарности порок, который дремлет, никак не проявляясь, до тех пор, пока не узнает себе цену — в деньгах или в накале чувств.
Интересно, чем платил ей Миллер и долго ли еще собирался он это делать, и вправду ли она думала выйти за него замуж или просто поддерживала в нем эту мечту дразнящими намеками и ложью? Интересно, какого цвета у нее глаза? Какие волосы?
