Кто не спрятался - Устинов Сергей Львович (читаемые книги читать .txt) 📗
– Ну, ни при чем тут милиция, понимаете? Ни при чем! Что я должен, по-вашему, сделать? Броневик туда послать? Нет у меня броневика.
– Вы власть, – возмущенно шипел мужчина, норовя просунуть голову в самое окошко, но ему мешал пирожок. – А они натуральные хулиганы!
– Хулиганов вы не видали, – с непонятным сожалением вздыхал Калистратов. – Вам сказали: обращайтесь в торг. А я не могу заставить магазин выдать жалобную книгу. Это не в моей компетенции.
– Где ваш начальник? – загремел мужчина грозовыми раскатами.
– Второй этаж налево, комната двенадцать, – с видимым облегчением быстро ответил дежурный. И тут же повернулся ко мне: – Ляпуновская, 6. Стеклянный дом, знаешь?
Я кивнул.
– Домоуправ звонил, заливает квартиру сорок, совсем залило. А наверху, видать, дома никого нет. Они хотят вскрыть дверь, давай поприсутствуй и, если надо будет, все оформи.
Стеклянным домом называют у нас кооператив “Луч”, кажется, самый старый в округе. Подмяв под себя несколько глухих и полуослепших деревянных домиков с заросшими палисадниками, его десятиэтажный корпус из светлого силикатного кирпича вырос здесь в середине шестидесятых предвестником будущих перемен. Он сразу занял господствующее над местностью положение, потеснив в правах моего “жолтовского” (или “жилтовского”, как говорили давно забывшие, откуда идет название, местные жители), подковообразную семиэтажку, еще до войны построенную знаменитым архитектором: с эркерами, полукруглыми стрельчатыми окошками и прочими излишествами. Впрочем, они недолго соперничали, слобода наша стремительно застраивалась. Пройдясь гигантским пылесосом, время засосало в черную трубу все, что не имело сил сопротивляться: старое, деревянное, одноэтажное. И на освобожденной перепаханной почве пошли произрастать блочные, панельные, кирпичные, с каждым поколением становясь выше и стройнее, как и положено акселератам.
Говорят, кооператив “Луч” строился по особому проекту. Рассказывали, что в его правлении были тогда очень влиятельные люди, которые и добились этого особого проекта, состоявшего главным образом в высоких потолках, больших кухнях и каменных лоджиях вдоль всей квартиры. Все это действительно было редкостью во времена повального совмещения санузлов. Ходила даже легенда, что один из членов правления был влиятельным настолько, что после жеребьевки квартир сумел перевернуть в плане еще не построенный дом так, чтобы окна его будущей спальни смотрели не на восток, а на запад! Вот какие замечательные люди жили в этом доме!
Отцы-основатели не были, однако, совершенно чужды экономии. И в целях сокращения расходов решили первый этаж сделать нежилым, отдав его под продуктовый магазин. Опрометчивость решения стала ясна, только когда дом выстроили. Вероятно, из-за того излишне влиятельного члена, который не хотел, чтобы солнце будило его по утрам, подъезды оказались на той же стороне, что и фасад магазина. Среди пайщиков пошли нехорошие разговоры про шум, грязь и пьянь, тут же кстати вспомнили о крысах, муравьях и тараканах. Короче, магазину отказали, а в построенное для него помещение пустили какую-то контору, и с тех пор в огромных витринах, как в аквариумах, снуют туда-сюда юркие секретарши, проплывают мимо толстых стекол солидные плановики и бухгалтеры. Жильцы же, получив квартиры, немедленно в массовом порядке застеклили лоджии, превратив дом в стеклянный снизу доверху.
Почему-то именно эти краеведческие сведения первыми пришли мне в голову, пока я шел от отделения, знакомым с детства маршрутом срезая угол через двор. На самом деле со стеклянным домом у меня было связано немало совсем других воспоминаний. В том числе свежих: здесь находились две из обчищенных по наводке квартир.
Меня ждали. В просторном холле около лифта за столом на месте лифтера сидел с важным видом волосатый парень в джинсовой куртке-варенке. Рядом с ним утопал в низеньком кресле маленький крепыш в сером потертом пиджаке и с мятым перекрученным галстуком поверх несвежей рубашки. А между разбросанными там и сям по холлу фикусами в кадушках метался, как видно, заливаемый жилец – в домашней куртке и в тапочках на босу ногу.
– Наконец-то! – закричал он при виде меня. – Давайте скорее, скорее, у меня там книги! Если их зальет...
Крепыш выкарабкался из кресла и протянул широкую твердую ладонь:
– Панькин, домоуправ.
Тут же вскочил из-за стола волосатый парень, резко уронил подбородок на грудь и даже, кажется, ногой под столом шаркнул:
– Малюшко, лифтер.
По лицу его бродила ерническая улыбка. Панькин, кинув на него неодобрительный взгляд, стал объяснять:
– Мы бы сами, да там... Такой жилец... Если что – не оберешься. Надо честь по чести...
Залитый приплясывал у открытого лифта.
– Пошли, Трофимыч, – позвал Панькин, и от стены в углу оторвался не замеченный мной сразу высокий худой человек в синем рабочем халате с потертой продуктовой сумкой. – Плотник, – показал мне на него подбородком домоуправ.
Лицо плотника было мне чем-то знакомо, я на всякий случай кивнул ему, он с готовностью ответил. В последнее мгновение пятым в кабину втиснулся лифтер Малюшко.
– Куда? – слабо пискнул из-за наших спин домоуправ.
– Плотник! – хохотнул Малюшко. – Там подрывник нужен. Не верите вы мне!
– Вернись на пост!
– Да не украдут ваши фикусы!
– Вернись, говорю!
– Без меня не обойдетесь!
Так они препирались, пока лифт не остановился. Малюшко первым вывалился на площадку и подскочил к двери с номером “44”.
– А? Что я говорил? – Он торжествующе показывал на три расположенных один над другим блестящих никелированных замка. – Фирма! И дверь у него изнутри железная, и косяк стальной – я заходил, я знаю!
– Может, стояк внизу перекрыть? – спросил я домоуправа.
– Перекрыли уже, – ответил он, – да только там, похоже, столько налилось... Того гляди, снизу по всей квартире потолок рухнет”.
– О, – застонал нижний жилец, ломая руки, – да сделайте же что-нибудь! У меня книги...
– Через лоджию, – отчеканил лифтер Малюшко. – Другого пути нет.
– А кто полезет? – подозрительно спросил Панькин. – Ты, что ли?
– Могу и я, – небрежно согласился Малюшко, но было видно, что в нем так и кипит азарт быть в центре событий. – Я уж лазил, когда Полещучка захлопнулась.
– Сравнил! – махнул рукой домоуправ. – Полещук – второй этаж, а здесь шестой!
– Какая разница? – гнул свое волосатый лифтер. – Была бы веревка покрепче или канат.
– Есть! – вскричал окрыленный внезапной надеждой нижний. – Есть трос в машине! Нейлоновый! Только бы наверху кто-нибудь был в квартире...
– Там Евгения Семеновна, она всегда дома, – заявил Малюшко, и все разом посмотрели на меня.
Вот оно что. “Вы власть...” Они хотят, чтобы решение принял я. Взял ответственность. Для того и вызвали: “Если что – не оберешься...” Что – если что? Может, сказать: делайте, как хотите? Это не в моей компетенции?
– Давайте трос, – сказал я. – Посмотрим, что к чему.
Малюшко оказался сноровистым парнем. Ловко соорудил себе из троса и скамеечки, реквизированной у Евгении Семеновны, люльку. Я настоял, чтобы он для страховки обвязал трос вокруг пояса, а за другой конец взялись мы все вместе. Через несколько секунд после того, как его голова скрылась за краем лоджии, снизу послышался голос:
– Стою на ногах. Окошки все позаперты. Выдавливать?
– Да, да! – нервно завопил владелец книг, державший самый хвост троса. – Трофимыч вставит, я заплачу!
– Смотри не порежься, – обеспокоенно посоветовал Панькин, и тут же раздался решительный звон стекла. Трос ослаб.
– Готово! – радостно крикнул Малюшко. – Идите, открою!
Мы быстро спустились вниз и застали его уже в распахнутой настежь двери. За эти полминуты он страшно переменился. Глаза у него были круглые, губы прыгали.
– Что? – спросил я, предчувствуя ответ. Но он только вяло махнул рукой в глубь квартиры и посторонился, пропуская меня. В коридоре хлюпала под ногами вода. Путь в комнату ей преграждал толстый ворсистый ковер, край которого потемнел от впитавшейся влаги. Посреди этого ковра лежал ничком человек в дорогом шелковом халате. Голова его была залита кровью.
