Мне тебя заказали - Стернин Григорий (чтение книг .TXT) 📗
Какой-то неприметный, серый Нырок был известен тем, что убил известного петербургского ювелира Нордмана. Он долго готовился к ограблению его богатейшей квартиры на пересечении Литейного и Невского проспектов. На драгоценности Нордмана уже были найдены покупатели, уже была договорённость о цене изделий, тщательно подобраны ключи к его квартире, заранее отключена сигнализация. Семидесятилетний Нордман должен был находиться в это время у сына в Америке, все было разведано и тщательно изучено, каждый шаг его передвижения по земному шару. Но… человек предполагает, а бог располагает… Нордман поссорился с сыном и прилетел из Сан-Франциско на день раньше. Как он попал в квартиру, никто не знал, видимо, наблюдатели прозевали его…
…Ложился Нордман рано, свет в его окнах не горел, когда спокойный и уверенный в безопасности своего мероприятия Нырок, открыв многочисленные замки квартиры ювелира, оказался внутри…
Только Нырок зажёг свет, как услышал звонкий старческий голос:
— Руки вверх!
От неожиданности у сорокалетнего Нырка чуть не случился разрыв сердца. Ограбление Нордмана он считал главным делом своей жизни и такого подвоха не ожидал никак. Перед вором стоял небольшого роста седой человечек во фланелевой пижаме и направлял ему в лоб дуло пистолета.
— Грабить меня пришёл, быдло вселенское? — Глаза Нордмана горели от бешенства. — Моих драгоценностей захотелось, шакал? Девять граммов получишь в свой медный лоб и больше ничего…
Медлительность и излишняя разговорчивость подвели Нордмана, надо было молча стрелять в лоб… А Нырка выручил обычный животный страх. Делать ему было нечего, глаза Нордмана говорили, что он шутить не собирается и обязательно выстрелит через несколько секунд, Нырок пригнулся, сделал отчаянный рывок в сторону, а затем сильно толкнул ювелира головой в грудь. Тот упал, выронив пистолет, но сдаваться не собирался, и отдавать хоть что-нибудь из накопленных годами денег и ценностей тоже. Они сцепились на полу, оба пытаясь дотянуться до пистолета, Нордман оказался на удивление силён физически и достаточно ловок для своего возраста. Ненависть к вору придавала ему дополнительных сил, и он чуть было не задушил незваного гостя. И все же более молодой и сильный Нырок одержал верх, дотянулся пальцами до пистолета и выстрелил Нордману в голову из его же оружия. А затем жадность подвела вора. Он, презрев опасность, все же не хотел отказываться от дела своей жизни и стал опустошать квартиру. На этом занятии его и взяла бригада оперативников, вызванная соседями, услышавшими выстрел.
Нырок получил за свой подвиг пятнадцать лет и строжайший выговор от тех, кто готовил почву для этого преступления. А готовил его некий уголовный петербургский авторитет по кличке Палёный. И отправился Нырок, несолоно хлебавши, в дом родной на пятнадцать лет…
…Отчего-то Алексею не понравился тяжёлый напряжённый взгляд исподлобья, которым одарил его вновь прибывший Нырок, взгляд изучающий, любопытный… Бесцветные глазёнки из-под густых бровей загорелись интересом…
В зоне к Алексею большинство заключённых относились с уважением. Статья у него была почтённая, человек он был заслуженный, бывший офицер, бывший предприниматель. Несколько попыток как-то ущемить его права он предотвратил мгновенно. К тому же по воровской почте передали, что у Кондратьева есть влиятельный покровитель в воровском мире — об этом сумел побеспокоиться Сергей Фролов, связавшийся со своим боевым товарищем Алексеем Красильниковым. И хоть его старший брат, знаменитый Чёрный, находился в бегах, это громкое имя производило впечатление… Кондратьев попал в разряд «мужиков», от тёплых мест отказывался и работал на лесоповале.
…Он ворочался на нарах и вспоминал свою жизнь… Сидеть оставалось ещё долгих четыре года… И что ждёт его на воле? Ничего у него нет, ни квартиры, ни близких людей. Недавно он узнал, что от инфаркта умер его отец и тяжело больна мать… Тридцать семь лет, и ничего — ни дома, ни семьи, ни детей…
Грели душу только воспоминания о погибших Лене и Митеньке, только это и было точкой опоры. Да ещё, пожалуй, печальные глаза Инны, глядящие на него, сидящего в клетке, из зала суда, когда зачитали приговор, слезы, текущие по её бледным щекам… Про Инну он вспоминал все чаще и чаще…
Нет, никак ему не спалось… Он слез с нар и пошёл в сортир. Шёл и не слышал, как вслед за ним с нижних нар поднялся ещё один зэк… Был первый час ночи.
Стоя в туалете, Алексей не расслышал за своей спиной бесшумных шагов. Он почувствовал присутствие человека каким-то шестым чувством, тем самым тревожным чувством, ощущением приближающейся неизвестно откуда опасности, которое не давало ему спать. В этот момент он закуривал сигарету…
Он резко обернулся и увидел прямо перед собой перекошенное лицо Нырка. В его руке блеснула острая заточка. Ещё мгновение, и заточка вонзилась бы в его тело…
Ни секунды ни раздумывая, Алексей ногой выбил заточку из руки Нырка.
Затем ударом кулака в челюсть он сбил киллера с ног. Сразу припомнился злополучный Мойдодыр, но на сей раз мысли у Алексея были совершенно иные. Теперь не только обороняться хотелось ему, надоело бесконечно защищать свою жизнь неизвестно от кого. Бешеная, захлёстывающая злоба к этим тёмным неведомым силам, ополчившимся против него неизвестно за что, охватила его. Ему захотелось смерти киллера. Но ещё больше захотелось, чтобы он рассказал, кто его подослал. Должно же когда-то тайное стать явным…
Нырок лежал на спине на полу сортира, а Алексей сидел на нем верхом. «Только бы не зашёл не вовремя вертухай, — молил он. — Сейчас, сейчас я узнаю все…»
Он поднял с пола острую заточку и приставил её к бесцветному выпученному глазу Нырка.
— Говори, кто тебя подослал, кто заказал меня? Говори! — буквально шипел Алексей.
Нырок пытался сопротивляться, но железные пальцы танкиста не оставляли ему никаких шансов. К тому же он понимал, что одно движение — и его же собственная заточка лишит его правого глаза. А этого ему никак не хотелось…
Не хотелось, конечно, и колоться. Слишком уж серьёзным человеком был тот, кто послал его на это дело, кто дал взятку за то, чтобы его направили именно в эту колонию, где сидел Алексей. Но выбора не было. Побарахтавшись немного, Нырок выдавил из себя через силу:
— Палёный.
Сказанное им услышал не один Кондратьев. Рядом с Алексеем стоял так же бесшумно вошедший в туалет Меченый.
— Знаю Палёного, авторитет из Питера, — прохрипел Меченый. Алексей обернулся от неожиданности, Нырок было дёрнулся ещё раз, но железные пальцы продолжали давить ему горло.
— Что делать? — спросил совета Меченого Кондратьев.
— Жить хочешь? — вместо ответа спросил Меченый.
Алексей как-то неопределённо пожал плечами, а потом все же утвердительно кивнул головой.
— Мочи его, — шепнул Меченый. — Он тебя в покое не оставит, останется жить — ты труп.
Слова эти услышал Нырок и сделал ещё одну попытку вырваться из тисков.
— Мочи, — повторил Меченый. — Сейчас вертухай придёт. Тогда тебе крышка…
И Алексей сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он резким движением всадил заточку под сердце Нырка. Тот ещё раз дёрнулся и затих. Удар получился абсолютно точным, второго не потребовалось. Пригодились рукопашные схватки в Афганистане, когда Алексей так же яростно боролся за свою жизнь…
— Клево получилось, — похвалил удар Меченый. — Надо отпечатки пальцев стереть…
Алексей взял платок и стал тщательно стирать с заточки, торчащей в теле Нырка, отпечатки своих пальцев.
— Хватит, — прохрипел Меченый. — Порядок. Пошли спать… Завтра побазарим, утро вечера мудрёнее…
Они вышли из туалета и огляделись по сторонам. На сей раз удача была на стороне Алексея. Никто ничего не видел…
Сердце бешено колотилось у него, когда он ворочался на своих верхних нарах. Снизу он слышал клокочущий кашель Меченого. В таких условиях он никогда не лишал жизни человека, и тем не менее совесть не мучила его. Не было ему и страшно. А сердце колотилось от чувства гордости за себя. Он не дал себя победить. Он узнал, кто его заказал, хоть это имя и ничего ему не говорило. Но зацепка уже была. А это значило, что он узнает имена тех, кто стоит за Палёным, обязательно узнает…
