Час убийства - Гарднер Лиза (читаем книги txt) 📗

Мать Норы Рей смотрела телевизор, сидя на старом коричневом диване в полинявшем розовом халате, который носила три года. Короткие, седые у корней волосы торчали во все стороны и будут торчать, пока не придет бабушка Норы и не заставит дочь взять себя в руки. Без нее Эбигейл Уоттс редко поднималась с дивана. Сидела сгорбившись приоткрыв рот и неотрывно смотрела на экран. Некоторые люди начинают пить, думала Нора Рей. Ее мать все время просиживала у телевизора.

Нора Рей еще помнила то время, когда мать была красивой. Эбигейл поднималась в шесть часов, накручивав волосы на термобигуди и накладывала макияж. Когда Нора Рей и Мэри Лини спускались завтракать, мать в элегантном платье с цветочным узором суетилась на кухне, наливала отцу кофе, ставила перед ними тарелки с овсянкой и весело болтала ровно до семи часов пяти минут. Потом хватала сумочку и отправлялась на работу. Тогда она была секретаршей в юридической фирме. Получала не ахти какие деньги, но ей нравились и работа, и двое партнеров, владевших фирмой. К тому же в маленьком рабочем районе та работа считалась престижной. Юридическая фирма… Приличное место.

Мать Норы Рей уже несколько лет не появлялась на службе. Нора Рей даже не знала, уволилась ли она по всей форме. Скорее просто вышла однажды, получив звонок из полиции, и больше не возвращалась.

Юристы отнеслись к этому добросердечно. Предложили свои услуги на процессе, который так и не состоялся, поскольку преступник не был пойман. Какое-то время Эбигейл платили жалованье. Потом объявили, что она в отпуске. А теперь? Нора Рей не верила, что мать сохраняла рабочее место три года спустя. Никто не проявит такого добросердечия. Нет никого, чья жизнь застывает на столь долгое время.

Разумеется, за исключением семьи Норы Рей. Они жили в каком-то разрыве времени. Комната Мэри Линн, со светло желтыми стенами, украшенная синими лентами и призами скачки, оставалась в прежнем виде. Брошенные в углу грязные джинсы все еще ждали, когда восемнадцатилетняя девушка вернется домой и отправит их в стирку. Щетка для волос с застрявшими в ней длинными темными нитями лежала на ее туалетном столике рядом с губной помадой и тушы для бровей и ресниц.

А к зеркалу туалетного столика все еще было приклеено письмо из университета штата, датированное 2000 годом: «... сообщить вам, что Мэри Линн Уоттс официально принята на первый курс…».

Мэри Линн хотела стать ветеринаром. Со временем она смогла бы целый рабочий день спасать лошадей, которых так любила. Нора Рей собиралась стать адвокатом. Потом они смотрели бы расположенные рядом фермы, где ездили бы верхом перед тем, как отправляться на очень доходную и, несомненно, очень любимую ими работу. Вот о чем они говорили в то лето. И хихикали по этому поводу. Особенно в последний вечер, когда было так жарко, что они решили поехать поесть мороженого.

Вначале, после того как Нора Рей вернулась домой, а Мэри Линн нет, дела обстояли по-другому. Прежде всего к ним заходили люди. Женщины приносили кастрюли с едой, пироги, печенье. Мужчины появлялись с газонокосилками, молотками и молча принимались за мелкие работы по дому. Было шумно от многолюдья, все старались проявить заботу, все хотели сделать так, чтобы у Норы Рей и ее родителей все было чин чином.

Мать тогда еще принимала душ и надевала платья. Лишившись дочери, она пыталась сохранить ритм повседневной жизни. Поднималась, накручивала волосы на бигуди и ставила на плиту кофейник.

Тогда хуже всех было отцу. Он ходил с ошеломленным взглядом из комнаты в комнату, постоянно сжимая и разжимая большие мозолистые кулаки, он имел репутацию человека, умеющего делать все. Однажды летом отец построил им настил. Он выполнял в округе случайные работы, чтобы помочь Мэри Линн оплачивать занятия верховой ездой. Регулярно, каждые три года, красил дом, и он был самым опрятным в квартале.

Большому Джо по плечу любая работа – так говорили все. До того июльского дня.

Потом люди стали заходить реже. Еда больше не появлялась волшебным образом на кухне. Газон не стригли каждое воскресенье. Мать Норы Рей перестала носить платья. А отец вернулся к прежней работе на железнодорожной станции. Приходя вечерами, он подсаживался к матери на диван, и они сидели как истуканы, смотря бессмысленные комедии, а экран до глубокой ночи отбрасывал яркие цветные пятна на их лица.

Тем временем газон зарастал бурьяном и передняя веранда стала прогибаться. Нора Рей научилась стряпать, а ее мечты о юридическом факультете становились все более и более несбыточными.

Жители района уже шептались о них. Эта жалкая семейка в том жалком домишке на углу. Слышал, что стряслось с их дочерью? Так вот, знаешь…

Иногда Нора Рей думала, что ей надо ходить по улицам прицепив к одежде алую букву, как женщина в книжке [5], которую она прочла в последнем классе школы. Да, мы та самая семья, лишившаяся дочери. Да, мы те, кто пострадал от преступления. Да, такое может случиться и с вами, поэтому правильно, отворачивайтесь, когда мы проходим близко, и шепчитесь у нас за спиной. Знаете, возможно, убийство заразно. Оно нашло наш дом. Вскоре найдет и ваш.

Но она никогда не говорила этого вслух. Не могла. Нора Рей – последний активный член семьи. Она должна сплачивать ее, создавать впечатление, что одной дочери может быть достаточно.

Мать начала клевать носом, как всегда перед сном. Отец уже лег спать. Утром ему предстояло идти на работу, и это делало его чуть более нормальным в их странной, жалкой семье.

Наконец Эбигейл не выдержала. Голова ее запрокинулась назад. Плечи вдавились в мягкую спинку дивана, купленного в лучшие времена для лучших дней.

Нора Рей вошла в комнату, но телевизор не выключила, зная, что внезапное исчезновение звука разбудит мать скорее любой воющей сирены. Достав пульт станционного управления из кармана полинявшего халата матери, она постепенно убавила звук.

Теперь слышалось негромкое сопение женщины, которая не двигалась месяцами, однако была изнуренной не по годам.

Нора Рей сжала кулаки. Она хотела ударить мать по лицу, сказать ей, что все будет хорошо. Хотела, чтобы мать стала прежней, настоящей, ведь ей, Hope; трудно быть самой сильной в семье. Иногда ей хотелось свернуться в клубок и поплакать.

Положив пульт на журнальный столик. Нора Рей на тапочках вернулась к себе в комнату, где шумный кондиционер понижал температуру до шестнадцати градусов и возле кровати постоянно стоял полный воды кувшин.

Она залезла под толстое одеяло и уютно устроилась, но заснула не сразу.

Нора Рей думала о Мэри Линн. О том, как в тот последний вечер они вдвоем возвращались домой и сестра весело болтала на водительском сиденье.

«Фу-ты, – говорила сестра. – Кажется, у нас спустило колесо. О, подожди. Нам везет. Позади останавливается какой-то человек. Отлично, правда? На свете полно хороших людей».

Мужчина донельзя устал. Дела свои он завершил в третьем часу ночи. Вернул фургон на место и, хотя мышцы невыносимо болели, вымыл машину снаружи и внутри при неярком свете фонаря. Даже залез под нее и обдал шасси струёй из шланга. Грязь может кое о чем поведать. Ему ли не знать.

Потом вытащил ящик для перевозки собак, протер нашатырным спиртом. Сильный, едкий запах предельно обострял его чувства, пока он уничтожал отпечатки пальцев.

Мужчина задумался о том, все ли он сделал. Следовало бы вымыть и аквариум, хотя что по нему можно определить? Что он когда-то держал в нем дома змею? Это не преступление. И все-таки оставлять что-то на волю случая не стоит.

Незачем быть одним из тупых остолопов, про которых отец говорил, что они думают не головой, а задницей.

Мир кружился. Мужчина чувствовал, что в глубине мозга собираются грозовые тучи. Когда он уставал, приступы становились тяжелее. Черные провалы разрастались до неимоверных размеров, поглощая не только часы и минуты, но и целые дни. Сейчас он не мог допустить этого. Нужно быть бдительным. Настороженным.