Сделка Райнемана - Ладлэм Роберт (чтение книг txt) 📗

Дэвид, повесив трубку, вздохнул полной грудью и только тогда заметил, что весь вспотел, хотя в доме с холодными глинобитными стенами было прохладно. Легкий ветерок с зеленых лугов дул в окна, развевая занавески. Он взглянул на Леона, сидевшего в плетеном кресле с высокой прямой спинкой.

– Ну как я? – спросил Дэвид.

Физик сглотнул слюну и заговорил:

– Ваши слова… звучали… весьма… убедительно… Однако… дались они вам… совсем не легко… Об этом можно судить… и по капелькам пота на вашем лице… и по выражению… ваших глаз. – Леон улыбнулся и, тут же вновь став серьезным, спросил: – Есть ли… у нас… хоть какой-то шанс… получить… остальные чертежи?

Сполдинг, слушая Эжена, подумал: то ли он уже начал привыкать к затрудненной речи ученого, то ли у того наметился в этом отношении определенный прогресс. Когда же Леон кончил говорить, он зажег сигарету, затянулся, посмотрел на плавно колышущиеся занавески и только затем повернулся к физику.

– Мне хотелось бы, доктор, чтобы мы лучше понимали друг друга. Я не собираюсь считать виной всему проклятые чертежи, хотя, возможно, и мог бы сделать это. Но если ради того, чтобы заполучить остающуюся документацию, мы рискуем тем, что траулер встретится с субмариной, я отказываюсь от дополнительной партии. Насколько я представляю себе, у нас и так три четверти полного комплекта чертежей, что уже само по себе немало… И сейчас я думаю лишь о том, кто именно заправляет операцией… Улики я раздобыл, теперь же мне нужны имена главных действующих лиц.

– Вы жаждете возмездия, – произнес мягко Леон.

– Да!.. Как бог свят!.. Хочу покарать виновных! – Дэвид смял сигарету, так и не выкурив ее, подошел к открытому окну и взглянул на расстилавшиеся по ту сторону ограды луга. – Прошу прощения, я не собирался разговаривать с вами в подобном тоне. Хотя, возможно, и должен был бы. Вы слышали Фельда, вы видели, что я принес из Очо-Кале. Вы знаете все об этом мерзком… непристойном деле.

– Прежде всего, я знаю, что… пилоты, которые ведут эти далекие от совершенства самолеты… ни в чем не виноваты… Я знаю, я убежден, что… Германия во что бы то ни стало должна быть разбита.

– Замолчите, ради бога! – прорычал Дэвид, отходя от окна. – Вы же видели все! И должны были бы понять, что творится вокруг!

– Вы вот утверждаете, будто… между нами и ими… нет никакой разницы, не так ли?.. У меня… другое мнение… И я не думаю, что вы сами… верите в то, что говорите.

– Я и сам уже не знаю, верю ли вообще хоть во что-то!.. Впрочем, нет, это-то я знаю. Знаю, что то, против чего я выступаю, не позволяет мне верить во что бы то ни было… И еще я знаю, что мне нужно выяснить имена тех людей.

– Имена вы узнаете… Главное же в другом, в вещах… морального порядка… Думаю, вопросы, которые… возникли у вас, будут терзать вас… еще долгие годы. – От волнения Леону становилось все труднее выговаривать слова. – Что же касается меня, то… я считаю, что Ашер Фельд в любом случае, что бы там… ни происходило, абсолютно прав… В сложившейся обстановке недопустимо пытаться уладить все мирным путем… Войну необходимо довести до победного конца.

Леон замолчал и потер горло. Дэвид направился к столу, где у Эжена стоял кувшин с водой, наполнил стакан и, подойдя к изможденному физику, подал ему. И когда тот кивнул в знак благодарности, Сполдинг подумал вдруг, что все это выглядит довольно странно… Этот больной человек, ставший, по сути, отшельником, меньше, чем кто-либо еще, выигрывает от победоносного завершения войны. И для него лично не имеет значения и то, сколь долго еще продлится она. Тем не менее его за живое задело упоминание об Ашере Фельде. По-видимому, перенеся в своей жизни немало страданий, он отдавал предпочтение наипростейшим, прямым путям решения проблемы, в то время как у него, Дэвида, преисполненного чувства гнева, был несколько иной подход к таким делам.

Итак, на сцену снова выходит этот Ашер Фельд. Сейчас он – в отеле «Альвеар».

– Послушайте, – сказал Сполдинг. – Если у нас и впрямь имеется шанс раздобыть недостающие чертежи, – а я не исключаю такого, – то мы непременно воспользуемся им. Правда, дело это весьма опасное… Не для нас, а для вашего друга Ашера Фельда. Сейчас я не знаю, как там все сложится, и поэтому ничего не могу обещать… Главное, что волнует меня в данный момент, – это как раздобыть имена… Поверьте, я не забываю о наших с вами общих делах. Но, пока мне не удастся узнать имен, Райнеман должен думать, будто я так же стремлюсь заполучить чертежи, как он – алмазы… В общем, посмотрим, что будет и как.

Раздался слабый дребезжащий звонок телефона. Дэвид взял трубку.

– Это я, Баллард, – послышался встревоженный голос шифровальщика.

– Слушаю вас, Бобби.

– Надеюсь, что ваша совесть чиста, хотя все вокруг уверяют меня в обратном. Я исхожу из того, что вы, как человек разумный, не захотите предстать перед военным судом по обвинению в хищении нескольких долларов и сесть затем на долгие годы в тюрьму.

– Вы правильно рассудили. Но объясните все же, в чем дело? К вам поступила какая-то информация, касающаяся непосредственно меня?

– Начнем с главного. Военно-морские силы желают заполучить вас живым или мертвым. Полагаю, труп для них предпочтительней, хотя прямо об этом не говорится.

– Думаю, им не составило особого труда разыскать Михана и шофера…

– Само собой разумеется! Но для этого им пришлось прочесать все окрестности, задействовав массу народа! Они просто взбесились! Обвиняют черт знает в чем наше посольство, и все потому, что «Фэрфакс» требует от них схватить вас. Впрочем, дело не только в «Фэрфаксе»: они и сами не прочь разделаться с вами. Обзывают вашу персону разбойником, вором и прочими не менее «лестными» словами.

– Ясно. Этого и следовало ожидать.

– Ожидать? Ну, вы даете! Не знаю, должен ли я говорить вам еще и о Грэнвилле, и все же скажу. Из-за вас он оборвал у меня все телефоны. В Вашингтоне готовят для нас какую-то сверхважную шифровку, и, пока не получу ее, я должен буду сидеть как прикованный за своим столом в аппаратной.

– Полагаю, пока что ему ничего не известно, поскольку на базе все держат в секрете, – произнес раздраженно Сполдинг.

– Черта с два, ничего не известно! Если вы и впрямь считаете, будто кто-то делает из вашей истории тайну, то глубоко заблуждаетесь! Нам известно и о планах временной приостановки радиосвязи! И о том, что военный департамент поспешил обвинить вас в предательстве и дезертирстве! Ведь как-никак это он осуществляет непосредственное руководство операцией, в которой участвуете вы, хотя формально она и проводится Объединенным штабом союзных держав.

– Я знаю об этом. И могу даже назвать вам отдел департамента, занимающийся сделкой.

– Не сомневаюсь… Хочу также поставить вас в известность о том, что к берегам Аргентины направляется подводная лодка с двумя важными особами из Берлина. Но это уже вас не касается, поскольку вы выведены из игры. Грэнвилль лично сообщит вам об этом.

– Дерьмо он! – закричал Дэвид. – Настоящее дерьмо! Закрывает глаза на действительность! Спросите любого секретного агента в Европе, и он вам скажет, что из немецких портов невозможно вывезти тайком даже Briefmarke [77], не говоря уже о чертежах! Никто не знает этого лучше, чем я!

– Весьма интересно с точки зрения онтологии [78], хотя представление о дерьме никак не ассоциируется с…

– Оставьте свои шуточки! Мне сейчас не до них! – взорвался Дэвид и тут же пожалел об этом, поскольку у него не было никаких оснований кричать так на шифровальщика. Баллард разговаривал в той же манере, что и восемнадцать часов назад, и, хотя, возможно, кое-что усложнял, не смог сообщить ему ничего такого, что действительно взволновало бы его. Бобби, конечно же, и понятия не имел ни о кровавой резне в Сан-Тельмо, ни о находящихся в Очо-Кале промышленных алмазах, предназначенных для Пенемюнде, ни о «Хагане», внедрившей своих агентов в сверхсекретное подразделение военной разведки. И он не узнает об этом и в данный момент. – Простите, но на меня так много свалилось всего!