Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович (читать полную версию книги .txt) 📗
— Пепе, мы можем все испортить, если я не обращусь к здешним радистам… Они могут ретранслировать меня, Макс поймет, что это я, ему будет легче, знаешь, как это здорово, когда слышишь голос друга?!
— Хорошо, — сказал Гуарази. — Но если ты сделаешь что-нибудь не так, я не позавидую твоей любимой. И детям Спарка.
Роумэн как-то сник, посмотрел на Гуарази с горечью:
— Почему-то мне казалось, что ты более никогда не сможешь произнести такие слова… Очень обидно, Пепе, что ты их произнес…
Он взял микрофон и приник к приемнику, настраиваясь на волну радиоклуба:
— Алло, алло, дорогие друзья! Вас сердечно приветствует экипаж Вернера фон Крузе, Парагвай! Мы везем вам кубок, который будет вручен победителю! Как слышите? Прием.
— Слышим прекрасно. Кто говорит?
— Говорит Вернер фон Крузе, второй пилот Пепе Леварсиа, разрешите посадку?
И, вырубив радио, Роумэн, прилепившись к стеклу кабины, закричал:
— Вот они! В первом ряду! Гони самолет туда!
Штирлиц дождался, когда незнакомый самолет, в кабине которого сидел Роумэн, подпрыгнув пару раз, взял направление к трибуне, опустил руку в карман, почувствовал тепло Клаудии, улыбнулся ей, расцарапал подкладку, нащупал двумя пальцами (ледяные, как бы не выронить!) бритву, вытащил ее (что, зелененькая ящерка, пора?), обнял Мюллера за шею и шепнул:
— Чувствуешь бритву? Перережу артерию, если не посадишь меня в этот самолет… Скажи тем, кто стоит рядом, чтобы не стреляли.
— Вы сошли с ума, Штирлиц. Меня не послушают! Я же объяснял!
— Послушают.
Ощущая, как острие бритвы царапает шею, упираясь в ровно пульсирующую сонную артерию, Мюллер крикнул:
— Не стрелять!
Рев мотора того самолета, что направлялся к ним, был оглушающим; Штирлиц попросил, склонившись к уху Мюллера:
— Громче!
— Не стрелять! — срываясь на визг, заорал Мюллер. — Не стрелять!
— Идем, — сказал Штирлиц.
И они двинулись к самолету — как-то странно, по-крабьи, впереди Штирлиц, а за ним, в обнимку, Мюллер; «первый» открыл дверь и выбросил коротенькую лестницу; Гуарази обернулся ко «второму»:
— Только не зацепи лысого!
Роумэн, услыхав эти слова, сказанные не громко, но отчего-то явственно до него долетевшие, все понял; выхватив парабеллум из кобуры пилота, он навскидку жахнул «первого» и «второго»; перевел парабеллум на Гуарази:
— Двинешься — убью!
— Двинусь, — ответил тот, опуская руку в карман. — Я не могу иначе, Пол.
Роумэн выстрелил в него два раза подряд, стремительно перевалился через сиденье, встал у двери; Мюллер и Штирлиц были в двух шагах от люка; лица белые, ни кровинки, — бритва на шее группенфюрера, мокрый Штирлиц крутит его вокруг себя; паника на трибунах, по полю разбегаются молоденькие парни, стриженные под высокий бокс, со снайперскими винтовками, шлепаясь в пыль; Штирлиц остановился спиной к лестнице, загораживаясь Мюллером от возможных выстрелов.
— Все, — прокричал тот. — Я дам приказ, чтобы вам дали улететь! Пустите, Штирлиц! Иначе погибнем оба!
Штирлиц бросил бритву, схватил Мюллера за шею и втащил в кабину, заорав пилоту:
— Разгоняйтесь на трибуны! Можно взлететь! Скорей, Пол! Скорей!
Мюллер закричал:
— Они же начнут стрельбу, Штирлиц! Что вы делаете?!
Пилот развернул машину на трибуны и дал полный газ; самолет затрясло, гости попадали на землю, закрывая голову руками, выбило стекло в кабине пилота, — это начали пальбу охранники СС; самолет, наконец, оторвался от земли; пилот что есть силы тянул на себя рычаг высоты; Пол ткнулся лицом в плечо Штирлица, на ноге расползалось огромное кровавое пятно: «Ничего, кость цела, давай, пилот, давай, жми! Мы должны уйти!»
Самолет набирал высоту; пули дырявили дыры в крыльях; пилот смеялся: «Мы ушли!»; потом вдруг упал на щиток.
Роумэн перевалился на сиденье второго пилота, кровь хлестала из ноги, в голове шумело, казалось, виски вот-вот разорвет от нестерпимой боли, взял на себя руль, толкнул плечом пилота, тот медленно обвалился на него: из груди, разорванной несколькими пулями, пульсирующе фонтанировала кровь; приборы на доске не работали, разбиты, но самолет все же продолжал набирать высоту, хотя мотор выл надрывно, стонуще — вот-вот взорвется от перегрузки…
— Эй, Макс, — крикнул Роумэн, — я, пожалуй, продержусь полчаса… Потом мне хана… Или давай перетяни жгутом ногу, пока не вышла вся кровь.
— Сейчас, старый, — ответил Штирлиц. — Сейчас… Дай мне только захомутать группенфюрера, и я перетяну тебе ногу жгутом… Потерпи минуту, браток… Только одну минуту, и сделай так, чтобы мотор не взорвался, что-то он слишком ревет, нет?
