Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
– «Аквитания», – тихо подсказал ему Джоэл.
– Символическое название, да, именно «Аквитания», – согласился Бертольдье.
– Вы говорите не менее убедительно, чем в Бонне, – заметил Конверс. – И очень может быть, что это и могло бы сработать, но только не с теми людьми, что у вас.
– Простите?
– Вас и не нужно разделять, ибо вы уже разделены.
– Не понимаю вас.
– Позвоните, генерал, и убедитесь сами. Начните с Ляйфхельма. Скажите ему, будто только что позвонил Абрахамс из Тель-Авива и вы глубоко возмущены. Скажите, что Абрахамс собирается встретиться с вами – у него якобы есть новая информация обо мне, что он также признался, будто вместе с ван Хедмером виделся со мной в Бонне. Можете добавить, будто я сказал Абрахамсу, что он и его африканский друг – не первые, кто побывал у меня, первым был сам Ляйфхельм.
– А зачем бы мне говорить ему все это?
– Потому что вы – вне себя от возмущения. Никто не сказал вам об этих сепаратных переговорах со мной, и вы считаете подобное поведение нелояльным, а именно таковым, черт побери, оно и является. Несколько минут назад вы сказали, что моя жизнь ничего не стоит. Так вот, позвоните, генерал. Вы будете в шоке.
– Объяснитесь, пожалуйста!
– Зачем? Воспользуйтесь телефоном. Послушайте, что он скажет, как будет реагировать на ваши слова, как они все будут реагировать. И тогда вы все поймете. А поняв, решите, прав я или нет.
Бертольдье оперся руками о подлокотник кресла и начал было подниматься, не сводя глаз с телефонного аппарата. Конверс сидел совершенно неподвижно, пристально следя за французом и чувствуя лихорадочные удары собственного сердца. И тут генерал внезапно снова упал на подушки кресла, плотно прислонился к спинке и вцепился руками в подлокотники.
– Ладно! – закричал он. – Так что же там говорилось? О чем шла речь?
– Я полагаю, что вам лучше сначала поговорить по телефону.
– Бессмысленно! – коротко бросил Бертольдье. – Как вы сказали, вы не можете изменить механизм набора, а если бы и могли – что тогда? Подставные лица? Глупости! Мне достаточно задать им пару вопросов, чтобы понять, с кем я говорю.
– Тем больше у вас оснований позвонить им, – спокойно возразил Джоэл. – Вы убедитесь, что каждое мое слово – правда.
– И тем самым дам им преимущество, которого не было у меня.
У Конверса отлегло от сердца.
– Вам решать, генерал. Я же хочу только выбраться из всего этого.
– В таком случае скажите мне, что они вам говорили.
– Каждый из них спрашивал у меня одно и то же. Можно было подумать, что они не полагаются на действие наркотиков либо на тех, кто вводил их мне, или не доверяют друг другу. Они спрашивали, кого я представляю. – Джоэл помолчал: он понимал, что подцепил на крючок важного свидетеля, но, если рыба начнет биться, следует отпустить леску. – Полагаю, под наркозом я говорил о Биле на острове Миконос? – сказал он как бы в раздумье.
– Говорили, – подтвердил генерал. – Мы вышли на него несколько месяцев назад, но наш связной не вернулся. Вы объяснили, что произошло.
– Вы полагали, что Биль мог бы присоединиться к вам, не так ли?
– Мы считали, что он отказался от блестящей военной карьеры из отвращения к военной службе. Очевидно, это было отвращение особого рода – та самая слабость, которую мы презираем. Но сейчас я хочу услышать другое. Вы говорили о некоторых аспектах ценности жизни. Это то, что меня интересует. Говорите.
– Вы ждете прямого ответа, без всяких экивоков?
– Я требую правды, мсье.
– Ляйфхельм говорил, что вас выведут из игры в ближайшие месяцы, если не раньше. Слишком уж вы раскомандовались. Ваши приказы уже всем осточертели, а кроме того, вы требуете слишком многого для Франции.
– Ляйфхельм? Этот лицемер, запродавший собственную душу, отрекшийся от всего, за что боролся?! Тот, кто предал своих вождей на Нюрнбергском процессе, снабдив суд всеми возможными доказательствами, лишь бы втереться в доверие к союзникам! Он опозорил благороднейшую в мире профессию. Позвольте сказать вам, мсье, это он будет выведен из игры, он, а не я!
– Абрахамс утверждал, что ваши сексуальные отклонения представляют угрозу для общего дела, – продолжал Конверс, делая вид, что не заметил реакции Бертольдье. – Кажется, он назвал это «сексуальной угрозой», да, именно так. Он упомянул о материалах – один из них есть и у него – относительно ваших связей с лицами обоего пола, эти материалы, сказал он, положены под сукно только потому, что вы чертовски хороши в своем деле. Но может ли бисексуал, который преследует женщин и совращает молодых мужчин и мальчиков, который скомпрометировал слово «допрос», а также весь офицерский корпус, может ли такой человек считаться истинным представителем Франции в «Аквитании»? Он сказал также, что вы добиваетесь слишком большой власти и не прочь сформировать собственное правительство. Но, добавил он, к тому времени, когда станет вопрос о разделении власти, вас уже не будет.
– Меня не будет? – воскликнул француз, и глаза его засветились еще ярче, чем несколько недель назад в Париже, он дрожал от ярости. – Этот хам, этот вонючий неграмотный еврей посмел вынести мне смертный приговор?
– Ван Хедмер проявил большую сдержанность. Он просто назвал вас наиболее уязвимым звеном в системе…
– Плевать на ван Хедмера! – взревел Бертольдье. – Живое ископаемое! Он всего-навсего сырьевой источник. Он ничто, пустышка.
– Я и не отводил ему важной роли, – вполне искренно сказал Джоэл.
– Но этот задавака, этот похабник израильтянин – неужели он воображает, что может противостоять мне? Позвольте вам заметить, мсье, мне и раньше угрожали, и угрозы эти исходили от великого человека. Но дальше слов дело не пошло, ибо, как вы изволили выразиться, я был «чертовски хорош в своем деле». Таков я и сейчас! У меня есть и другой послужной список, в котором изложены все мои замечательные деяния, и он-то перекрывает любой набор грязных сплетен. Мои военные заслуги несравнимы с заслугами всех членов «Аквитании», включая и безногого эгоманьяка в Сан-Франциско. Он считает, будто это его идея! Наглая ложь! Я все разработал! Я! Он только дал название, выуженное из исторических учебников.
– Но он дал исходный толчок, заслав вам уйму всякого товара, – возразил Конверс.
– Просто он оказался на нужном месте, мсье! И не забывайте о солидных прибылях! – Генерал умолк, не договорив, а потом доверительно наклонился вперед: – Буду с вами откровенен, мсье. В любой элитной группе руководителей выдвинуться можно только за счет ума и характера. Так вот – по сравнению со мной все остальные – все! – самые обыкновенные посредственности. Делавейн – выживший из ума калека. Ляйфхельм – ярый нацист, а Абрахамс – напыщенный тупица, он один способен вызвать во всем мире волну антисемитизма, это образец самой скверной разновидности вождизма. Когда после всеобщей паники и хаоса заработают трибуналы, они обратятся ко мне, и я стану признанным лидером «Аквитании».
Джоэл поднялся со своего кресла и снова подошел к готическому окну, глядя на горные пастбища и с удовольствием ощущая на своем лице легкое дуновение бриза.
– Допрос окончен, генерал, – сказал он. И, как бы повинуясь неслышному сигналу, в дверях появился бывший сержант из Алжира и выпроводил растерянного генерала из кабинета.
Хаим Абрахамс вскочил с бархатного кресла: как всегда, его могучую грудь облегала черная куртка сафари.
– И он сказал это обо мне? И о себе самом?
– Я предлагал вам позвонить ему, прежде чем углубляться в детали, – прервал его Конверс, сидевший напротив израильтянина; на небольшом столе, приставленном к его креслу, лежал пистолет. – Вам незачем полагаться на мое слово. Я наслышан о вашей интуиции. Позвоните Бертольдье. Можете не говорить ему, где вы находитесь, – кстати, если вы попытаетесь это сделать, я всажу вам пулю в лоб. Просто скажите, что один из подкупленных вами охранников Ляйфхельма – у вас якобы врожденное недоверие к немцам, и вам хотелось знать, что там происходит, – сообщил вам, будто он, Бертольдье, дважды приходил ко мне. А поскольку меня не могут отыскать, вас интересует цель этих визитов. Это сработает. Услышанного будет вполне достаточно, чтобы судить, прав я или нет.
