Воровская честь - Арчер Джеффри (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Архивист был чуть выше среднего роста и такой тонкий, что ему могли бы позавидовать многие женщины наполовину моложе его. На голове у него не осталось почти ничего, кроме венчика седых клоков у основания черепа. Костюм сидел плохо, и сам его обладатель имел такой вид, словно выходил на воздух лишь по воскресеньям. Изучив личное дело Маршалла, Баттеруорт знал, что архивист был моложе его, но предполагал, что, если бы их увидели вместе, никто бы не поверил в это.
«Он, должно быть, родился уже в среднем возрасте», — думал Баттеруорт. Однако умалить ум этого человека было трудно. Закончив с отличием университет Дьюка, Маршалл написал монографию по истории «Билля о правах», которая стала настольной книгой для всех, кого интересовало прошлое Америки. Она принесла ему некоторое состояние. «Хотя по тому, как он одевается, этого не скажешь», — подумал Баттеруорт.
На столе перед ним лежала папка с грифом «Секретно», под которым крупными буквами было выведено: «Колдер Маршалл». Несмотря на свои роговые очки с толстыми линзами, архивист вряд ли заметил её.
Баттеруорт помедлил, прежде чем начать свою речь, которую он готовил с такой же тщательностью, как президент своё инаугурационное обращение. Маршалл сидел, нервно сцепив пальцы, и ждал продолжения.
— За последние шестнадцать лет вы несколько раз направляли в адрес президента приглашение посетить Национальный архив. — Баттеруорт с удовлетворением отметил в глазах Маршалла мелькнувшую надежду. — Так вот, нынешний президент намерен принять ваше приглашение. — На лице у Маршалла появилась улыбка. — В этой связи президент Клинтон на одном из наших еженедельных совещаний просил меня передать вам это лично, что, как вы понимаете, должно содержаться в строжайшем секрете.
— В строжайшем секрете. Конечно.
— Президент выразил уверенность, что может положиться на вашу осмотрительность, господин Маршалл. Поэтому я считаю возможным поставить вас в известность о том, что мы пытаемся высвободить какое-то время в конце этого месяца для того, чтобы президент смог посетить Национальный архив. Но это время ещё не выбрано.
— Это время ещё не выбрано. Конечно.
— Президент также просил, чтобы визит имел чисто частный характер, закрытый для общественности и прессы.
— Закрытый для прессы. Конечно.
— После взрыва в Центре международной торговли никакие меры предосторожности не могут быть излишними.
— Не могут быть излишними. Конечно.
— И я надеюсь, что вы не будете обсуждать никакие детали визита с вашими сотрудниками, даже самыми старшими, пока мы не определимся с конкретной датой посещения. Такие сведения имеют тенденцию к утечке, и тогда по соображениям безопасности визит может быть отменён.
— Может быть отменён. Конечно. Но если визит будет частный, — поинтересовался архивист, — то нет ли у президента желания увидеть что-то конкретное или это будет обычная экскурсия по зданию?
— Я рад, что вы спросили об этом, — сказал Баттеруорт, раскрывая лежавшую перед ним папку. — Президент выразил одно конкретное пожелание, а в остальном он будет в ваших руках.
— В моих руках. Конечно.
— Он хочет увидеть Декларацию независимости.
— Декларацию независимости. Это довольно просто.
— Но его пожелание заключается не в этом, — сказал Баттеруорт.
— Пожелание не в этом?
— Нет. Президент желает увидеть Декларацию, но не так, как он видел её, впервые оказавшись в Джорджтауне, — под толстым стеклом. Он хочет увидеть её без рамки, чтобы рассмотреть сам пергамент, и надеется, что вы сможете устроить ему такую возможность… всего лишь на несколько секунд.
На этот раз архивист воздержался от своего неизменного «конечно». Вместо этого он проговорил:
— Крайне необычно! — И добавил: — Хотелось бы верить, что я смогу предоставить ему такую возможность, если только на несколько секунд.
Он долго молчал и только потом сказал:
— Да, я уверен, что это возможно, конечно.
— Благодарю вас, — сказал Баттеруорт, стараясь не показать облегчения в голосе. — Я уверен, президент будет крайне признателен. И позвольте напомнить ещё раз — никому ни слова, пока мы не определимся с датой.
Баттеруорт встал и посмотрел на высокие часы в дальнем конце зала. Встреча заняла двадцать минут. Он ещё успеет убраться из зала, прежде чем будет вышвырнут отсюда сварливой плановичкой.
Специальный помощник президента проводил своего гостя до дверей.
— Президент интересовался, не захотите ли вы посмотреть Овальный кабинет, пока вы здесь?
— Овальный кабинет. Конечно, конечно.
Глава XII
Хамида Аль-Обайди поставили посередине комнаты. После того как двое из четырех охранников раздели его догола, двое других сноровисто прощупали каждый стежок на его одежде в поисках того, что могло бы угрожать жизни президента.
По кивку одного из них, который, похоже, был начальником охраны, боковая дверь отворилась и в комнату вошёл доктор в сопровождении санитара со стулом в одной руке и резиновой перчаткой в другой. Стул поставили за спиной Аль-Обайди и пригласили его сесть. Что он и сделал.
Доктор вначале проверил его ногти и уши, затем велел широко раскрыть рот и простукал шпателем каждый его зуб. После этого он вставил в рот распорку, чтобы тот раскрылся ещё шире и позволил ему заглянуть в горло. Удовлетворённый, он вынул распорку и попросил Аль-Обайди встать, повернуться к нему спиной, развести ноги и наклониться, коснувшись руками пола. Аль-Обайди услышал звук надеваемой перчатки и внезапно почувствовал резкую боль, когда два пальца вонзились в его прямую кишку. Он вскрикнул, и стоявшие напротив охранники начали хохотать. Пальцы были выдернуты так же резко и с такой же болью.
— Благодарю вас, заместитель посла, — сказал доктор, как будто он просто измерил температуру у Аль-Обайди при слабых симптомах гриппа. — Можете одеваться. — Пока Аль-Обайди дрожащими руками натягивал штаны, доктор с санитаром ушли. Одеваясь, Аль-Обайди не переставал удивляться, неужели все члены Совета Безопасности подвергаются этой унизительной процедуре каждый раз, когда Саддам собирает совещание Совета революционного командования.
Приказ прибыть в Багдад для доклада сайеди о последнем состоянии дел, как выразился посол, вызывал у Аль-Обайди немало опасений, несмотря на то, что после недавней встречи с Кавалли он чувствовал, что может ответить на любой возможный вопрос президента.
Когда Аль-Обайди оказался в Багдаде после показавшегося бесконечным переезда через Иорданию — прямые рейсы были приостановлены в результате санкций ООН, — ему не только не дали отдохнуть с дороги, а даже сменить одежду. Чёрный «мерседес» доставил его прямо в штаб-квартиру Баас.
Закончив одеваться, Аль-Обайди посмотрел в маленькое зеркало на стене. Одежда на нем в этот раз была скромной и не шла ни в какое сравнение с костюмами от Сакса на Пятой авеню, свитерами «Валентине», ботинками «Чёрч» и часами «Картье» из чистого золота, оставшимися в его нью-йоркской квартире. Все это было отвергнуто в пользу дешёвого арабского одеяния, которое он держал в нижнем ящике своего гардероба в Манхэттене.
Когда Аль-Обайди отвёл взгляд от зеркала, один из охранников жестом приказал ему следовать за ним к двери в дальнем конце комнаты. Переступив порог, он попал в другой мир. Контраст с голой и мрачной смотровой комнатой был поразительный. Устланный толстым ковром и богато отделанный коридор был ярко освещён канделябрами, висевшими через каждые несколько шагов. Заместитель посла с замиранием сердца приближался вслед за охранником к массивной двери золотистого цвета в конце коридора. Но когда до неё оставалось всего несколько шагов, охранник открыл боковую дверь и впустил его в приёмную, столь же роскошную, как и коридор.
Аль-Обайди остался один, но едва он расположился на огромном диване, как дверь отворилась опять, и заместитель посла вскочил на ноги. В приёмную вошла девушка с подносом, на котором стояла маленькая чашечка турецкого кофе.
