Миссия выполнима - Гарфилд Брайан (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
Такая оценка не лишена была справедливости. Президент Говард Брюстер представлял собой тип человека, который специализируется на ответах, а не на вопросах. Брюстер, не блиставший абстрактным мышлением, был склонен к оптимистичным упрощениям; можно сказать, что он идеально воплощал в себе наивные иллюзии многих своих соотечественников, которые, страстно желая выиграть войну, даже не подозревали о том, что на самом деле она уже давно проиграна. Будучи человеком эмоциональных взрывов и политического солипсизма, он противопоставлял изощренным интригам политиков неандертальскую грубость и простодушие девятнадцатого века; его взгляды на мир не продвинулись дальше того времени, когда союзники победили во Второй мировой войне, а в век рекламы и телевидения, когда кандидат мог победить на выборах лишь потому, что хорошо сидел на лошади, его святая неозабоченность собственным имиджем превращала его в настоящий анахронизм.
Но подобный взгляд на Говарда Брюстера грешил неполнотой, ибо он упускал из виду тот факт, что Брюстер был политиком в той же мере, в какой тигр является порождением джунглей. Восхождение к президентству заняло у него почти тридцать лет жизни, в течение которых он упрямо карабкался по партийной лестнице, посещая благотворительные обеды во всевозможных фондах и годами обхаживая людей в сенате, где успел просидеть подряд четыре срока. Безответственная администрация при безответственном правительстве, над которой с таким сарказмом издевался Макнили, в действительности не являлась детищем Брюстера, поскольку он в меньшей степени был ее архитектором, чем неизбежным и естественным продуктом.
Поэтому вовсе не стоило спускать на Брюстера всех собак. Он не был худшим президентом в истории Америки, что подтверждали и результаты выборов: победа Фэрли граничила с поражением, отрыв был минимальным и составлял всего 35 129 484 голоса против 35 088 756 у Брюстера. После выборов многие требовали пересчета голосов; кое-кто из сторонников Брюстера по-прежнему утверждал, что в Лос-Анджелесе результаты были подтасованы в пользу Фэрли, хотя никаких реальных доказательств приведено не было. Эти обвинения вряд ли соответствовали действительности, если учесть, что сам мэр Лос-Анджелеса был не в особенном восторге от нового президента.
По окончательным результатам Фэрли собрал 296 голосов против 242 у своего соперника, победив с маленьким отрывом в крупных штатах и проиграв с большим отрывом в мелких. Брюстера поддержали в основном Юг и сельская Америка. Некоторая неразбериха в рядах партии стоила ему выборов, поскольку, будучи закоренелым демократом, в своей предвыборной программе он оказался правее своего республиканского противника.
– Задумались, господин президент?
Голос Макнили вернул его к действительности.
– Черт, сегодня я неважно выспался. Что у нас запланировано на завтрашнее утро?
– Адмирал Джеймс и генерал Тесворт. Из штаб-квартиры НАТО в Неаполе.
– Нельзя ли их передвинуть куда-нибудь на вторую половину дня?
– Боюсь, что нет.
– Мне нужен небольшой отдых.
– Продержитесь еще недельку, господин президент. Вы сможете отдохнуть в Пиренеях.
– Лиэм, я уже говорил со множеством адмиралов и генералов. В конце концов, я приехал сюда не для того, чтобы инспектировать американские базы.
– Но кое-какие из них вы могли бы посетить. В правой прессе сейчас много говорят о том, что вы самый левый из капиталистических лидеров и подлинной целью вашей поездки является налаживание отношений со всеми красными и розовыми в мире.
Лондон. Бонн. Париж. Рим. Мадрид. Красные и розовые? Эта шутка его не развеселила. Проблемой американской политики всегда было изобилие людей с чересчур прямолинейными взглядами: они не видели особой разницы между английским социализмом и коммунистами в Албании.
Макнили продолжал:
– В Лос-Анджелесе газеты пишут, что вы летите в Мадрид, чтобы сдать красным наши военные базы в Испании.
– Очень мило, – криво улыбнулся Фэрли.
– Нам следовало бы прояснить свою позицию в печати. Но вы настаиваете на том, чтобы не делать никаких комментариев в средствах массовой информации.
– Не мое дело давать комментарии. По крайней мере, не сейчас. Я здесь неофициально.
– Как посланник доброй воли от крикуна Брюстера. Забавная ситуация, ничего не скажешь.
В этом и заключалась вся проблема. Результаты выборов в Соединенных Штатах повергли континентальную Европу в состояние, близкое к панике. Положение дел было таково, что малейшие сдвиги в американской внешней политике могли нарушить весь баланс сил в мире, повлиять на экономику стран Общего рынка или, например, изменить статус русского Средиземноморского флота по отношению к американскому Шестому. Идея поездки появилась три недели назад на одном из брифингов в Белом доме, где Говард Брюстер консультировал Фэрли. Чтобы успокоить «наших доблестных союзников», сказал он в своем напыщенном и старомодном стиле, и убедить их в преемственности политического курса и доброй воле американского правительства, было бы замечательно, если бы вновь избранный президент от республиканцев отправился в Европу и провел там неформальные встречи с руководителями нескольких государств в качестве личного представителя президента от демократов.
Как и следовало ожидать от Говарда Брюстера, эта идея отдавала излишней театральностью. Но Фэрли согласился на нее по собственным соображениям: он предпочитал еще до инаугурации увидеться с главами европейских государств лицом к лицу в серии неформальных встреч и пообщаться с ними в более естественной и непринужденной обстановке, чем это было бы возможно при официальном визите. Отсутствие рутинных церемоний оставляло ему больше времени и свободы для маневра.
Но испанский сюрприз опрокинул все его планы. Бескровный переворот перед Рождеством – Перес-Бласко вырвал Испанию из рук нерешительных последователей Франко, и Говард Брюстер проворчал Фэрли: «Черт возьми, нам придется начать всю игру заново». Чернила еще не успели просохнуть на расклеенных повсюду прокламациях сторонников хунты, а Перес-Бласко уже осторожно прощупывал почву, пытаясь сформировать первое за сорок лет демократическое правительство. Испания по-прежнему оставалась ключом к Средиземному морю, стартовой площадкой для американских ядерных сил в Европе. Тем временем спикер Переса-Бласко запустил в испанской прессе пробный шар: должен ли Мадрид национализировать ядерные базы и избавиться от американцев? Но ничего еще не было решено – никто не знал, в какую сторону качнется Перес-Бласко.
«Попытайтесь очаровать этого ублюдка, Клифф, – говорил Брюстер, перекатывая во рту сигару. – Используйте все разумные аргументы, но не забудьте и припугнуть сукиного сына. Объясните ему, что вы такой же либерал, как он, но если что-нибудь пойдет не так, то Москва заполнит своими лодками все Средиземноморье. Как ему понравится, если Средиземное море превратится в Русское озеро?»
Все-таки было здорово, что Брюстер уходил со сцены. Его ядерная дипломатия наверняка привела бы к потере баз. Конечно, его исходные предпосылки были правильными – мы соперничали с Москвой, с этим никто не спорил. Но это не было тем соперничеством, которое можно выиграть, запугивая участников игры. Перес-Бласко искал варианты; он уже получил дипломатическое признание Советского Союза, и даже Макнили понимал, что Испания может легко пойти по стопам Египта. Перес-Бласко ни в коей мере не был ультралевым; тем не менее он был гораздо левее франкистского режима. Он был гордым человеком, начавшим свою карьеру из низов, а вы не можете просто так размахивать оружием перед тем, кто имеет чувство собственного достоинства. Устрашение – не самый полезный инструмент в современных международных отношениях, по крайней мере, если партнер может вспылить, повернуться к вам спиной и уйти к конкуренту.
Надо сохранять спокойствие. Надо прийти к нему, но без спешки и не в качестве просителя.
Клиффорд Фэрли встал, напомнив своей высокой, чуть ссутуленной фигурой Авраама Линкольна. Тридцать один год назад он выиграл свои первые выборы в местный городской совет. Меньше чем через три недели он станет президентом Соединенных Штатов.
