Межконтинентальный узел - Семенов Юлиан Семенович (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
— Верно. — Кузанни кивнул, — Пока я не заглянул в кратер вулкана, ничего не мог понять про Помпею…
Легкая улыбка снова тронула губы академика.
— Очень верное сравнение, Юджин… Но подконтрольный вулкан — это все же одно, а комета — другое… Главная опасность для моих… для наших «Вег» сокрыта в пылевых частицах… Представляете, что это такое?
— Нет, — в один голос ответили Кузанни и Степанов.
— Пылевые частицы могут ударить по корпусу наших аппаратов со скоростью до восьмидесяти километров в секунду. Каково?! Пылинка, весом в миллиграмм, может разнести в клочья весь аппарат…
— А если бы там сидел человек? — спросил Кузанни.
— Ну, это для него сверхзвуковая картечь. — Нолик ответил мимоходом, несколько даже досадуя на то, что его отрывают от главного. — Это же аксиома: с космосом шутить заказано… — Он вздохнул отчего-то, поинтересовался: — Знаете, кстати, отчего родилась французская пословица «Опре ну ле дэ люж» — «После нас хоть потоп»?
Степанов и Кузанни снова в один голос ответили, что не знают, откуда им, нынче физики в почете.
— А история занятна, — продолжал между тем Нолик. — Фразу эту произнесла мадам де Помпадур, когда король Людовик проиграл битву своему грозному прусскому недругу и пришел за утешением к ней, мудрой и красивой фаворитке. Людовик удивился этим словам. Мадам объяснила, что недавно у нее в гостях был математик — сейчас мы называем его великим ученым, Мопертюи, он действительно один из самых великих механиков и математиков нашей цивилизации — и сказал, что, по его расчетам, к Земле скоро приблизится страшная комета и может наступить конец мира. Заметьте себе: трагический разгром войск Людовика наступил опять-таки за два года до прихода кометы…
— А мадам, — усмехнулся Степанов, — была, видимо, причастна к логике сторонников общины: «Ну и черт с ним, все равно конец для всех без исключения! Обидно, когда кто-то выживет, а так — пускай, все равно ни одного живого на земле не останется…»
— В общем-то, да, — согласился академик. — Какой-то рудимент нивелирующей общины в этих ее словах сокрыт, только, как все французское, выражено это более абстрактно, изысканно, что ли… А почему эта комета называется именем Галлея? Знаете?
И снова Кузанни и Степанов, завороженно слушавшие академика, покачали головами…
— Дело в том, что ни Вильгельм Нормандский с женою Матильдою, ни мадам Помпадур, ни великий Джотто, ни даже гениальный Мопертюи никогда не сводили, да и не могли еще, по правде говоря, свести определенную цикличность подходов кометы к Земле в некую систему. А сделал это сэр Эдмунд Галлей… Нет, нет, он уж перед смертью стал сэром; нет пророка в своем отечестве, да и завистников в каждом королевстве хоть пруд пруди… Именно Галлей, поработав с хрониками и летописями, обратил внимание на определенного рода последовательность приближения комет к Земле. И не только обратил внимание, но и просчитал эту последовательность: подход загадочной кометы, которую запечатлела на гобелене Матильда, определен строгим временным циклом — семьдесят шесть лет… Каждые семьдесят шесть лет именно эта комета, подвластная некоему закону Галактики, приближается к нам с вами… Вообще-то Галлей не только зафиксировал комету, получившую потом его имя… Он, можно считать, подарил человечеству Ньютона…
— Как?! — Степанов придвинулся к академику. — Почему?
— Здесь нет камеры, — вздохнул Кузанни. — Ваш рассказ надо снимать на пленку, получился бы гениальный фильм…
— Ладно, — усмехнулся Нолик, — считайте это репетицией…
— Нет, погоди, Нолик, а почему именно Галлей создал Ньютона? — снова спросил Степанов.
— Видишь ли, Ньютон был невероятно замкнутый человек, со странностями… Для него главное заключалось в том, чтобы понять самому… Его не интересовали другие… Славы он бежал, титулов тоже, ему доставляло высшее счастье думать о взаимосвязанности предметов… Кстати, по-моему, это свойство истинного гуманиста… А Галлей не только заставил Ньютона написать книгу о земном притяжении, но даже из своего скромного жалованья дал ему денег на опубликование его гениального труда. Я же говорю, Галлей был символом позднего Возрождения… Механик, путешественник, авантюрист, игрок, лучший навигатор своего времени, первым применивший астрономические приборы для того, чтобы проложить верный курс фрегату… Он интересовался всем, он раздавал себя, понимаешь? Талантливость, а точнее говоря, гениальность — это когда человеку не терпится раздать себя. Только на склоне лет Галлей остановился на астрономии и получил титул — он есть только в Англии — «астроном короля»… И стал директором Гринвичской обсерватории… А когда кто-то из его друзей смог намекнуть монарху, что его астроном и шеф обсерватории получает нищенское жалованье, и венценосец, понимая, что нельзя экономить на талантах, решил прибавить Галлею денег, тот написал яростное письмо: «Ваше величество, если на должности королевского астронома будет установлено слишком высокое жалованье, то этот пост может оказаться всего лишь приманкой для некомпетентных людей…» Каково, а?! Юджина, наверное, не очень-то заинтересуют подробности о совершенно трепетной дружбе между Петром Первым и Галлеем, но вообще-то это тема для романа… Говорят, даже сохранилась их переписка… Правда, кое-кто может восстать против опубликования: два гения довольно часто вспоминали про то, как они устраивали всякого рода шутки… Сейчас бы за такое нашего брата в два счета посол выслал! Мы, между прочим, тоже раз пошутили… Собрались на совещание в Будапеште, работы до черта — глаз не оторвешь от бумаг… И однажды во время перерыва, когда пили кофе, венгры меня спрашивают: «Можете предсказать, кто выиграет в сегодняшнем матче — наша сборная или Австрия?» Я, понятно, ответил, что, поскольку венгры активно участвуют в нашем космическом проекте — Галлей с нами, поэтому победа будет за ними, как в битве при Гастингсе. А вечером смотрю телевизор: батюшки-светы, накостыляли австрийцы моим венграм за милую душу… Утром коллеги говорят: мол, елки-палки, что же вы так предсказываете?! Хороша наука! Я, честно говоря, даже несколько растерялся: действительно, по системе аналогов должны были выиграть именно венгры. Это была не только шутка, а в какой-то мере попытка научного прогноза. А потом вдруг вспомнил: на каком поле была выиграна битва при Гастингсе? Ага, в том-то и дело, что на чужом! А венгры принимали австрийцев на своем! Вот в чем вся штука! Нет, науку не обманешь! Кого угодно можно обмануть, даже жену, только не науку…
— Скажите, академик, — задумчиво спросил Кузанни, — значит, именно вы предскажете, что случится с человечеством, когда «Веги» сблизятся с кометой?
— Вопрос поставлен неверно, — ответил академик. — Наша задача в ином. Мы должны понять, что представляет собой комета Галлея с близкого расстояния. Вопрос надо формулировать предельно просто. Каждый вопрос — это задача. Ответы возможны разнотолкуемые, это пожалуйста, но задача… Между прочим, Сименон сказал, что приближение кометы Галлея вызвало в Америке массовую эпидемию самоубийств…
Кузанни внезапно вскочил со стула, потом снова сел, полез за сигаретами:
— Начало, начало фильма, черт возьми! — вскричал он ликующе. — Это же блестящее начало ленты!
Степанов пояснил академику:
— Юджин готовится к съемкам нового фильма о межконтинентальном узле, ты ему идею подарил…
— Это ключ, а не идея, — возразил Кузанни. — Ключ вещи! Массовое самоубийство на почве страха перед силами, неподвластными уму человечества… И спокойное непонимание того, что тысячи маленьких комет Галлея в шахтах готовы — за тридцать минут — сделаться новыми звездами, чтобы потом превратиться в ядерные смерчи и уничтожить планету…
— Я бы сформулировал это несколько иначе, — заметил академик. — Ваши военные в Пентагоне не раз выступали с заявлениями: «Все эти Венеры, Юпитеры, комета Галлея — суета сует. Надо думать о космической обороне, такова главная задача момента…» Странные люди… Видимо, не отдают себе отчета в том, что само понятие ядерного сдерживания настолько серьезно, что неразумно оперировать только тем, что там у них спрятано в шахтах… Может, у них камуфляжа на полсотни процентов, кто знает? Американцы — бо-ольшие игрунчики… А понятие ядерного сдерживания связано с демонстрацией технических возможностей человечества, вот в чем штука… Смысл сдерживания не в том, чтобы строить новые военные системы в космосе, а в том, чтобы продемонстрировать миру новейшие технические возможности, — в частности, познать комету Галлея, проникнуть в тайну Венеры, попробовать установить надежный космический мост с Юпитером. Это и есть истинное сдерживание, а не ассигнование средств на «звездные войны»… Я как-то летал на воздушном шаре, между прочим, — он улыбнулся Кузанни, — у вас, в Штатах… На земле ветрище, чуть не ураган, а когда я поднимался, ветер исчез, будто и не было его, причем произошло это за какие-то три минуты… А ведь на самом-то деле ветер не исчез… Просто он понес воздушный шар, принял его в свои потоки, я оказался, если хотите, его составной частью, растворился в нем, подчинился тому физическому закону, который породил его в данном конкретном регионе мира… Как бы мир не понесло, ребята, вот в чем ужас… Мир может понести, словно воздушный шар, и поначалу никакого вихря не будет, пока не раздастся взрыв… Самый последний, который подведет черту подо всем… Мить, кофе сделаешь?
