Рыцари свастики - Ломейко Владимир Борисович (книги бесплатно читать без txt) 📗
На следующий день были подведены итоги. Национал-демократы набрали в Гессене 225 тысяч голосов и провели в ландтаг восемь депутатов. Всего в Гессене за НДП проголосовало 7,9 процента избирателей. Это был несомненный успех неонацистов, впервые вышедших на земельную парламентскую арену политической деятельности.
Рихард Грифе скрупулезно собирал отклики на выборы в Гессене в западногерманской и мировой прессе и докладывал их руководству партии. Особое внимание лидеры НДП обратили на сообщение газеты «Нью-Йорк таймс», которая писала: «Еще живы десятки миллионов людей, которые по собственному опыту знают, что означает слово «наци», и у которых оно вызывает дрожь. Никто, разумеется, не может сказать, свидетельствует ли появление национализма в Гессене о возобновлении этой смертоносной навязчивой идеи немцев; надо надеяться, что результаты этих выборов лишь временное неприятное явление местного характера».
Последнее замечание американской газеты Фридрих Тилен прокомментировал коротко:
— Как же, надейтесь! Мы вам еще не такое покажем!
Заявление профсоюзной газеты «Вельт дер Арбайт»: «Тот, кто слишком легко относится к поразительному успеху НДП в Тессене, занимается самообманом» — было встречено в штаб-квартире НДП отборной руганью в адрес профсоюзов.
Зато с большим удовлетворением там было встречено выступление министра внутренних дел Пауля Люкке, который заявил, что успех НДП не представляет угрозы для западногерманской демократии.
Фон Тадден, прочитав это заявление, даже вздохнул с облегчением: все-таки у него временами подсасывало под ложечкой. Но фон Гравенау-старший и прочие друзья НДП среди промышленных магнатов слов на ветер не бросали: в ответ на легкий грим лояльности они гарантировали национал-демократам неприкосновенность.
Фасбендер вскоре после выборов выступил с благодарственной речью по первой программе западно-германского телевидения.
— Поскольку речь идет о телевидении и радио, — заявил он, — я должен и хочу с удовольствием констатировать, что НДП не подвергалась никаким ограничениям, за что я сердечно благодарен телевидению, а также радио… Что же касается ХДС, то он совершенно уместно ограничился лишь деловыми аргументами в спорах с НДП.
В своем же кругу он выразился более четко:
— Первая битва за прорыв кончилась победоносно.
Услышав это, лидер баварских неонацистов Бенно Германсдерфер уверенно прогудел:
— В этот прорыв двадцатого ноября хлынут настоящие баварские патриоты. Будьте спокойны, господа, мы переломим хребет свободным демократам.
В «Итальянской Остерии»
В мюнхенском «Латинском квартале» Швабинге есть старинная закусочная, которую показывают иностранным туристам. Она известна тем, что в свое время, на заре политической карьеры, сюда любил захаживать Адольф Гитлер со своими баварскими друзьями Герингом, Гиммлером и Штрейхером. Гитлер поглощал здесь овощные блюда и развивал перед своими слушателями захватывающие перспективы. Об этом не раз уже подробно рассказывал своим постоянным клиентам хозяин закусочной, которая теперь называется «Итальянская остерия». В те годы он был молодым официантом и частенько обслуживал будущего фюрера.
Бенно Германсдерфер заглядывает в «Остерию» довольно частенько вместе со своим другом Отто Гессом, ответственным за пропаганду в НДП, бывшим оберштурмбаннфюрером СА, членом нацистской партии с 1930 года. Отто Гесс немного старше, ему пятьдесят восемь лет. Но они оба в прошлом фронтовые служаки, а сейчас видные деятели в НДП, и им есть о чем поговорить. Судье Бенно пятьдесят лет, но он еще полон сил и бодрости, несмотря на то, что во время войны судьба забросила его на Восточный фронт и партизаны в России попортили ему немало нервов. Волосы его тронуты сединой, но он не чувствует тяжести лет. На его квадратном лице часто играет самодовольная улыбка.
У Бенно Германсдерфера есть маленькая слабость, в которой он не сознается даже близким друзьям. Но ее давно заметил наметанный взгляд хозяина заведения. Приходя в «Итальянскую остерию», судья любит как бы случайно садиться на то самое место, за тот самый столик, где, по рассказам, имел обыкновение сиживать фюрер. И у него всегда портится настроение, если это место уже занято.
Сегодня у него было отличное настроение. Он восседал там, где ему хотелось, и с наслаждением втягивал в себя густое пиво. Оставалось два дня до выборов в баварский ландтаг, и он докладывал обстановку высокому гостю, Адольфу фон Таддену. Кроме них двоих, за столом сидели Отто Гесс и Рихард Грифе.
— В Баварии 6,8 миллиона избирателей. Наша задача — набрать по всей земле не менее пяти процентов голосов и не менее десяти процентов в одном из семи избирательных округов 37. В качестве главного плацдарма для нашего натиска мы выбрали Среднюю Франконию. Там у нас наиболее крепкие позиции и обеспечена поддержка крестьян и жителей мелких и средних городков.
Бенно Германсдерфер сделал паузу и отхлебнул пива. Собеседники слушали его внимательно и не прерывали. Чувствуя себя хозяином положения, он не спеша продолжал:
— В Средней Франконии живет пятнадцать процентов всего баварского населения. Но это в основном протестанты, особенно франконский Ансбах. Поэтому мы бросили в Среднюю Франконию наши лучшие пропагандистские силы. Мы провели там шестьсот собраний — столько же, сколько во всем Гессене. Там мы распространили пятьсот тысяч листовок и семьсот пятьдесят тысяч экземпляров «Дейче нахрихтен».
Фон Тадден удовлетворенно хмыкнул и добавил, обращаясь к Бенно:
— По моему указанию в Среднюю Франконию прибудут завтра четыреста добровольцев из всех партийных организаций. Они помогут своим однополчанам в решающем сражении.
В это время в закусочную ввалился огромный детина в запыленных крагах. Он обвел глазами зал и направился к столику, где сидела компания лидеров НДП. Подойдя к фон Таддену, он выпятил грудь, приложил руку к голове и громыхнул на весь зал:
— Рапортую: шестьдесят добровольцев из Эннепе и десять машин с громкоговорителями прибыли.
— Спасибо, дорогой, спасибо, — спокойно ответил фон Тадден и пригласил его сесть рядом.
— Легки на помине, — широкая улыбка играла на лице барона. — Вот видите, господа, первые подразделения уже выходят на исходные позиции.
К их столику подошел молодой мужчина высокого роста, сидевший в углу закусочной.
— Разрешите представиться, я журналист из местной газеты «Ди Глокке». Не могли бы вы ответить, господин Тадден, по какому случаю прибыли сюда ваши люди? Эннепе — это ведь не близкий край, а Рурская область.
— Они просто хотят попьянствовать пару дней, — довольно холодно ответил барон, стараясь, однако, сохранить полную безмятежность.
Рихард Грифе вздрогнул, услышав голос журналиста, и весь как-то съежился.
— Что с тобой, Рихард? На тебе лица нет, — удивленно спросил его фон Тадден, когда журналист отошел от их столика.
Грифе, совершенно растерянный, смотрел вслед удалявшейся фигуре и почему-то шепотом ответил:
— Это ведь Вальтер Биркнер.
— Что за чушь! Ты же сам сказал, что он утонул в Дунае, — раздраженно сказал барон.
— Да, это произошло почти… — начал было Грифе, но вовремя проглотил последние слова, заметив испепеляющий взгляд фон Таддена. От растерянности он чуть не выдал самого себя. И Гесс и Германсдерфер внимательно смотрели на него.
— Но с тех пор я ничего о нем не слышал, — подавленно бормотал Грифе.
На него было жалко смотреть.
Каждый борется в одиночку
Грифе не ошибся. К ним действительно подходил Вальтер Биркнер. Но если бы Грифе смотрел ему не в спину, а в лицо, он был бы менее уверен в этом. Знакомые Биркнера в один голос утверждали, что он сильно изменился за последние месяцы. Он возмужал и окреп, его движения стали уверенными и быстрыми, как у человека, который волею обстоятельств вынужден самостоятельно и зачастую без промедления принимать решения. Но более всего изменилось у него лицо. Черты его приобрели некоторую жесткость, от глаз лучиками расходились ранние морщины, в уголках рта обозначились глубокие складки, придававшие ему несколько мрачноватый вид. На висках поблескивала первая седина. Справа на лбу появился короткий, но глубокий шрам. Сам Биркнер называл его «ульмской меткой».