Рукопись Ченселора - Ладлэм Роберт (бесплатные версии книг .txt) 📗
– Как все прошло?
– Смотря как понимать. Но он придет.
Глаза Элисон все еще излучали любовь и беспокойство, однако теперь в них появилось и нечто новое – страх.
Глава 35
Фредерик Уэллс сидел за рождественским завтраком, когда горничная позвала его к телефону. Дети вели себя шумно, и он усомнился было в том, что правильно понял ее.
– Тихо! – приказал он, и все сидевшие за столом умолкли. – Что вы сказали?
– Вам звонят из Белого дома, сэр, – повторила горничная.
Визг детей, последовавший за этими словами, лишний раз напомнил Уэллсу, что женился он слишком поздно, по крайней мере, слишком поздно, чтобы иметь маленьких детей. Он, в сущности, и не любил их, считая существами малоинтересными.
Он поднялся из-за стола, встретившись на мгновение взглядом с женой. Она, казалось, читала его мысли. С какой стати ему звонили из Белого дома? Фредерик Уэллс ясно определил свою позицию, почти публично оскорбив президента и окружающую его свору бездарностей. Ему решительно не нравится хозяин Белого дома. Быть может, президент под предлогом рождественских поздравлений решил протянуть своим врагам оливковую ветвь как символ мира? В последнее время он находился в отчаянном положении.
Уэллс прикрыл за собой дверь в кабинет и прошел к письменному столу, бросив взгляд на уставленные в ряд вазы времен династий Юань и Мин, которые он держал под замком в стеклянном шкафу. Они были просто прелестны, и ему никогда не надоедало любоваться ими. Они напоминали о том, что в мире существует не только безобразное, но и прекрасное.
Уэллс поднял телефонную трубку.
– Мистер Фредерик Уэллс?
Спустя минуту его личный мирок рухнул. Рухнул по вине писателя! Неважно, как это удалось последнему – важен был сам факт.
Инвер Брасс могла защитить себя. Немедленный роспуск, уничтожение всех бумаг… В случае необходимости еще одно оправданное убийство, устранение этого Ченселора. Ну а как же он сам?
У Бэнера были преимущества, но он опасался разоблачения и был бессилен этому помещать. Для него разоблачение означало бы смерть. Прахом пойдет все, чего он добился. Но нет, он не собирается складывать оружия и будет бороться. На этот раз на поле западнее Балтимора. Попробует прийти к соглашению. Ради общей пользы. Уэллс снова взглянул на китайские вазы за стеклом, и впервые они оставили его равнодушным.
Карлос Монтелан сидел в церкви и с какой-то спокойной враждебностью слушал рождественскую мессу, которая в исполнении священника звучала как заклинание. Он не опускался на колени. Ради благополучия жены и всей семьи он, правда, не был чужд лицемерия, но всему есть предел. Бостон, конечно, не Мадрид, но он сохранил об Испании самые живые воспоминания. Испанская церковь была преданным другом власть имущих, заботясь только о своем выживании и не испытывая никакого сострадания к забитой, доведенной до скотского состояния пастве.
Монтелан почувствовал вибрацию на мгновение раньше, чем услышал жужжание. Сидящие около него вздрогнули от неожиданности, некоторые повернулись к нему с гневными лицами – в храм господень вторглось что-то постороннее. Правда, это вторжение произошло по вине человека выдающегося, советника нескольких президентов, которому даже в храме божьем приходится решать внезапно возникающие проблемы.
Карлос сунул руку под пиджак, нащупал прибор и отключил звук. Жена и дети посмотрели на него. Он кивнул им, поднялся со скамьи и пошел по мраморному полу мимо мерцающих свечей. Вышел на улицу, отыскал телефонную будку и набрал номер своего офиса. Ему передали, что звонили из Белого дома, просили сообщить номер, по которому с ним можно будет связаться. «Конспирация идиотов», – рассердился Монтелан и назвал номер телефона в будке. Раздался резкий звонок, заполнивший, казалось, всю будку. Карлос поспешно схватил трубку. Услышав первые слова, он почувствовал себя так, будто тело его пронзили ножом, а кровь начала стыть у него в жилах. Писатель узнал о его тайне! В гневных выражениях он осудил всю его деятельность.
Необходимо было прийти с ним к соглашению, выработать какой-нибудь пакт. Только таким путем можно сохранить Инвер Брасс. Да-да, конечно, он встретится с ним. Поле для игры в гольф восточнее Аннаполиса, возле десятой метки. Да, он найдет его. Он будет на месте сразу после полуночи.
Дрожащей рукой Монтелан положил трубку на рычаг. Некоторое время он стоял, уставившись в телефон. Мелькнула было мысль снова снять трубку и позвонить Джекобу Дрейфусу. Нет, лучше не звонить. Кристофер очень старый человек, нельзя исключать возможность инфаркта.
…Даниел Сазерленд пил маленькими глотками херес и слушал, как его сын Аарон увлеченно беседует с двумя своими сестрами и их мужьями. Обе пары прилетели на Рождество из Кливленда. Дети вместе с бабушкой и женой Аарона заворачивали в солярии рождественские подарки. Аарон, как всегда, совершенно очаровал собеседников. Судья наблюдал за сыном с двойственным чувством. Конечно, на первом месте была любовь, но порой она сменялась неодобрением, ведь газеты называли Аарона подстрекателем, блестящим адвокатом негритянских деятелей левого толка. А Даниел желал, чтобы сын не был столь непримиримым, слишком уверенным в том, что только он один знает, как решить все проблемы негритянского населения. В глазах сына он читал ненависть, а с помощью ненависти многого не достигнешь, в ее основе лежит бессилие. Когда-нибудь его сын поймет это. Поймет он также, что плохо скрытая ненависть к белым не только бесплодна, но и неуместна.
Аароном Сазерленд назвал сына не случайно. Это имя выбрал самый дорогой друг Даниела – Джекоб Дрейфус. «Пусть он носит имя Аарон, как старший брат Моисея, первосвященник иудеев, – сказал он тогда. – Это красивое имя, Даниел, а у тебя наверняка будет красивый сын».
Зазвонил телефон. В дверях показалась Эбби, жена Аарона. Как всегда, Даниел посмотрел на нее почти с благоговением. Альберта Райт Сазерленд, вероятно, была лучшей в стране негритянской актрисой. Высокая и стройная, она отличалась поразительной выдержкой и при случае умела утихомирить даже собственного мужа. К сожалению, ее убеждения мешали ей завоевать большую популярность: она наотрез отказывалась играть роли, в которых хотели использовать лишь ее красоту или цвет кожи.
– Постараюсь сообщить тебе одну потрясающую новость без эмоций, хорошо?
– Хорошо, дорогая.
– На проводе Белый дом.
– Более чем странно, – сказал, поднимаясь, Даниел. – Я возьму трубку в столовой.
Звонок в сложившейся ситуации казался чем-то непостижимым. Ведь четыре его последних апелляции вызвали ярость администрации, о чем писали в прессе.
– Судья Сазерленд у телефона.
– Он же Венис, – произнес решительный голос.
Писатель добрался-таки до него! Под удар было поставлено дело всей жизни. Если оно погибнет, то не остается ничего такого, ради чего стоило бы жить. Мошенники будут править миром.
Даниел слушал внимательно, взвешивая каждое сказанное писателем слово, каждый оттенок в его интонации. Должен же быть выход! Игра принимала настолько опасный оборот, что трудно было даже рассчитывать на то, чтобы уцелеть, не говоря уже о том, чтобы успешно довести ее до конца. Но надо было решаться. Может, прибегнуть к хитрости?
– Завтра утром, мистер Ченселор, на рассвете. Бухта к востоку от острова Дил-Айленд, около причала. Я сам найду вас.
Сазерленд рассеянно смотрел поверх телефона. В конце длинного арочного коридора, ведущего в гостиную, появилась его невестка и остановилась, прямая и величественная. «Как великолепна была она в роли Медеи!» – подумал Даниел и вспомнил ее последние слова в последнем акте, обращенные к небесам. Почему он вспомнил именно эти слова? И вдруг он понял почему. Еще несколько секунд назад он, сам того не сознавая, думал именно об этом.
Глава 36
Под порывами студеного ветра, налетавшего со стороны океана, колыхалась трава в дюнах. Сквозь стремительно проносившиеся облака то и дело прорывались яркие, но совсем не согревающие лучи солнца. В этот послеполуденный час в день Рождества на берегу океана было холодно. Ченселор разглядывал на песке свои следы, расхаживая взад-вперед в пределах, указанных ему О’Брайеном. Отсюда ему был хорошо виден кустарник, покрывавший дюны, справа от которых от дороги к берегу спускался деревянный настил. В кустарнике сидел О’Брайен, скрытый от посторонних глаз.
