Эхо-парк - Коннелли Майкл (библиотека книг .txt) 📗
Только одну из убитых идентифицировали. Отпечатки пальцев одной из расчлененных женщин совпали с образцом из базы данных ФБР по латентным отпечаткам, то есть хотя и слабым, но таким, которые можно проявить. Убитой оказалась некая Линдси Мэтерз, семнадцатилетняя беглянка из родительского дома в Давенпорте, штат Айова. Она покинула дом за два месяца до того, как ее останки обнаружили в мешке Уэйтса, и все это время родители не получали от дочери известий. С помощью фотографий, предоставленных ее матерью, детективы смогли проследить ее передвижения в Лос-Анджелесе. Линдси узнали специалисты по работе с несовершеннолетними нескольких голливудских приютов. Дабы не быть узнанной и отправленной домой, девушка пользовалась целым набором имен. Имелись указания на то, что она была вовлечена в употребление наркотиков и уличную проституцию. Следы от уколов, выявленные на ее теле судмедэкспертизой, с несомненностью свидетельствовали о долгой и непрекращавшейся практике впрыскивания наркотиков. Анализ обнаружил в системе кровообращения присутствие героина и так называемой ангельской пыли [Фенилциклидин, он же ПСП. Тяжелый наркотик, появившийся в начале 1970-х годов; обладает галлюциногенным эффектом, нарушает координацию движений и мысли].
Воспитателям приютов, которые помогали идентифицировать Линдси Мэтерз, показали также полароидные снимки других женщин из квартиры Уэйтса, и те предложили набор разнообразных имен по крайней мере еще для трех. Их истории были схожи с историей Мэтерз. Все они сбежали из дому и, видимо, занимались проституцией как средством добывания денег на наркотики.
Из всего этого Босху стало очевидно: Уэйтс был хищником, охотившимся на молодых женщин, существовавших на обочине жизни. Маргиналок, выпавших из сферы ответственности общества, таких, которых сразу бы никто не хватился и о чьей пропаже не заявил…
Полароидные снимки из тайника хранились в досье в пластиковых кармашках, по четыре на странице. Всего восемь страниц с многочисленными снимками каждой женщины. В сопровождающем их отчете эксперта говорилось, что коллекция содержит фотографии девяти различных женщин, включая тех двух, чьи останки нашли в фургоне Уэйтса, но, кроме них, еще семь неизвестных. Босх понял, что эти неизвестные и были теми, о которых Уэйтс предлагал рассказать в дополнение к Мари Жесто и хозяину ломбарда. Но Гарри все равно внимательно изучил их лица в поисках Мари.
Однако ее там не было. Лица на фотографиях принадлежали женщинам, не вызывавшим в нем того волнения, что вызывала Мари Жесто. Босх откинулся на стуле и снял очки, чтобы отдохнули глаза. Он вспомнил одного из своих первых наставников в деле расследования убийств. Детектив Рэй Вон имел особое сочувствие к тем, кого называл неучтенными людьми, к жертвам, которые были не в счет. Он рано научил Босха, что для общества жертвы изначально не являются равными, но для истинного детектива они должны таковыми быть.
- Каждая из них была чьей-то дочерью, - говорил он. - Каждая имела значение.
Босх потер глаза. Он думал о предложении Уэйтса разъяснить обстоятельства девяти убийств, включая убийство Мари Жесто, Дэниела Фицпатрика и тех семи, отсутствие которых не было запеленговано ничьим радаром. Что-то здесь казалось странным. Понятно, что Фицпатрик выбивался из общего ряда, поскольку был мужчиной, и убийство не выглядело сексуально мотивированным. Что же касается Мари Жесто - да, Босх всегда считал, что ее убийство имело сексуальную подоплеку. Но она не была отбросом общества. Ее пропажа долгое время удерживалась в поле общественного зрения. Не могло произойти так, что Уэйтс использовал шумиху как урок на будущее? Не сменил ли он после этого свои повадки таким образом, чтобы уже никогда не привлекать внимания полиции и СМИ? Босх подумал, что, вероятно, тот накал страстей, который сам же он и вызвал, занимаясь расследованием убийства Жесто, побудил Уэйтса сменить стратегию, сделаться убийцей более хитрым и дальновидным. Если даже и так, то Гарри решил отложить переживание этой вины на потом. Сейчас важно было сосредоточиться на ближайших задачах.
Он надел очки и вернулся к документам. Улики против Уэйтса основательные. Что может быть основательнее, если подозреваемый схвачен за перевозкой расчлененных тел? Схвачен с поличным. Страшный сон судебного адвоката, мечта обвинителя. Судебное дело за четыре дня проскочило стадию предварительного слушания, а затем ведомство окружного прокурора повысило ставки: О'Ши объявил, что станет требовать смертный приговор.
Рядом с раскрытой папкой у Босха лежал блокнот, чтобы записывать вопросы к О'Ши, Уэйтсу и прочим. Когда детектив подошел к концу своего обзора судебно-следственных материалов, этот блокнот так и оставался чист. И теперь он записал лишь два вопроса, которые возникли:
Если Уэйтс убил Жесто, то почему в его квартире не было ее фотографии?
Уэйтс жил в западном Голливуде. Что он делал в Эхо-парке?
На первый вопрос нетрудно ответить. Босх знал, что убийцы эволюционируют. После убийства Жесто Уэйтс мог почувствовать, что ему требуется некое напоминание о своих проделках. Фотографирование жертв могло начаться уже после Мари.
Второй вопрос тревожил сильнее. Приложенный к делу полицейский отчет не давал на него ответа. Следствие просто автоматически сочло, что Уэйтса задержали, когда он ехал избавиться от трупов, вероятно, закопать их на парковых угодьях, окружавших стадион «Доджерс». Никаких дополнительных расследований по данному пункту не проводилось, вопросов не задавалось. Но для Босха этот вывод не был столь очевиден. Эхо-парк находился не менее чем в получасе езды от квартиры Уэйтса в западном Голливуде. Изрядное расстояние, чтобы спокойно ехать с расчлененными трупами в машине. К тому же Гриффит-парк - более обширный, с большим количеством изолированных и труднодоступных мест - располагался ближе к дому Уэйтса и удобнее для сокрытия трупов, чем территория вокруг стадиона.
Значит, Уэйтс имел в Эхо-парке какую-то конкретную цель. Но это обстоятельство следствие упустило, а может, проигнорировало как маловажное.
Далее Босх написал два слова:
Психологический портрет?
Не было проведено психологического портретирования обвиняемого, и Босха это удивило. Наверное, подумал он, таково стратегическое решение ведомства окружного прокурора. Вероятно, О'Ши сознательно предпочел не идти этим путем, поскольку не мог точно сказать, куда он его выведет. Он хотел обвинить Уэйтса по имеющимся фактам и отправить в камеру смертников. Побоялся открыть для адвоката путь защиты со ссылкой на невменяемость.
Тем не менее Босх решил, что составление психологического портрета полезно для понимания подсудимого и его действий. Готов объект сотрудничать в этом смысле или нет - все равно психологический портрет можно вывести из самих преступлений. А также из того, что уже известно об Уэйтсе: из его биографии, внешности, находок в квартире, из бесед с теми, кого он знал и у кого работал. Такой портрет оказался бы полезен и самому О'Ши - как оборонительный рубеж против поползновений защиты объявить клиента невменяемым.
Однако теперь поздно. В полицейском ведомстве штат психологов был малочисленным, и Босху не удалось бы добиться от них какой-нибудь помощи к завтрашнему утру. А затребовать помощь ФБР, передоверив им часть работы, - это в лучшем случае вылилось бы в двухмесячное ожидание.
Внезапно у Босха возникла идея, но он решил немного пообкатать ее, прежде чем на что-то решиться. Он встал, чтобы заново наполнить чашку кофе. Он пользовался настоящей кофейной кружкой, которую принес с собой, и предпочитал ее стандартным, общепитовским, из термостойкой пластмассы. Кружку подарил ему известный писатель и телепродюсер Стивен Кэннелл, он провел время в их группе, собирая материл для одного своего проекта. Сбоку на кружке был пропечатан вопрос: «Что у злодея на уме?» Босх любил эту кружку, поскольку считал, что это хороший вопрос, которым настоящий детектив должен постоянно задаваться.
