Леди, леди, это я! - Макбейн Эд (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
– А как ты пришел к этому выводу?
– Я рассуждал так, – сказал Карелла, – помещение магазина можно разделить на три части: это два прохода между полками и высокая стойка, за которой сидел Феннерман. Если бы убийце нужен был сам Феннерман, он сразу бы и пристрелил его за стойкой. Если же ему нужен был тот, кто находился в дальнем проходе, где были трое уцелевших покупателей, то он стал бы стрелять в ту сторону. Но как мы знаем, он вошел в лавку и тотчас начал стрелять в направлении ближайшего к нему прохода, а во втором проходе не пострадал никто. Отсюда можно сделать вывод, что его жертва мертва. А, значит, Мейер, он своего добился.
– Но тут нужно учесть еще кое-что, Стив, – сказал Мейер.
– Что именно?
– Мы ведь пока не знаем, за кем он охотился, поэтому нам придется задавать самые различные вопросы близким погибших. Но, Стив, нужно помнить о...
– Да, я это знаю.
– Что?
– Среди убитых была Клер Таунсенд.
Мейер кивнул.
– Это означает, – сказал он, – что именно Клер могла быть тем человеком, за которым он охотился.
Человека в костюме из индийской ткани звали Гербертом Лэндом.
Он преподавал философию в университете, расположенном на самой окраине полицейского участка. Он частенько заглядывал в магазин “Книгочей”, поскольку это было совсем рядом с университетом и там можно было отыскать подержанные издания Платона или Декарта по вполне доступным ценам. Лэнд стоял первым от входа, когда убийца ворвался в магазин и открыл огонь. Он был убит наповал.
“Герберт Лэнд... умер на месте происшествия”.
Лэнд проживал в дешевой новостройке в довольно близком пригороде под названием Сэндс-спит. Он жил здесь вместе с женой и двумя детьми. Старшему исполнилось шесть лет, младшему – три года. Вдова Герберта Лэнда, которую звали Вероникой, оказалась женщиной двадцати восьми лет. Мейер и Карелла с первого же взгляда поняли, что она ждет третьего ребенка. Она показалась им женщиной довольно заурядной внешности. Синеглазая шатенка, среднего роста, она стояла в дверях дешевой квартиры со спокойным достоинством, которое мало вязалось с залитым слезами лицом и покрасневшими от бессонной ночи глазами. Она довольно спокойным тоном спросила у них, кто они такие, потом попросила предъявить документы, стоя при этом в классической позе беременной женщины, выставив вперед огромный живот и придерживаясь руками за поясницу. Голова ее при этом была гордо запрокинута назад. Внимательно изучив их удостоверения и служебные жетоны, она коротко кивнула и пригласила их войти.
В квартире царила неожиданная тишина. Вероника Лэнд объяснила это тем, что ее мать забрала детей на несколько дней к себе. Дети пока еще не знают о том, что отец убит. Ей, естественно, придется сказать им об этом, но для этого их нужно как-то подготовить к столь ужасному известию, а пока что она и сама никак не может примириться с этим фактом. Все это она говорила тихим и вроде даже спокойным голосом, но глаза ее все время были полны слез, готовых вот-вот прорваться наружу, и детективы старались разговаривать с ней как можно осторожней и деликатней, лишь бы не допустить этого. Она с трудом опустилась на жесткий стул, придерживая рукой свой огромный, как гигантская грелка, живот. При разговоре она не спускала глаз со своих собеседников. У Кареллы создалось впечатление, что она внимательно вслушивается в каждое слово еще и потому, что разговор этот помогает ей удержаться от рыданий.
– Сколько лет было вашему мужу, миссис Лэнд? – спросил Мейер.
– Тридцать один год.
– Он преподавал в университете, правильно?
– Да, он преподавал там. Он был младшим преподавателем.
– И каждый день он приезжал сюда, в Сэндс-спит?
– Да.
– В котором часу он обычно выезжал из дому, миссис Лэнд?
– Он шел на поезд к восьми семнадцати.
– А машина у вас есть, миссис Лэнд?
– Есть.
– Но муж ваш предпочитал ездить в университет на поезде?
– Да. У нас ведь всего одна машина, а я... ну, вы сами видите, что я жду ребенка. И поэтому Герби... Герби считал, что машина мне нужнее. Ну, понимаете... в случае...
– А когда вы ждете рождения ребенка, миссис Лэнд? – спросил Карелла.
– Он должен родиться в этом месяце, – ответила она. – Точно трудно сказать, но предполагают, что где-то в этом месяце.
Карелла понимающе кивнул, и в доме снова воцарилась тишина.
Мейер смущенно кашлянул.
– А не можете ли вы сказать, миссис Лэнд, в котором часу этот поезд, что отходит отсюда в восемь семнадцать, прибывает в город?
– Я думаю, что часам к девяти. Первый из семинаров, которые он там вел, начинался в половине десятого, так что он должен был успеть добраться от вокзала в центр. Да, поезд приходит примерно в девять часов.
– Он преподавал философию?
– Да, он работал на кафедре философии. Но практически он вел семинары и по философии, и по логике, и по этике, и по эстетике.
– Понятно. Миссис Лэнд, скажите, а не проявлял ваш муж... какого-либо беспокойства в последнее время. Не упоминал ли он в разговорах с вами о чем-нибудь таком, что могло бы...
– Был ли он чем-либо обеспокоен? Как это понимать “обеспокоен”? – спросила Вероника Лэнд. – Господи, конечно же, он был обеспокоен своей довольно низкой заработной платой, обеспокоен он был и тем, что нам приходится выплачивать квартирную ссуду, беспокоило его и то, что у нас на всех одна-единственная машина, да и та грозит рассыпаться окончательно в любой момент. А вы спрашиваете, беспокоило ли его что-нибудь? Я просто не понимаю, что вы подразумеваете под словом “беспокойство”?
Мейер с Кареллой быстро переглянулись. Им обоим было совершенно ясно, что напряженная обстановка в комнате может в любой момент прорваться. Вероника Лэнд держала себя в руках буквально из последних сил. Но она, заметив их смущение, тяжело вздохнула.
– Простите, – сказала она уже совершенно другим тоном, – просто я никак не могу понять, что именно вы подразумеваете под “беспокойством”. – Она, кажется, сумела справиться с собой и сейчас в ее тоне не было и тени истерии. – Простите, – добавила она.
– Ну, видите ли... не было ли... не было ли у него каких-нибудь врагов или недоброжелателей, словом, вы понимаете, о чем я спрашиваю?
– Нет, никаких врагов у него не было.
– А среди его коллег по университету не было ли людей, с которыми он ссорился или... в общем, я и сам не знаю, что там могло быть... какие-нибудь серьезные неприятности по службе?..
– Нет, ничего такого не было.
– Не угрожал ли кто-нибудь ему?
– Нет.
– А как насчет его студентов? Не рассказывал ли он о каких-либо ссорах с ними или что-нибудь в этом роде? Не завалил ли он кого-нибудь из студентов на экзамене, да так, что человек этот затаил против него...
– Нет.
– ...обиду, счел это несправедливостью...
– Погодите, было такое.
– И что же именно? – спросил Карелла.
– Да, был такой студент, который не смог сдать ему экзамен. Но было это еще в прошлом семестре.
– Кто же это был? – спросил Карелла.
– Один из студентов, посещавших его семинар по логике.
– Как фамилия этого студента?
– Вертится в голове... Берни... Берни... одну минуточку. Он еще выступал за бейсбольную команду университета, а когда Герби не принял у него зачет, то ему не разрешили дальше играть... Робинсон, да, вспомнила. Его звали Берни Робинсон.
– Так, Берни Робинсон, – повторил Карелла. – И вы говорите, что он играл в университетской бейсбольной команде, правильно?
– Да, он играл в ней еще весной. Это было, понимаете, еще до того, как он завалил у Герби зачет. В прошлом семестре.
– Да, да. Я понимаю. А не знаете ли вы, почему он не принял у него этого зачета, миссис Лэнд?
– Ну это же естественно. Он, он... не написал свою работу. А с чего бы еще мог Герби не поставить ему зачет?
– В результате этого Робинсону не разрешили играть в команде, так ведь?
