Высокое напряжение - Кивинов Андрей Владимирович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Иголкин был перестраховщиком в квадрате. Он мог найти сотни аргументов, доказывая, что пока человека арестовывать не следует. По крайней мере, по десяти делам, находящимся в его производстве, подозреваемые, будучи поначалу задержаны милицией, а потом отпущены прокуратурой, числились в розыске. И даже не просто в розыске, а в вечном розыске, потому что убийца, выпущенный на подписку о невыезде, тут же плюет с высоты своего роста на эту бумажку и драпает в теплые края. Иногда оставляя по пути новый кровавый след. Но Иголкина эти накладки уже не занимали. С точки зрения законодательства к нему никаких нареканий не было. Извините – этот закон не мной придуман.
Вообще у милиции с прокуратурой постоянно возникали трения на этой почве. Пару месяцев назад Главк накопал на прокуратуру массу компромата по поводу загубленных уголовных дел. Прокуратура в долгу не осталась – направила своих ревизоров в оперативные подразделения милиции, благо закон о прокуратуре разрешал ей копаться в милицейских секретных делах. Результаты ревизии были незамедлительно отправлены в Москву, и теперь оперы ждали новой, расширенной проверки уже генеральной прокуратуры. Кандидаты на заклание были определены сразу и теперь ожидали своей участи.
Вся эта возня шла в ущерб общему делу, но ведомственные амбиции всегда были сильнее здравого смысла. Даже на очень высоком уровне, во время совместных совещаний милиции и прокуратуры, упреки в адрес друг друга сыпались постоянно, и иногда в очень крутых выражениях. Не матерных, конечно, но крутых.
В районе, где трудилась группа пролетарского гнева, отношения с прокуратурой также складывались не самым идеальным образом. Единственный нормальный следователь по кличке «Дядя Ваня», с которым оперативники всегда находили общий язык и который в своих решениях прежде всего руководствовался собственной совестью и трезвой логикой, был уволен месяц назад за пьянство.
Сейчас в прокуратуре осталось всего три следователя, вместо положенных по штату двенадцати, одним из которых был стажер без высшего образования, вторым – парнишка, едва закончивший университет, и третьим – Иголкин, имеющий стаж работы около года.
Нехватка кадров была общим бичом как прокуратуры, так и милиции и служила главным аргументом при объяснении причин неэффективности своего труда.
Иголкин, конечно же, гробил дела не по злому умыслу, а в силу своей перегруженности, но надо же хоть немного соображать, какие дела стоит гробить, а какие – нет. Ладно, выпустить на свободу до суда мужичка, нечаянно уронившему банку с огурцами на голову любимой жены, но Голубева-то куда? Иголкин выпускал и тех и других. Все верно – хлопот меньше. Объявил человека в розыск и сиди кури.
– Слушай, мастер, ты это серьезно?
– Куда уж серьезнее. Я думаю, прокурор не даст санкцию.
– При чем здесь прокурор? Ты уж отпечатай постановление, а с прокурором мы договоримся.
Иголкин слегка смутился:
– Хорошо, я посмотрю еще. Но ничего не обещаю. Пока признания не будет, сам понимаешь…
– Так было ж признание! Никто его за язык не тянул. Сам в ногах валялся.
– А ты посмотри, что он сейчас пишет. Что его избили в милиции и заставили подписаться под чужим преступлением.
– Да этого козла пальцем никто не трогал!
– Я понимаю. Но он, к сожалению, имеет право говорить в свою защиту все что угодно. Вас, кстати, придется потом допросить по этому поводу.
– Допрашивай. Только закрой мудака этого. Он уже поля не видит, кого угодно на «перо» посадить может!
– Я пока ничего обещать не могу. Передопросите свидетелей, его поколите. Пока железных доказательств не будет, я греха на душу не возьму.
– Тьфу, ты!!!
Костик с силой хлопнул дверью следовательского кабинета и выскочил в коридор прокуратуры.
В вытрезвителе находился один Таничев, пытающийся выжать из себя какую-нибудь умную версию для написания плана по ОПД случившегося накануне убийства. Кроме стандартных мероприятий, ничего в голову не лезло, и Петрович решил немного отвлечься, вспомнив про имеющуюся в сейфе бутылку «Балтики». Идеи после пива рождаются более активно, это надо учитывать.
Костик влетел в кабинет, с порога швырнул газету с делом на свой стол и прорычал:
– Ух, козел!..
– Что с тобой, душа моя?
– Иголкин Голубева отпускать хочет. Мокрушника того.
– Совсем?
– Не знаю. Может, на подписку, может, совсем. Говорит – идите колите, иначе выпущу.
– Так Голубь вроде в сознанке.
– Был. В отказ пошел.
– Хм… Почирикать, конечно, можно, но я сомневаюсь, чтобы он признался. Я вообще был удивлен, когда он сразу колонулся.
– Ему, кажется, Белкин наплел, что мужик жив и показания уже дал.
– А, ну, тогда вопросов нет. Я, конечно, попробую с Голубевым поболтать, я его, стервеца, еще по первой ходке знаю. Но все равно, стремный подход у Иголкина.
– Чему удивляться?! Три следака на район, с делами завал, зачем еще одно арестантское дело вешать на себя? Пусть лучше «глухарь». Черт, со стажерами прокурорскими и то общий язык найти можно, но с этим упырем…
– Ладно, кончай ныть. Пойду в КПЗ.
Таничев быстро прикончил «Балтику», кинул в общий и единственный сейф недописанный план и двинулся беседовать с Голубем. Он предпочитал живую работу бумажной муре.
Изолятор временного содержания находился в пяти минутах ходьбы от вытрезвителя, как раз по соседству с дежурной частью РУВД. Раньше оперов спокойно пускали в районную тюрьму для бесед с задержанными, но сейчас, опасаясь всяких проверок, требовали разрешение на беседу, подписанное следователем. Это правило не распространялось разве что на Таничева, ввиду его давних приятельских отношений с начальником тюрьмы.
Поприветствовав всех находящихся в дежурке, Петрович взглянул на список лиц, содержащихся в изоляторе.
– А что, прокурорские вместе сидят?
– Да, сделали, чтобы не путать.
Напротив фамилий Голубева и его сокамерника стояла фамилия Иголкина. Сосед Голубя был задержан за попытку изнасилования.
– С этим-то что? – указал на насильника Таничев.
– Отпустят сегодня на подписку.
– Во сколько?