Обнесенные «ветром» - Кивинов Андрей Владимирович (библиотека книг txt) 📗
Вошел проснувшийся Петров.
– Доброе утро, – зевнул он.
– Миша, – сказал Соловец, – мы спать пошли – в вечер ты. Спонсоры обещали факс сегодня привезти, открой им дверь.
– А что такое факс? – спросил темный Петров.
– Это штука такая, от английского слова «фак» – трахать, – ответил Кивинов. – Как зачешется – можешь попробовать.
– Ух ты! Здорово! Это что ж баба резиновая, что ли?
– Нет, Миша, это именно факс.
Глава 4
Кивинов стоял в подземном переходе метро и пережидал дождь. Тут был свой микромирок. У стены сидел паренек и бренчал на гитаре песни Цоя, плюс напротив, заглушая его своими фальшивыми звуками, играл на гармошке ветеран. Подвыпивший майор выводил с платформы девицу в желтых лосинах, размахивающую банкой с пивом. Нищий бомж, подойдя к урне, осмотрел ее, извлек пакет из-под кефира, разорвал его, облизал и пошел дальше. Пообедал. Тут же торговцы газетами, бананами, тряпками. Рядок ларьков. Два наркомана явно под хорошей дозой, взявшись под руку, ползли от стены к стене. Неподалеку суетился и продавец травки, озираясь по сторонам. «Быстро, быстро, не задерживайся, получил, отвали. Нет, баяна нет.» Кивинов достал «Салем». Все тот же дареный. «Тут не курят», – заметив его, предупредил постовой. Кивинов убрал пачку. «Это точно, тут не курят, только обкуриваются». Он поднялся наверх и, подняв воротник, быстрым шагом пошел в отделение.
Ишь ты, как Эдик Воронцов засуетился – что за стрельба, что за заморочки? Три раза звонил. Видно, хорошо он там окопался, марксист-ленинец. Идейным ведь был в институте, где ж идеи? На каком же он сейчас уровне, как Ветров говорил? Явно не дирижер, тем более, не композитор. Музыкант, похоже, Балдинг, вообще, ноты переворачивал, а Ветров пол в оркестре подметал. Да, наверное. И ведь точно, один уровень рушится, зато другие остаются. Нового Балдинга или Ветрова найти не проблема, только свистни. Мафия-паутина. Но Эдику насолить очень хочется. Коммерсант липовый. Эта жилка коммерческая у него со стройотряда институтского осталась, когда он ребят гнилым мясом кормил да вкалывать заставлял по двенадцать часов даром, а сам с директором в тачках разъезжал.
Вожак комсомольский, комиссар. А что потом пол-отряда в больницу угодило, это происки империалистов, Олимпиада, отравленные продукты. А Колька Иванцов так инвалидом и остался, когда вырубился в поле от усталости, а ему комбайном по ногам. К Кольке все тогда домой ходили, кроме этого, вожака. Колька сейчас корзины дома плетет, а Эдик в иномарке разъезжает, ой, простите, Эльдар, Эльдар Олегович. Воронцов.
Кивинов вошел в отделение.
– Толян, – заглянул он к Дукалису, – ты помнишь мне про девку говорил судимую, которая на работу пришла устраиваться, в проститутки? Ты с ней контакт не потерял?
– Ну что ты! У нас все зер гут. Я ее в «Карелию» пристроил, она там уже в авторитете.
– Отдача-то есть?
– А то. Помнишь, квартирников взяли в Московском районе? Она помогла. Ты только не брякни кому. А то прибьют Юльку. Она тоже по ниточке ходит.
– А мне с ней встречу можешь устроить?
– Зачем?
– Хочу попросить поработать в одном месте по ее профессии. Как Думаешь, согласится?
– Смотря что за место и смотря зачем работать.
– Давай так: ты ее пригласи, вместе поговорим. Добро?
– Ладно, мне не жалко. Только не в отделении.
– Ну ты сам решай, я у себя.
Кивинов вышел. Он и сам еще толком не представлял себе, что может узнать Юлька в офисе у Эдика, да и можно ли там что-нибудь узнать. Может, не стоит кашу заваривать? Хотелось бы Воронцова прищучить, конечно, но это же не моя работа, не мой участок. Правда, район наш. Ладно, пусть недельку покрутится, вынюхает что-нибудь – хорошо, а нет – так нет.
Дукалис, Кивинов и Юлька пили кофе в кафе-подвальчике неподалеку от отделения. Затемненные бра создавали интим, тихо играла «Европа-плюс». Посетителей не было, лишь одинокий пьянчужка вот уже полчаса мусолил рюмку с водкой, никак не решаясь выпить.
– Ничего пульхерия, раньше тут склад сантехники был, – читал познавательную лекцию Кивинов. – Плохо, эстрады нет с варьете, скучно.
– А плясал бы кто? Они и так скоро обанкротятся.
– Да мы бы с Толяном и плясали. В форме. Канкан. Все бы судимые сбежались, если, конечно, директор нам в валюте платил бы, то завсегда пожалуйста.
– И почему в ментуре все трепачи такие? Когда я садилась, тоже хохмач один был в отделении. Он всех задержанных на расстрел выводил. Набрал где-то холостых патронов, затаскивал арестованного за сарай и читал приговор, который сам и писал. Потом двух понятых приглашал, мужика к стенке ставил и стрелял. Представляете, что с задержанным было? Он это профилактикой называл. Ну, затем отпускал, конечно. Говорил: «Повезло тебе, промазал я, а дважды не расстреливают». Кончилось тем, что он из прокуратуры кого-то «расстрелял», перепутал с задержанным, которого тот в камере допрашивал. Хохмач!
– А что, плакать, что ли? Слушай, Толян, а может, рекламировать что-нибудь будем? Например, трусы на телевидении. У нас с тобой атлетические фигуры, прямо два Арнольда, хотя нет, я дохловат, а ты толстоват, не подойдет.
– Хватит хохмить, давай ближе к делу.
– Ну собственно, мы с Юлией уже обо всем договорились. Только смотри, – серьезно сказал Кивинов, – никуда не суйся, ты пришла по объявлению, хочешь подзаработать, желательно, в валюте, опыт есть. Им, я думаю, такие нужны. А дальше по обстановке – кто чем там дышит, кто бывает. Вряд ли тебя кто в офисе держать будет, но ты соври, что дома сидеть не можешь, мать больная. Есть там, наверно, какой-нибудь отстойник для девиц. Если что серьезно, сразу звони мне или Толяну.
– Сколько мне там торчать?
– Я думаю, двух недель хватит. Потом заболей. Лучше СПИДом. Шучу.
– И сколько я буду иметь за это?
– Юлечка, – вмешался Дукалис, – ты наступаешь нам на больную мозоль. Вопрос финансирования подобных мероприятий всегда стоит в МВД очень остро. Я могу обещать тебе пока горячий поцелуй и маленькую кружечку пива. Ну само собой, наше живейшее участие в твоей дальнейшей карьере.
Юлька вздохнула.
– Ладно, что с вас, убогих, возьмешь? Потом как-нибудь сочтемся. Ну, я пошла. Завтра туда. Пока, целоваться не будем.
– Сразу звони, – напомнил Кивинов. – Странно, – обратился он к Дукалису, когда Юлька вышла, – мы вроде борцы с преступностью, и с проституцией в том числе, а сами же ее толкаем в пекло. Неприятная сторона нашей работы. Ей бы замуж, детей, а она болтается по хазам да притонам, ложится под каждого, а мы еще и поощряем. А что делать? Как говорил Горбачев, диалектика. Борьба с преступностью ее же собственным оружием.
Кивинов дежурил в вечер. Заглянул Соловец.
– Ну, как у нас?
– Да все спокойно, три хаты, пара гоп-стопов и один карман – все глухие.
– Да, повезло сегодня, не много. Давай, я домой, до завтра.
Кивинов взялся за ручку. На диване, свернувшись по-кошачьи, похрапывал Крылов. Юлька «работала» у Воронцова вторую неделю. Пока впустую. При встрече рассказала, что возят по адресам, потом расспрашивают, что в квартире. Платят мало. К Воронцову много публики наезжает, начиная с бойцов с бицепсами и кончая ОМОНовцами в форме. Тур-фирма поездки устраивает. Официально «Тыр-пыр сервис» занимается оптовыми поставками и покупками Перепродажа перепроданного. Контора богатая – есть компьютер, ксерокс, бухгалтерия. Радиотелефоны кругом. Впрочем, все это там Кивинов и сам видел.
«Жратвы надо купить, пожалуй, пока заяв нет, да чаю попить с Толяном». Кивинов вышел на улицу. Удивительно, но дождя не было. Универсам на территории 85-го отделения оказался закрыт, и Кивинов, перепрыгивая через лужи, отправился в другой, расположенный на земле соседнего, 84-го отделения. Народа было не очень много. Кивинов взял корзинку и уже было направился в зал, как тут перед ним мелькнуло знакомое лицо. Это был начальник 84-го.
Кивинов знал Колю или, если официально, Николая Ивановича с тех самых пор, когда тот еще работал простым опером. Потом представилась возможность, и Коля перешел на руководящую работу. Он был неплохим опером, но характера мягкого и сентиментального. Сейчас он стоял в стороне от расчетного узла, напряженно всматриваясь в зал. Кивинов подошел к нему.
