Террористы (Terroristerna) - Шевалл Май (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Бульдозер покрутил пальцами галстук и заключил:
– Прошу теперь суд вынести свое определение по делу.
– Готов ли адвокат Гедобальд Роксен произнести заключительную речь защиты? – спросил судья.
Со стороны могло показаться, что Рокотун отнюдь не готов. Он сгреб в кучу свои бумаги, внимательно рассмотрел сигару, сунул ее в карман. Потом обвел взглядом зал суда так, словно впервые здесь очутился. С интересом поглядел на каждого из присутствующих, как будто никогда прежде их не видел.
Наконец встал и начал расхаживать, прихрамывая, перед судейским столом.
Знающие Рокотуна замерли: он мог растянуть защитительную речь на несколько часов, мог уложиться и в пять минут.
Бульдозер Ульссон демонстративно поглядел на часы.
Проходя мимо присяжных и судьи, Рокотун строго посматривал на них. Незаметная поначалу хромота, казалось, усиливалась с каждой минутой.
Наконец он заговорил:
– Как я сказал еще в самом начале, молодая женщина, которую поместили на скамью – вернее, на стул подсудимых, – невинна, и в защитительной речи, собственно, нет никакой надобности. Все же я скажу несколько слов.
Присутствующие с тревогой спросили себя, что подразумевает Рокотун, говоря о «нескольких словах».
Однако тревога оказалась напрасной. Рокотун расстегнул пиджак, облегченно крякнул, выпятил живот и прислонился к возвышению.
– Как указал обвинитель, – начал он, – в этой стране весьма участились ограбления банков. Шумиха вокруг налетов и широковещательные полицейские акции не только способствовали известности господина прокурора – даже его галстуки описываются в прессе, – но и вызвали истерию. Стоит обыкновенному человеку войти в банк, как в нем тотчас видят грабителя или еще какого-нибудь злоумышленника.
Рокотун замолк и уставился в пол, очевидно, собираясь с мыслями. Потом снова заговорил:
– Ребекка Линд не видела от общества ни радости, ни особой помощи. Школа, родители, другие люди старшего поколения не поддержали, не подбодрили ее. Где уж тут укорять ее тем, что она не интересовалась нашим общественным устройством. Когда она, не в пример многим другим молодым, ищет работу, ей отвечают, что работы нет. Надо бы, конечно, остановиться на вопросе, почему нет работы для подрастающего поколения, но я воздержусь. Очутившись в затруднительном положении, она идет в банк. Она ничего не знает о деятельности банков, и ей внушают ошибочное представление, будто Кредитный банк менее капиталистический, чем другие, чуть ли не народный. При виде Ребекки кассирша сразу заключает, что она пришла грабить банк. С одной стороны, ей невдомек, с какой стати такая девушка вообще может обращаться в банк, с другой стороны, она взвинчена бесчисленными директивами, которые за последние годы сыплются на головы банковских служащих. Кассирша нажимает сигнал тревоги и начинает укладывать деньги в сумку, которую девушка положила на стойку. Что же происходит дальше? А вот что. Вместо пресловутых сыщиков господина старшего прокурора, которым некогда заниматься такими мелочами, являются на патрульной машине двое полицейских. Пока один, по его собственным словам, бросается, как пантера, на девушку, второй ухитряется рассыпать деньги по полу. Сверх этого подвига он допрашивает кассиршу. Из допроса явствует, что Ребекка отнюдь не угрожала служащим и не требовала денег. Произошло самое настоящее недоразумение. Девушка вела себя наивно, но это, как известно, не является преступлением.
Рокотун проковылял к своему столику, полистал бумаги и, стоя спиной к судье и присяжным, заключил:
– Я требую, чтобы Ребекка Линд была оправдана и обвинение отвергнуто. О каких-либо альтернативных предложениях не может быть речи, поскольку всякому разумному человеку должно быть ясно, что она ни в чем не виновна и, следовательно, ни о каком наказании говорить не приходится.
Суд совещался недолго, меньше получаса. Затем было зачитано постановление.
Ребекка Линд была оправдана, с освобождением из-под стражи в зале суда. Однако обвинение не было отвергнуто. Пятеро присяжных голосовали за оправдание, двое – против. Судья требовал осуждения обвиняемой.
В коридоре Бульдозер Ульссон подошел к Мартину Беку:
– Вот видишь. Зря ты растерялся, выиграл бы бутылку виски.
– Думаешь обжаловать приговор?
– Нет. Неужели у меня не найдется других дел, кроме как сидеть целый день в апелляционном суде и препираться с Рокотуном? Да еще по такому поводу?
И он заспешил к выходу.
Подошел Рокотун. Его хромота еще больше усилилась.
– Спасибо, что поддержал, – сказал он. – Не каждый на это способен.
– Мне показалось, что я уловил суть твоих мыслей.
– В том-то и вся беда, – отозвался Рокотун, – многие улавливают суть, да мало кто готов за нее постоять.
Рокотун задумчиво поглядел на Рею, откусывая кончик сигары.
– В перерыве у меня состоялась интересная и полезная беседа с этой девушкой, женщиной, дамой.
– Ее фамилия Нильсен, – сообщил Мартин Бек. – Рея Нильсен.
– Благодарю, – тепло произнес Роксен. – Иногда мне сдается, что я проигрываю некоторые дела из-за фамилий. Как бы то ни было, госпоже Нильссон следовало бы пойти в юристы. В десять минут она проанализировала все дело и сделала резюме, на которое прокурору понадобилось бы несколько месяцев, будь он вообще на это способен.
– Гм-м, – произнес Мартин Бек. – Обжалуй он приговор, в апелляционном суде вряд ли проиграл бы.
– Что ж, – ответил Рокотун, – надо учитывать психологию противника. Он не станет обжаловать приговор после проигрыша в первой инстанции.
– Почему это? – спросила Рея.
– Ему важнее, чтобы о нем думали как о человеке, который настолько занят, что у него ни на что не хватает времени. Будь все прокуроры такими, как Бульдозер, скоро половина населения страны очутилась бы в тюрьме.
Рея сделала гримасу.
– В общем, спасибо, – заключил Рокотун и заковылял восвояси.
В подъезде он остановился и закурил свою сигару. И так как он одновременно рыгнул, то покинул дворец правосудия окутанный огромным облаком дыма.
Мартин Бек проводил адвоката задумчивым взглядом. Потом спросил:
– Куда пойдешь?
– Домой.
– К себе или ко мне?
– К тебе. Давно уже не была у тебя.
В данном случае это «давно» измерялось четырьмя днями.
IV
Мартин Бек жил в Старом городе на улице Чёпмангатан, в самом центре Стокгольма. Дом был вполне приличный, даже с лифтом; любой, кроме закоренелых снобов, владеющих виллами, парками и плавательными бассейнами в аристократических пригородах – Сальтшёбаден, Юрсхольм, – сказал бы, что у него не квартира, а мечта. Ему и впрямь здорово повезло, и самое поразительное, что он получил эту квартиру без жульничества, взяток и закулисных махинаций, с помощью которых работники полицейского ведомства обычно добивались всяких благ. После чего он даже собрался с духом и разорвал длившийся восемнадцать лет весьма неудачный брак.
Потом ему опять не повезло, один психопат прострелил ему грудь, он год пролежал в больнице, и когда выписался, то чувствовал себя не в своей тарелке. Служба ему осточертела, и он с ужасом думал о перспективе провести оставшиеся до пенсии годы в кресле члена коллегии, в кабинете с ворсистым ковром на полу и картинами признанных живописцев на стенах.
Правда, теперь этот риск свелся к минимуму: боссы в ЦПУ пришли к выводу, что с этим сумасшедшим – ну, почти сумасшедшим – невозможно сотрудничать.
И Мартин Бек по-прежнему занимал пост руководителя группы расследования убийств, на котором ему явно суждено было оставаться, пока сие престарелое, но весьма эффективное учреждение не ликвидируют.
Поговаривали даже, что у группы чересчур высок процент расследованных дел. И, дескать, это потому, что в группе сосредоточены сильные кадры, а работы сравнительно мало, сотрудники могут позволить себе долго копаться.
Сверх того, как уже говорилось, кое-кто из высоких начальников лично недолюбливал Мартина Бека. Один из них даже намекал, будто Мартин Бек не совсем честными способами вынудил Леннарта Колльберга, одного из лучших следователей страны, покинуть уголовный розыск и стать смотрителем зала ручного огнестрельного оружия в Музее вооруженных сил, так что все бремя содержания семейства легло на плечи его несчастной супруги.
