Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич (библиотека книг txt) 📗
– Долго помнить буду! Ну, пока, звоните, если что случится.
– Отдыхай, – отмахнулась Валентина. – Незачем волноваться. Мы уж как-нибудь с мамой справимся... Я поживу у нее некоторое время, пока Гера не... ну, не вылезет из комы.
– Дай вам бог, – кивнула Катя и ушла к стойке. Ее немедленно заслонили другие, странно, по-летнему одетые туристы, отлетающие на курорты южных морей.
– Пойдем, действительно по кофейку? – предложил Турецкий.
– Извини, это у меня случайно так получилось, – оправдываясь, сказала Валя.
– Да что у вас за манера – все время извиняться, как будто вы обе в чем-то виноваты? Валюша, не надо, успокойся, никто тебя ни в чем не подозревает, а вот поговорить нам с тобой обязательно надо, вряд ли там предоставят такую возможность. Потому что уже на трапе, выходя из самолета, мы не будем знакомы друг с другом. До определенного времени, пока я не скажу, ладно?
– А что я могу ответить? Это ж твоя работа... – И добавила без всякой связи: – Катька счастлива... Как я рада за нее...
– Я тоже рад, что вы обе счастливы, – двусмысленно ответил Турецкий. – Ты не бойся за себя, я тебе помогу. А Катюшка у тебя – хорошая сестра, просто отличная. И тебя любит. Только о тебе и говорит. Давно не видел таких отношений между сестрами.
– Тебе ведь она тоже понравилась, – лицо у Вали снова зарделось. – Я очень рада за вас обоих, можешь мне поверить. К сожалению, себе я могла бы разве лишь мысленно пожелать подобной радости. Видел бы ты ее лицо...
– Видел, – тактично напомнил он. – Только что. И тоже восхитился. Но давай пока оставим эту тему, тем более что она и не могла иметь счастливого продолжения. Давай о деле... Итак, Катя все, о чем знала от Геры, мне уже пересказала. Он не был щедр на информацию, потому что, видимо, отлично понимал: чтобы его сломать, заставить отступить, эти типы могли «заинтересоваться», мягко выражаясь, теми, кто его окружал. Сейчас поздно говорить, но он ошибся, невольно подставляя под удар твою маму и сестру. Опытный сыщик не должен совершать подобных ошибок. И отлет Кати – акция очень удачная и своевременная. Это правильно. Я и сам хотел предложить ей спрятаться, скрыться где-нибудь хотя бы на время. Ладно, что сделано, теперь уже не исправить. Но теперь надо думать о тебе. Что может быть тебе известно? Я имею в виду те факты, которые могли бы представлять опасность или прямую угрозу для тех мерзавцев?
– Практически ничего, – ответила Валентина, усаживаясь на подвинутый Александром стул в баре. – Может быть, даже гораздо меньше твоего. У мамы разве что спросить? Но как рассказать тебе, если мы не будем встречаться?
– Это кто тебе сказал?
– Ну... ты же! Или я не поняла?
– Скорей всего, не поняла. Я сказал, что для всех прочих мы с тобой не знакомы. Это чтоб они к тебе не лезли с вопросами, кто нанял частного сыщика? Но факт нашего незнакомства вовсе не означает, что один хитрый сыщик не сможет проникнуть в ваш с мамой дом под покровом густой темноты. Слушай, – улыбнулся он, – а ты чего постоянно краснеешь? Это я, что ли, виноват?
– Перестань, Саша, не надо, – смутилась она.
– Не понимаю, – риторическим тоном заметил Турецкий, – чего не надо? То, понимаешь, надо, то – не надо. Я ж о расследовании говорю. Погоди, а ты – о чем? Чем это твоя прекрасная головка занята? Неужто и у тебя грешные мысли?
– Ну, конечно, грешные, хулиганские, а какие ж еще у меня могут быть, когда я тебя вижу? – попробовала пошутить Валя, окончательно уже смутившись и пряча взгляд. – У меня когда-то прямо по дурацкой пословице получилось...
– Это ж что за пословица такая? Я знаю?
– Не надо, Саша, ну, пожалей меня, не смущай... Я ж говорю, дурацкая... Да и давно было. – Она словно набиралась духу и вдруг выпалила: – Ошиблась кума, мужу дала! – и зажмурилась, будто от страха за свою нелепую храбрость.
– Неплохо, – улыбаясь, отреагировал Турецкий. – Правда, я слышал, по-моему, более точный вариант: «Ошиблась кума, не тому дала». А что, такое гораздо чаще случается в жизни, верно?
Валя фыркнула, словно подавилась глотком кофе, и осторожно, исподлобья, взглянула ему в глаза. Но Турецкий изо всех сил пытался сохранить серьезное выражение лица – ни тени улыбки.
– А ты тоже страшный хулиган, – изрекла наконец. – Ох, парочка, баран да ярочка... Да, Саша, к сожалению, ты больше прав. Именно, не тому. С самого начала. – Она сказала с такой убежденностью и тихой грустью, будто они прощались. – А может, Саша, надо было поступить наоборот? Ну, когда впервые тебя увидела? Женат, ну так что? Зачем же с кем-то и с чем-то считаться? Плевать на все и на всех, кроме своих чувств и желаний! Делать то, что твоей душе потребно и не ждать милостей от природы...
– Подолгу так не выходит, – он развел руками. – Вот ты мне можешь не верить, но я никак не отделаюсь от стыда перед тобой за вчерашние ухаживания... Да у нас с Катей ничего и не могло быть серьезного: красивая женщина, обычный застольный флирт...
И подумал: «Вот покаялся и стало вроде полегче... Только стало ли?»
– Ой, господи, о чем ты! – она принужденно засмеялась. – Не переживай... Это, вероятно, Катя уже успела тебе чего-то наговорить?.. Можешь не отвечать, больше ведь и некому... А за нее я буду только рада, если у вас что-нибудь случится. А то она уже целую систему взаимоотношений с мужчинами для себя выстроила, да такую, в которой для обычной любви и места нет, не говоря уже о сильной страсти там, чтоб ни о чем не думать, и голова – кругом! Раз, говорит, не с кем, значит, и искать незачем. Пошли они все!.. Это даже хорошо, что ты ее... ну, переубедил. Нет, правда, хорошо. И что у сестренки глаза, наконец, засветились, это просто радость... Да и не ревнивая я вовсе.
«Так это или не так, но ведь с Катей-то свела меня, по сути, она сама. И тактично ушла в сторону, сославшись на головную боль. А что у нее в душе в тот момент творилось, только ей одной известно... Не ревнивая, ишь ты! Не тому дала...»
– А у меня и повода для ревности за все десять лет с Герой не было, – продолжала Валя, словно уходя в себя. – Иной раз так скучно, будто в школе зубришь таблицу умножения. Ну, какая там может быть страсть, верно?
– Просто так ревновать, для забавы, наверное, бессмысленно, но... нет, не знаю. Мне известно только одно: сам я жутко ревнивый. И беспутный при этом. Вот и попробуй свести воедино такие несовместимые, казалось бы, понятия.
– Обычный, вполне нормальный мужской эгоизм, – Валя пожала плечами и впервые, может быть, за два дня открыто посмотрела Саше в глаза – прямо и пристально. Потом покачала отрицательно головой и закончила свою мысль: – Нет, Саша, ты мне так и не разонравился за прошедшие годы. И будь я на месте... Неважно теперь... Я бы тебе прощала буквально все. Уж если б ты меня полюбил, ты бы и сам твердо знал, что делать и как поступать. Сам, Саша... А в противном случае любые мои ревнивые потуги ровным счетом ничего бы не стоили... И все-то я про тебя знала, но любила. Гера об этом, конечно, догадывался, но я никогда б не призналась ему, а он и не спрашивал: гордый. Я уважаю его искренние старания. Вот такая, наверное, дуреха. Увы, меняться поздно. И давай больше не возвращаться к этой теме. Тебе, говоришь, передо мной неудобно, но это – пустяки, поверь мне, да и нет у меня к тебе никаких претензий. А мне сейчас, Сашенька, дорогой, куда, как трудней. Если что, не дай бог, случится, – никаких перспектив. Гера не хотел, чтоб я всерьез работала, школьная учительница на полставки, чтобы за ним ухаживать... Чтобы порядок в доме был. Неукоснительный. Правильный... Все, ставим точку. До лучших времен. Если они еще будут...
Как-то не складывался деловой разговор. Только начинали, как то он, то она невольно переходили на личное. Конечно, обещать проявлять постоянную заботу и защищать при необходимости гораздо проще, чем оказывать помощь на самом деле. А насколько это трудно – сохранить хотя бы видимость своего инкогнито и при этом стать стеной на пути тех, кто полезет к Вале, узнав, что она прилетела, – уж это Турецкому было хорошо известно. Они обязательно полезут, слишком громким оказалось покушение. Значит, постараются как-то договориться. Нейтральными не останутся, это исключается заранее.
