Наркомафия - Леонов Николай Иванович (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Крячко покачал головой, постучал пальцем по виску, затем, прищурившись, сделал вид, что прицеливается. Гуров ответил фразой, которую якобы сам и придумал:
– Станислав, мужчина, который относится к себе абсолютно серьезно, просто смешон.
Зазвонил телефон, Гуров снял трубку и ответил:
– Слушаю вас внимательно.
– Гуров?
– Господин Гуров, – поправил сыщик.
– Господин, так вы согласны поменять отца на дочь? Нам девочка ни к чему, вас эта продажная шкура тоже не греет.
Гуров прислушивался к интонации, к манере говорить и решил, что собеседник умышленно огрубляет речь и голос.
– Я не меняльная контора, господин Никто. После освобождения своей дочери Григорий Байков согласен встретиться с кем угодно, так как виноватым себя не чувствует, уверен, что произошла ошибка.
– О'кей! – вырвалось у абонента. – Обменяемся, потом решим, кто, как, зачем и почему.
– Это ваши проблемы. Мне поручено забрать у вас девочку. Кстати, не откажите в любезности, дайте Даше трубку.
– Я же не могу звонить вам не из автомата…
– Пока я не услышу голос девочки и не дам побеседовать отцу с дочерью, всякие переговоры невозможны. И передайте своему шефу, что он держит на службе безмозглых тупиц.
– Да я тебя…
– Поцелуешь в задницу! – перебил Гуров. – Старо! Много раз слышал.
Глава 5
Размен фигур и выигрыш качества
– Все мужики ругаются последними словами, я вроде и не слышу, – задумчиво произнес Крячко. – А ты одно корявое слово скажешь, так вздрагиваю. Почему бы это?
– «Задница» – вполне литературное слово, даже изысканно-интеллигентное, – улыбнулся Гуров.
– Возможно. Тебе виднее. – Крячко вздохнул. – Похитили ребенка, мы в родную милицию не сообщили. Это тоже интеллигентно? Или сокрытие преступления?
– А почему ты не сообщил? – поинтересовался Гуров.
– Ты старший, тебе и решать.
– Верно. Потому я и сообщил: сказал, что сперли ребенка и я занимаюсь делом. Никто обстоятельствами не поинтересовался: буркнули, мол, валяй, держи нас в курсе.
– Правильный мент. Заявления нет – значит, ничего не произошло.
Вновь зазвонил телефон.
– Они. – Гуров чуть выждал, снял трубку. – Слушаю.
– Здравствуйте, – произнес детский голос. – Позовите, пожалуйста, моего папу, Байкова Григория… Станисл…
– Здравствуй, Дашенька, – быстро сказал Гуров, кивнул Крячко. – Байкова сюда, быстро!.. Как ты себя чувствуешь, Дашенька?
– А где папа? Почему меня увезли? Почему домой не отпускают?
В кабинет ворвался Байков, выхватил трубку, закричал:
– Дарья? Ты здорова?
Около минуты Байков кричал маловразумительные слова, затем угас, протянул трубку Гурову.
– Вас.
– Слушаю, – сказал Гуров и указал Байкову на дверь.
Мягкий, интеллигентный голос, не тот, что говорил в первый раз, укоризненно произнес:
– Что с вами, Лев Иванович? Употребляете непарламентские выражения, бросаете трубку…
– Время такое – все течет, все изменяется. Раньше про вас кино снимали… Помните «Подвиг разведчика», Кадочникова и его пароль: «У вас продается славянский шкаф?» А теперь вы – Ванька-Каин, детей воруете… Короче, ваши предложения?
– В отношении моего прошлого вы заблуждаетесь.
– Не лги, говори по существу.
– У некоторых заинтересованных лиц есть вопросы к юристу вашей фирмы. Они в любой момент готовы отдать дочку, чтобы поговорить с папой.
– Какие проблемы? – искренне удивился Гуров. – Адрес вы знаете, привозите девочку и говорите с отцом хоть до второго пришествия.
– Лев Иванович, я слышал о вас столько хорошего, а вы ведете себя точно паяц.
– Я повторяю: говори по существу.
– Надо уточнить место встречи, время, условия…
– Ты же разработчик, ты и предлагай. Я согласен.
– Даже так? – Еланчук – а говорил именно он – не мог скрыть удивления.
– Я преступления не совершал, мне бояться нечего. Сажай в машину девочку, говори, куда подъехать, я привезу юриста. Москвич? Площадь Маяковского знаешь? У памятника в двадцать часов. Не любишь Маяковского, давай у Пушкина. Святое место.
– Сами понимаете, что ваше предложение несерьезно.
– Предложи серьезно, ты же наверняка все продумал.
– Почему, собственно, вы разговариваете со мной в таком тоне и на «ты»? – сорвался Еланчук.
Гуров подмигнул Крячко, прикрыл трубку и прошептал:
– Нервничают, – убрал ладонь, продолжая в трубку: – А я с преступниками такой масти на «вы» не разговариваю. Понимаю, звонил бы авторитет, вор в законе – иное дело. А ты… Да ладно, не будем бодаться. Пожалуйста, я слушаю ваше предложение.
– Благодарю. Яузская набережная, двенадцать часов ночи. Вы проезжаете от «Ударника», делаете левый поворот, там за вами пристраивается наша машина. Обе стороны убеждаются, что посторонних нет, договариваются, где остановиться, и совершают обмен.
– Чему вас учили, полковник? Людное место вас не устраивает, вы боитесь, что невинные прохожие могут оказаться оперативниками. Вы предлагаете набережную и ночь. Какая у меня гарантия, что, когда мы остановимся, с заднего сиденья вашего лимузина не поднимется парочка «калашниковых» и не расстреляет меня и Байкова к чертовой матери?
– Вы мне не верите, – Еланчук выдержал паузу. – Признаться, я не могу найти альтернативного решения.
– А я могу, – сказал Гуров. – Мы с вами встречаемся тет-а-тет, без третьих лиц, имея при себе рации. Ваш человек приводит девочку в людное место, куда подъезжает и мой человек с Байковым, происходит обмен, они разъезжаются, после чего вам и мне сообщают, что все в порядке, мы раскланиваемся и расстаемся.
– Мы выступаем как бы заложниками и гарантами, – усмехнулся Еланчук. – Одно плохо – я действительно буду заложником, а вы нет. Вы меня сильнее физически. Я для вас не противник. Получив сигнал, что все прошло благополучно, вы сажаете меня в машину…
– Этого не может произойти по двум причинам, – перебил Гуров. – Во-первых, мне совершенно нечего вам предъявить…
– Вы устанавливаете мою личность, что равносильно провалу, – спокойно возразил Еланчук.
– Существует вторая причина, значительно более серьезная, – продолжал Гуров. – Хотя я сегодня не полковник, не оперативник, но я Лев Иванович Гуров, и я даю слово. Если я его нарушу, то завтра весь уголовный мир узнает, что Гуров скурвился. И имя, на которое я работал двадцать с лишним лет, будет уничтожено. Я никогда на это не пойду.
– Аргумент веский, – согласился Еланчук. – Дайте подумать… Чую ловушку, не могу определиться… Но ведь я могу прислать вместо себя другого человека.
– Я его мгновенно расколю, набью морду, и сделка не состоится.
– Да вы же меня не знаете.
– Наивно. Я слышу ваш голос, манеру говорить, да и вообще, определить, с кем я говорю, – моя проблема.
– Верно, но не подходит. Вы увидите меня в личность и, хотя Москва – деревня огромадная, нащупаете довольно быстро. Нет, я с вами встречаться не намерен.
– Теперь ваша очередь предлагать. Подумайте, перезвоните через часик, отдохнем. – Гуров положил трубку.
– И откуда ты такой умный и хитрый? – Крячко поставил перед Гуровым чашку кофе. – Ты знаешь, Лев Иванович, я тебе в прошлом завидовал, порой не любил, считал везунком. А сейчас словно пелена с глаз упала. Ты ведь человек несчастный и совершенно одинокий.
– Только не жалей, не люблю.
– А почему тебя не пожалеть, ты ведь только человек. Тащить на себе такой груз каждый день, каждый час – с ума сойти. Нет, Лева, извини, я тебе больше не завидую.
– Почему одинокий? – Гуров отпил кофе, налил в стакан немного коньяку. – У меня есть Петр, ты…
– Верно, верно. – Крячко кивнул. – Мы есть, только и с нами, даже сейчас, ты не можешь вести себя, как тебе хочется, говорить, что пожелается, – ты обязан соответствовать своему имени.
Около десяти вечера Гуров остановился на углу Садового кольца и улицы Чехова. Остановился и идущий рядом юрист Байков. Была середина марта; погода стояла скверная, сырая; людей на улице было немного. Щелкнул передатчик, который находился во внутреннем кармане Гурова. Он поднял воротник и недовольно спросил:
