Обнесенные «ветром» - Кивинов Андрей Владимирович (библиотека книг txt) 📗
Поезд монотонно гремел на стыках.
Часть 1
Глава 1
– Ну ты орел! Это где ж ты так научился? В школе милиции, говоришь? Тогда ничего удивительного. Нет, Андрей Васильевич, глянь, что он понаписал. Протокольчик! Надо в газету отослать, в «Санкт-Петербургскую милицию», в раздел анекдотов.
В кабинете начальника уголовного розыска 85-го отделения милиции Соловца сидели молодой опер Миша Петров, закончивший недавно школу милиции, и инспектор Андрей Васильевич Кивинов. Соловец держал перед собой написанный Мишей протокол и указывал тому на допущенные неточности.
– Что, к примеру, означает эта фраза? «Головная коробка расколота в 1 метре от поребрика». Какая коробка? Головная? А может, черепная? Василич, у тебя головная коробка есть?
Кивинов, отвернувшись, усмехнулся.
Далее: «Внутренности мозга разбросаны по асфальту…» Ты меня, Миша, прости за темноту, но где у человека внутренности мозга, я не знаю. И почему они раскиданы по асфальту? Прохожие, что ли, их ногами пинали? Или вот это, сопроводиловка. «Направляется труп гражданина Яковлева для дальнейшего вскрытия и установления причин смерти». Замечательно. Ты что, его уже вскрывать начал? Для дальнейшего вскрытия. Печеночки захотелось свеженькой или сам разобраться решил, отчего Яковлев загнулся? И чем, позволь спросить, его вскрывал? Зубами? Не иначе как. Медик ты наш тибетский. А вот это: «Приложение: один труп и протокол осмотра на двух листах». Круто! Хорошо хоть один труп. Не надо здесь никаких приложений. Это вещдоки можно приложить, а покойника уже не приложишь – он и так приложенный!
– Да ладно тебе, Георгич. Что ты прицепился к Мише? Подумаешь, ошибок наделал, сам что ли не ошибался? Бывает, – вступился за Мишу Кивинов.
– Ошибался, но в конце я даже по пьяни не писал: «Протокол мною ознакомлен». Кому ознакомлен? Кем ознакомлен? Запомни на будущее – протокол тобой либо написан, либо прочитан, но не ознакомлен. Это же официальный документ. Его в морге читать будут. А кстати, – вдруг спросил Соловец, – почему его писал ты? Это ж обязанности прокуратуры.
– Да ты чего, Георгич? – снова вступился Кивинов. – Прокуратуры на убийства-то не дождешься – следователей нет, а на некриминал они и выезжать не будут. Обычно участковые оформляют. А да, а это что там за Яковлев? Аяврик, что ль, судимый?
– Он самый – из квартиры вывалился. Как всегда пьяный. А ночью, наверно, полетать захотелось, вышел на балкон, табуреточку поставил и вперед. Икар. Мордой так об асфальт шваркнулся, что мозги из ушей повылетали. Восьмой этаж, как никак. Да и черт с ним. Одним придурком меньше.
– А может, помог кто?
– Да ты что, кому это чмо нужно? Крыша у него потекла от белой горячки. Вот будешь пить столько, тоже улетишь куда-нибудь.
Кивинов опять усмехнулся.
– Я на диете. После свадьбы Дукалиса. Так что не улечу. Так что, отказник? Я про Аяврика.
– Ну а ты что хотел? Миша уже его неделю назад напечатал, вот, на подпись принес. Значит так, Михаил Павлович, ручку в зубы и новый протокол делать с исправленными исправлениями. Тьфу ты, начитался твоих афоризмов – с исправленными недостатками. Вперед шагом марш!
Петров поднялся с дивана, взял материал и вышел из кабинета начальника.
Соловец закурил «Беломор».
– Парень-то, вообще-то, толковый, и главное, с неутраченными иллюзиями, так что работает пока, как в школе милиции рассказывали. Но ничего, оботрется, ты, главное, контролируй его и энергию кипучую в нужную сторону направляй, а то дров наломает. Все, ступай, к проверке министерской готовься. Тридцать человек обещали прислать. Козлы. Работать и так некому, так еще и не дают. Чувствую, все деньги с оперрасходов на ребяток грохну, иначе накопают дерьма. Узнай, кстати, где тут водка подешевле.
Кивинов вышел и отправился в свой кабинет. Открыв шкаф, он вытащил секретную макулатуру и начал готовиться к проверке. Пописав с полчаса, он откинулся на стуле и закурил подаренный каким-то потерпевшим «Салем».
Прошло полгода с тех пор, как его, ввиду отсутствия состава преступления, выпустили из внутренней тюрьмы, куда он влетел вместе с другим опером, Сашкой Таранкиным, за неосторожное убийство зама отделения. Собственно, это была официальная формулировка, на самом же деле, просто не установили, чья пуля пробила шею убитого, а сажать двоих за одно и то же даже по нашему закону нельзя. Так что оба отделались «неполным служебным», по сравнению с зоной, наказанием просто замечательным. Таранкин, правда, не оценил заботы руководства и ушел из органов в коммерцию, где и процветал ныне, а у Кивинова не было коммерческой жилки, и он остался в милиции. Однако время, проведенное в тюрьме, наложило на него свой отпечаток. Кивинов стал тяжелее на подъем, осторожнее и перестал кидаться сломя голову во всякие авантюры, чего нельзя было сказать о Петрове.
Как трудно упрятать за решетку негодяя, натворившего кучу бед и спокойно разгуливающего на свободе, и как легко запереть провинившегося сотрудника или мелкого воришку! Неделю назад следователь арестовал девчонку, у которой нашли пять граммов анаши. Формально состав преступления, конечно, есть, но надо ж и голову иметь. Кивинов уговаривал следователя отпустить девчонку на подписку, но в ответ услышал гордое: «Я выполняю свой долг, а мой долг сажать преступников в тюрьму». А часом спустя тот же самый следователь выпустил просто так, даже не на подписку о невыезде, вора, задержанного с фомкой во взломанной квартире, не усмотрев в его действиях криминала. Тот, видишь ли, адрес перепутал. А то, что он трижды судимый, так извините, за это по новой не судят, так что честь труду.
Кивинов уже понемногу привык к таким парадоксам, в отличие от Петрова, который после очередного реверанса следователя прибегал к Соловцу с разведенными руками я справедливо возмущался, мол, на фига мы тут задницу рвем, преступника разыскивая. Да пусть бы гулял, все равно отпустят. Да я больше из кабинета не выйду, говаривал он, буду справки строчить.
Соловец успокаивал Мишу, говоря, что это проблема старая, что следователя раскрываемость не волнует, в отличие от уголовного розыска, поэтому каждое раскрытое преступление одним – как серпом по одному месту другим. Но это не вина следователей – их слишком мало, а преступлений много, и наверняка есть негласное указание сверху гробить дела, чтобы не завалить следственный отдел. Десятки дел в результате просто приостанавливаются по надуманным причинам типа болезни или за розыском подозреваемого, которого сами же и выпускают. «Больные» или разыскиваемые, находясь на свободе, снова «бомбят» преступления, возбуждаются новые уголовные дела, тех снова задерживают, снова порой отпускают и снова через пару месяцев приостанавливают дела. Замкнутый цикл. Сыплются в уголовный розыск поручения следователей: «Найти! Задержать! Доставить! Срочно!» Ну вот, напряглись, нашли, задержали, доставили, срочно. «Ах ты, негодяй, почему по повесткам не приходишь? В тюрьму захотел? Вот здесь распишись и в следующий раз являйся, когда вызывают. Все. Пшел вон!» И на улице задержанный, встречая опера, ухмыляется: «Порядок, начальник, отпустили…»
Опер сплюнет и пойдет с горя водку пить – он на этого жука две недели угробил, в засаде высиживал, и все коту под хвост. Не задерживается и логичный вопрос: «А на фига мне это надо?..»
Одним словом, голова кругом. Кого надо арестовывать отпускают, кого можно отпустить – арестовывают. Как будто дирижер где-то стоит и палочкой указывает – этого сюда, этого туда. А теперь все вместе – раз! Со второй строчки – два! Да и дирижер не из головы мелодию берет, а в ноты смотрит. А ноты – это для него закон. Фальшивить нельзя. А кто ноты сочиняет – композитор. Заказан марш – будет марш, заказан вальс – будет вальс. А заказывает кто? Тот, кто деньги платит. Вот и весь механизм. И нечего голову ломать.
Кивинов посидел минут пять, загасил окурок и вернулся к бумагам. Зазвонил телефон.
