Золотая цепочка - Сибирцев Иван Иванович (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Минут через двадцать из столовой неожиданно твердой походкой вышел Аркадий.
— Очень рад знакомству. Прощения просим, если побеспокоили, — дурашливо сказал он на ходу. — Вообще-то, парень, ты, оказывается, ничего. Любопытный только. А любопытной Варваре нос оторвали.
Григорий не знал, что, едва он вышел из зала, Шилов, разом стряхнув с себя хмель, придвинулся к Глебу и, понизив голос, с угрозой проговорил:
— Все еще отирается здесь твоя разлюбезная.
— Улетит завтра, — заверил Глеб.
— Завтра-а, — Шилов придвинулся к Глебу еще ближе. — Я тебя предупреждал. А чтобы не было чего между нами, неприятностей то есть… Вот тебе сувенирчик… — С этими словами взял Глеба за руку и положил на его покорно раскрытую ладонь что-то твердое, слегка холодившее кожу.
«Пистолет!» — тревожно метнулось в мыслях Глеба. Он посмотрел на свою ладонь, с облегчением перевел дух. Иконка. Маленькая, но тяжелая. Смутно проступали фигуры святых, их руки сжимали эфесы мечей.
— Тезка твой на этой иконе, — прервал молчание Шилов. — И еще брат его Борис. Тоже великомученик. Как говорится, бери да помни. Да береги пуще глаза. И не приведи тебя бог потерять или словчить как-нибудь. Знай точно: в страшных снах не примерещится тебе такая расплата. Ни тебе, ни Насте, — подчеркнул он. — Нам терять нечего. Ты про третье желание все спрашивал меня. В общем, слушай. Пригласи старушку в лес на прогулку, или для сбора… гербариев. С тобой она пойдет. Ты же свой человек в доме. Выложишь ей мой подарок, на словах скажешь: братец Афанасий Климентьевич кланяется вам низко и посылает родственное благословение. А чтоб старушка не усомнилась ни в чем, ты проделай такой фокус. — Шилов взял икону, повернул ее вверх задней стенкой, нажал еле заметную скобочку. Крышка отошла и Глеб рассмотрел: в углублении уютно свернулась узкая золотая змейка.
— Знаменитая бодылинская! — жарко выдохнул Шилов. — Она у них в семействе как опознавательный знак, чтоб свой своего не попутал. Предъявишь ее бабушке, а на словах скажешь, да построже, повнушительней: мол, братец Афанасий Климентьевич очень огорчается, что долго весточки подать о себе не мог. И просит выделить своему посланцу законную долю по отцовскому завещанию. В какой день вести старушку на прогулку, я тебе скажу. Твое дело передать ей братское благословение. Остальное — наше. Знай, что мы будем рядом. Для этой… для подстраховки. — Шилов облизнул губы, усмехнулся. — И все. И гонорар твой. Ладно, за сим — адью!..
Когда Григорий вернулся в зал, Глеб сидел, пьяно уронив голову на руки. Григорий сказал раздраженно:
— Странный он. Выламывается, кривляется.
— Сволочь он! — с хмельной откровенностью объявил Глеб и зло пристукнул кулаком по столу. — Но ты не задирайся с ним. Шилов, он сволочь беспощадная. — Замолк, испуганно прислушиваясь и озираясь: — Боязно мне. Пошлет меня Шилов не сегодня-завтра в нокаут.
…Прощаясь с Зубцовым, Смородин сказал просительно:
— Не арестовывайте Глеба. Не надо. Скоро он придет сам…
— Арестовывать или нет, зависит не только от меня. А от нокаута я попробую его уберечь.
Едва утихли за оградой шаги Смородина, к Зубцову вошел новый посетитель.
— О, Эдик! — обрадовался Анатолий. — Впрочем, простите, корреспондент областной газеты Эдуард Бочарников…
— И, между прочим, корреспондентский хлеб ем не даром. Если ты помнишь, руководитель операции «Золотая цепочка» майор Зубцов направил в Северотайгинский район корреспондента Бочарникова с двойным заданием: психологически воздействовать на Карасева и собрать сведения о прошлом Степана Кондратьевича Кашеварова. Кашеваров сам помог мне, когда посоветовал заведующему клубом Оладышкину подготовить доклад о Кондратии Кашеварове. Кашеваров-младший надеялся, что Оладышкин загубит дело, не учел, что Оладышкин из тех, кого заставь богу молиться — лоб расшибет…
На семейном вечере у Аксеновых я вызвался помочь Оладышкину литературно обработать собранные материалы. Оладышкин принес объемистый опус. Засел я за него. И был вознагражден за труды. Вот, почитай.
«Общеизвестно, — писал Оладышкин, — что настоящие революционеры, в числе которых состоял и незабвенный Кондратий Федорович Кашеваров, всегда относились с большой заботливостью к подрастающему поколению детей. Красноречивый факт удалось осветить с помощью пенсионерки Клавдии Ивановны Поповой».
Зубцов читал, и за витиеватыми фразами Мая Севостьяновича воскресали давние события…
…В 1907 году пароходом по большой воде на прииск Богоданный был доставлен ссыльнопоселенец Кондратий Федорович Кашеваров. Остались за его спиной рабочие казармы за Нарвской заставой, казематы мятежной крепости Свеаборг, одиночка в «Крестах».
Урядник отвел поселенца на постой в пятистенку Якова Филина — «одного из самых благонадежных обывателей прииска Богоданного». Филин приглашал постояльца с собой в тайгу, но то ли слаб на ноги оказался тот, то ли вышла меж ними какая проруха, только Филин стал опять уходить в тайгу один. Кондратия же Кашеварова вскорости заметил Бодылин и поставил учителем в частную приисковую школу, уряднику строго-настрого наказал: на уроки к Кашеварову не ходить, по начальству о нем ничего не докладывать и дома не тревожить без крайней надобности.
Годы шли. Домохозяин все реже рассуждал с квартирантом о смысле жизни, о грехах замолимых и незамолимых, зато их сыновья-одногодки Васька Кашеваров и Стенка Филин были неразлучны. А когда от грудной болезни померла мать Степки, мальчишка рядом с приятелем и дядей Кондратием скоро позабыл горе.
В восемнадцатом, после отъезда с прииска старого хозяина, исчез Яков Филин, оставив на произвол судьбы шестилетнего Степку, и Кондратий Федорович привел его к себе в дом.
Степке Филину вместе с ним и названным братом пришлось вдосталь подышать дымом костров на партизанских становищах Филиппа Балкина, досыта покормить гнус на таежных тропах. Эти тропы привели ребятишек в город Таежинск, где партизанский комиссар Кондратий Кашеваров стал председателем уездного исполкома.
Зной сменялся стужей, ее размягчала весенняя ростепель. Но напрасно Степка Филин ждал возвращения отца. Бывший вольный старатель будто канул в воду. А от прииска к прииску, от заимки к заимке ползли слухи о Федоре Дятлове, провозгласившем себя «императором всея тайги» и поклявшемся «до смерти не выпускать из рук святого знамени единой и неделимой России». И о верном его наперснике Якове Филине, произведенном «императором» в полковники.
Объявленный Дятловым освободительный поход на Москву откладывался им то из-за весенней, то из-за осенней распутицы. Но и в летнюю жару, и в осеннюю непогоду, и зимними вьюжными ночами дятловцы жгли бутары и вашгерды на приисках, сторожили в засадах комиссаров, чекистов и подгулявших старателей. Врывались в селения, торопливо совали в торока все, что ни попадало под руку. И не мог проскользнуть мимо них ни пеший, ни конный.
Степка слышал, как мужики, привозя на базар скудную снедь, в ожидании парома у глинистого Таежинского взвоза, бабы и старухи на завалинках, лавочках, на церковной паперти, возведя глаза к небу, шептали истово:
— Оборони, господи, от татей Федьки и Яшки…
Лишь Степка не знал, о чем молить ему небо. Жутко было от рассказов о зверствах дятловцев, но рядом с Дятловым в двухпросветных полковничьих погонах, пришпиленных к нагольному полушубку, удирал из острогов, экспроприировал у старателей золото, жег, стрелял красных комиссаров его отец — Яков Филин.
Мальчик во все глаза смотрел, как по улицам Таежинска шел отряд милиции из Краснокаменска. Впереди гарцевал сам начальник губернского уголовного розыска Валдис. Потом из уст в уста полетела весть о гибели «императора всея тайги». И снова шел через Таежинск отряд губернской милиции, поределый, усталый. В некрашеном гробу везли Валдиса, на телегах в окружении конвоиров тряслись уцелевшие дятловцы.
В тот вечер Кондратий Федорович Кашеваров ласково потрепал Степку по жестким волосам и сказал:
