Личный досмотр - Адамов Аркадий Григорьевич (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Щуплый, робкий, с бледным лицом и всегда удивленно поднятыми бровями, Зиновий Степанович вечно чувствовал себя в доме виноватым. Он был виноват, что стал бухгалтером, что не очень много зарабатывал, что не очень понимал музыку и вообще не был тонкой артистичной натурой, каковой считала себя его супруга. И потому Варвара Николаевна была убеждена, что оказала этому ничтожному человеку большую честь, выйдя за него замуж, что из-за этого погиб ее собственный талант — она так успешно музицировала в молодости! — что если Зиновий Степанович ко всему еще держит семью на своей нищенской зарплате, то это уже выше ее сил.
Громкие скандалы, которые Варвара Николаевна устраивала мужу, со слезами, упреками и самыми ядовитыми насмешками происходили на глазах у дочери. А поскольку Зиновий Степанович в таких случаях даже не оборонялся, а, втянув голову в плечи, норовил поскорее сбежать из дому, то у девочки сложилось твердое убеждение, что мать во всем права и отец действительно искалечил ей жизнь. Поэтому очень скоро дочь стала активной союзницей матери, и жизнь для Зиновия Степановича стала невыносимой.
Но у него не хватало ни характера, ни даже желания изменить эту жизнь. Самое главное, что останавливало его, это слепая и какая-то безрассудная любовь к дочери. Он видел, что при всех унижениях и обидах, которым его подвергали в семье, он является ее единственным кормильцем, и потому считал, что ради дочери он обязан все сносить и при этом даже делать вид, что всем и всеми доволен.
И сейчас, думая о встрече с Зиновием Степановичем, Андрей испытывал смешанное чувство теплоты и жалости.
Совсем по-другому думал Андрей о своей бывшей теще. Эту жеманную и лицемерную женщину он не мог вспоминать без содрогания — ее крикливый, хрипловатый голос, выложенные на висках крашеные локоны, неестественно красные щеки и угольно-черные ниточки бровей, всю ее громоздкую, литую, как бомба, фигуру.
«Если бы ее не было дома», — думал Андрей, одной рукой толкая калитку, а другой прижимая к себе Вовкин автомобиль.
Калитка распахнулась, чертя нижним краем снег на дорожке, и громко стукнулась об ободранный ствол соседнего дерева. Как видно, в доме этот стук был слышен и служил как бы оповещением о приходе. Не успел Андрей сделать и нескольких шагов, как обитая войлоком дверь дома приоткрылась и на крыльцо вышел Зиновий Степанович в валенках и синей стеганке нараспашку, под которой виднелась рубашка с галстуком. Щурясь от блеска снега, он не сразу узнал гостя. Только когда тот чуть не вплотную подошел к крыльцу, Зиновий Степанович, наконец, воскликнул:
— Андрей! Ну, смотри, пожалуйста! Ну, что за молодец!
Голос у него был обрадованный и чуть растерянный.
В тесной передней на Андрея налетел Вовка.
— Папа!.. Папочка!..
Андрей прижал к груди стриженую его головенку, шеей и подбородком ощущая шелковистые, по особенному пахнувшие волосы сына.
Вовку невозможно было оторвать.
— Папка мой… Папка… — бессвязно и нежно бормотал он. — Папка… — чуть не плача, повторял он.
И, наконец, расплакался.
— Ну вот, здрасте вам, — растерянно произнес Зиновий Степанович. — Разве так отца встречают?
Андрея охватило счастливое и благодарное чувство любви к сыну, который так его помнил и так ждал. «Ну, как можно нам жить врозь?» — с болью думал он, крепко прижимая к себе худенькое Вовкино тельце.
Наконец Вовка оторвался от отца, и все прошли в комнату.
— А мы одни, — весело объявил Зиновий Степанович. — Бабушка наша в Москву уехала.
Подарок Вовка принял с восторгом, а дед только покачал головой.
— Этих автомобилей у него не знаю сколько, ей-богу. И все мало. Все тебе мало, да? — обратился он к внуку.
Вовка уже улыбался, бледное его личико, обсыпанное веснушками, раскраснелось, глаза блестели, и он задорно и счастливо ответил деду:
— Мало! Мало! Совсем мало!
— Эх ты, — рассмеялся Зиновий Степанович, — голова два уха… А ну, покажи отцу весь свой автомобильный парк.
Видно было, что старик любуется и гордится внуком и тот изрядно им командует, но не так, как бабка и мать, а по-своему, дружески и шутливо.
Вовка между тем уже с увлечением носился из комнаты в комнату, выстраивая на полу, у ног Андрея, длинный ряд автомашин всех марок и цветов. Андрей обратил внимание, что, кроме подаренного им красного грузовика, был еще один, такой же, только изящнее, на резиновых шинах, с зеркальцем.
Зиновий Степанович, кивнув на эту машину, сказал:
— Люся недавно подарила. Кто-то из Швеции ей привез.
Потом он спросил у Вовки, который, закончив таскать машины и сильно запыхавшись, привалился к колену отца:
— Ну, какая тут самая хорошая, а?
Вовка, не раздумывая, схватил грузовик, подаренный Андреем, потом, сопя, ухватил второй, который привезла Люся, и, тяжело ступая, подошел к Андрею.
— Вот. Вот которые… — тяжело дыша, объявил он. — И больше мне никого не надо. Никого!
Андрей вдруг почувствовал, как что-то защекотало у него в носу, и он привлек сына к себе.
— Ах ты, господи, — растроганно произнес Зиновий Степанович. — И все-то он понимает, горюшко ты мое луковое…
Старик достал платок, трубно высморкался и, вздыхая, сказал:
— Ах, Андрюша. Как это все у вас получилось ужасно. Как получилось…
Он и сам, видно, испугался, что задел эту тему, и с притворной бодростью объявил:
— А сейчас будем пить чай. И суетливо побежал на кухню.
…В Москву Андрей вернулся поздно вечером. Ржавина, как водится, дома не было. Андрей без ужина повалился на постель и тут же забылся беспокойным сном.
На следующий день ему должен был звонить Евгений Иванович, поэтому Андрей безотлучно сидел в номере гостиницы. Утром перед уходом Ржавин ему сказал:
— Нам так и не удалось установить, где живет этот тип. Телефон тот не его, вот в чем дело!.. Поэтому решено взять его под наблюдение с сегодняшнего дня, как только он с тобой встретится. Учти.
При этом Ржавин был необычно серьезен и не позволил себе ни одной шутки.
Андрей ждал. Но время шло, а Евгений Иванович не звонил. Почему-то не звонил и Ржавин.
Мысли одна тревожнее другой проносились в голове у Андрея. Куда же делся Ржавин? Значит, случилось что-то непредвиденное? Значит, Ржавин что-то прошляпил?
Но предпринять Андрей ничего не мог. И это было самое мучительное. Оставалось ждать.
Как и было условленно, Засохо позвонил Евгению Ивановичу с утра.
— Я вынужден принять ваше предложение, — расстроенным голосом сообщил он. — Давайте встретимся.
— Что ж, с удовольствием.
Голос Евгения Ивановича звучал совсем буднично, словно он ничего другого от Засохо не ждал, да и вообще это его нисколько не занимало.
— Где встретимся, когда? — спросил Засохо по привычке.
— Под вечер мне надо позвонить одному приезжему. Поэтому хотелось бы увидеться среди дня. Где вам угодно.
«Шеф» как бы подчеркивал, что Засохо теперь на службе у него не состоит и распоряжаться, как прежде, он не собирается.
— Если не возражаете, — сказал Засохо, — я заеду за вами в ту же закусочную. Не хотелось бы, знаете, в публичном месте производить расчеты.
— Да, да. Понятно. Скажем, в три часа. Идет?
Они простились, и Засохо, весело поблескивая стеклами своих очков, вошел в столовую, по привычке ероша плотный ежик седых волос на голове.
После завтрака приехал Павел. Засохо взял его под руку и увлек к себе в кабинет. Там он тщательно прикрыл за собой дверь и, усаживаясь в кресло напротив Павла, вкрадчиво сказал:
— Ну вот. Настало время проверить нашу дружбу.
На лице Павла появилось выражение озабоченности и любопытства.
— Как же ты собираешься это проделать? — спросил он.
— Все узнаешь. Все. Но постепенно. Дело-то серьезное.
Засохо взглянул на часы, с усилием поднялся из глубокого кресла и вышел в переднюю, к телефону. Павел слышал, как с треском вертелся диск телефона, и думал: «Что-то нервничает Артур Филиппович», и вдруг почувствовал, что невольно начинает нервничать и сам. Потом до него долетел отрывистый голос Засохо:
