Убийство к ужину - Клюпфель Фолькер (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Понятно. А когда мы были у вас, вы не могли вспомнить об этой хижине? — Вопрос Клуфтингера был скорее похож на упрек.
— Так вот, стало быть.
— Господин Штоль, у вас определился номер звонившего?
— Нет, у нас такого нет. У нас в сыроварне телефон-то такой, что в него надо пальцем крутить.
— Вам не показался каким-то необычным его говор? Он говорил на диалекте или на литературном немецком? А может, в голосе был иностранный акцент?
— Не, не. Ничего такого. Скорее уж на чистом немецком. Хотя, может, и из наших. Я уж ничего больше не понимаю.
— Что еще сказал тот мужчина? Возможно, нам это пригодится.
— Спасибо сказал. Вот и все.
Клуфтингеру больше никакие вопросы не приходили в голову. Он поставил Штоля в известность, что, возможно, еще вызовет его для опознания голоса, и попрощался, не считая нужным поблагодарить за звонок. Он был страшно зол на сыровара. Пусть уж сам разбирается со своей совестью. А у него есть заботы и поважнее.
Он поставил локти на стол, опустил голову в ладони и прикрыл глаза. Что он упустил? Наверное, надо было настойчивее расспрашивать фермеров в Бёзершайдэгге, а ему мешала мысль о пармезане. Но что бы это изменило? Тогда они вообще не знали, что их заинтересует молодой Лутценберг. И откуда было знать, что Штоль сообщил не все известное ему? В чем он может себя упрекнуть? А как незнакомец вышел на след Лутценберга? Наверное, тоже пообщался со старухой. Конечно, это она разболтала. Теперь, задним числом, он понимает: напрасно они так недооценили Лину Лутценберг. Правда, местная полиция получила указание усилить патрулирование в районе ее улицы, но разве бы она выдала им внука, появись тот у нее?
На половину двенадцатого Клуфтингер назначил совещание, но ничего решительно нового он от него не ожидал.
В дверь постучали, вошли Штробль и Майер. Они закончили с пресловутой коробкой из комнаты Лутценберга.
Майер сообщил без особого энтузиазма, что, кроме других фотографий, на которых Вахтер то с выскобленной, то с зачерканной физиономией позирует вместе с отцом Андреаса, ничего особо интересного не обнаружилось.
— Мы перелопатили все. В основном тексты — это оригиналы или копии газетных статей из времен совместной деятельности Вахтера и Лутценберга. То ли отец собирал эти заметки, то ли сын нашел их позже и оставил комментарии. Возможно, он раскопал их в каких-нибудь архивах или библиотеках.
— И что конкретно он комментировал? Или это все-таки делал его отец?
Штробль опередил Майера с ответом:
— Нет, пометки делал сын. У нас достаточно образцов его почерка с квартиры в Меммингене. Почерки у обоих схожи, но тут определенно Андреас Лутценберг.
Майер снова перехватил инициативу:
— Он делал одно и то же: подчеркивал те места в статьях, где, по его мнению, с отцом обошлись несправедливо, особенно где превозносят Вахтера. А в разных интервью Вахтера все поля исчерканы замечаниями типа «неслыханно!», «подло!», «гнусная ложь!» или просто «свинья!». Вот вам и мотив: глубокая личная неприязнь. Определенно он не мог простить бывшему компаньону отца его успешной карьеры.
— А что про отца? По нашим сведениям, он добровольно ушел из профессии и открыл частную сыроварню, так ли это? — спросил Клуфтингер, не ожидая, впрочем, от коллег ответа.
— Мне вот что бросилось в глаза, — непривычно вкрадчиво продолжил Майер, — причем только после повторного или даже третьего прочтения. Не знаю, правда, может, это мои домыслы… В общем, я задался вопросом: почему Андреас Лутценберг так ненавидел Вахтера? И именно благодаря его комментариям я обратил внимание, что в начале опытов оба молодых ученых были как бы на равных. У обоих берут интервью, обоих упоминают с одинаковой частотой и представляют командой: пишут об их проекте, их успехах, их достижениях.
Клуфтингер взглядом показал Майеру продолжать, даже Штробль, который наверняка знал в общих чертах соображения Майера, весь превратился в слух.
— А потом, когда в специальных журналах пошли сообщения, что новые исследования вскоре завершатся прорывом в молокообрабатывающей промышленности, имя Лутценберга практически не упоминается. Публикуют и цитируют исключительно Вахтера. А тот говорит уже о своих разработках, о своем институте. Лутценберг уходит в небытие. Постороннему человеку в глаза это не бросается, и если бы не пометки Андреаса… Да. Так вот, дальше разразился скандал, и Вахтер снова переходит на «мы», «нас» и, более того, выдвигает Лутценберга на передний план. Как ответственного за происходящее. Не знаю, но, может, этим объясняется ненависть сына к Вахтеру. Он посчитал, что Вахтер сделал из отца козла отпущения. Но возможно, мои выводы и неверны. — Майер скромно опустил глаза.
— Все логично! Да. Если это так, то становится понятным, зачем Андреас Лутценберг вошел в контакт с Вахтером. Он жаждал посмертной реабилитации отца. Хорошо, очень хорошо, Майер.
Майер расцвел. Он просто купался в лучах похвалы шефа.
— В коробке мы обнаружили еще кое-что, — вмешался Штробль.
— Что же? — Клуфтингер всегда поощрял дух соревнования в подчиненных.
— Вот. — Штробль разложил перед шефом ряд фото.
Комиссар бросил рассеянный взгляд. На всех оказался изображен один и тот же хозяйственный двор, очевидно, заброшенное крестьянское хозяйство с большим крытым строением — то ли бывшим гумном, то ли механическим цехом. На некоторых снимках перед ним стоял автомобиль для транспортировки грузов, а на одном — даже тяжелый трейлер с крытым верхом. Небольшая фотосерия задокументировала его отправление от означенного сооружения. Не все фотографии были резкими, большинство размытыми и довольно темными.
— На всех снимках один и тот же двор. Представления не имею, где это может быть. Расстояние между фотографом и объектом довольно значительное, номера трейлера идентифицировать невозможно, к тому же на брезенте прицепа нет никаких логотипов. Эксперты в лаборатории тоже подтвердили: увеличить номер так, чтобы его можно было прочесть, не удается.
Клуфтингер, погруженный в размышления, проговорил вполголоса:
— Зачем он это снимал? Почему эти фотографии сложены в коробку вместе с испоганенными снимками Вахтера и вырезками из газет?
— Очевидно, Андреас Лутценберг вышел на какой-то след.
Клуфтингер внимательнее рассмотрел фото. Возможно, мелькнет что-либо знакомое из его поездок или отпускных походов, какие-нибудь характерные черты… Нет, ничего. Вокруг хутора только луга да небольшой лесок. Правда, неподалеку просматривается еще один крестьянский двор, но и он похож на сотни других между Брегенцем и Аугсбургом.
— Необходимо выяснить, где все это снято. Возможно, тогда мы продвинемся. А съемку со спутника можно задействовать? Если уж американцы во времена их «Бури в пустыне» смогли рассмотреть каждый кустик в Ираке, каждый бассейн Саддама, то уж в Альгое-то можно найти одинокий хутор? Добейтесь разрешения.
— Будет сделано. Есть подходы, — отрапортовал Штробль, тем самым давая понять, кто в этом задании главный, кто берет на себя руководство данным полем деятельности.
Когда помощники ушли, Клуфтингер подкрутил рычажок на своем офисном кресле и откинул спинку немного назад. В непринужденной позе ему всегда легче думалось.
Кто знает, вполне вероятно, Лутценберг, которого они нашли в грязи у горной хижины, на самом деле убийца Вахтера. Ответ они могли бы получить, взяв того живым. Клуфтингер вздохнул. Два часа, а может, и всего лишь час! Если бы они прибыли на место преступления раньше!
Но как бы то ни было, теперь есть новая зацепка.
Он взял любимый блочок бумаги для заметок с логотипом пивной и пометил себе: на следующей летучке дать подчиненным задание выявить всех бывших сотрудников, работавших у Вахтера и Роберта Лутценберга. Если кто-то терся с ними в одной лаборатории или хотя бы отделе, то они должны знать, какая кошка между ними пробежала и почему сын одного из бывших партнеров занимался всей этой историей даже после смерти отца. Там кроется причина, почему обе семьи разошлись, и это в один голос подтверждали обе дочки Вахтера. А Клуфтингер ни секунды не сомневался, что тут они не покривили душой.
