Солнечная буря - Ларссон Оса (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT, FB2) 📗

Когда он опускается в красную воду, то сразу ощущает, как его тело пропитывается качествами собаки. Ноги становятся быстрыми и сильными. В них покалывает, пока он лежит неподвижно. Сейчас он мог бы вылезти из ванны и установить мировой рекорд в беге на сто метров.

Он чувствует рядом Санну. Чувствует ее губы, касающиеся уха собаки. Теперь это его уши. Она шепчет: «Я люблю тебя».

Он взял ее кролика, ее кошку и даже ее полосатых мышей. И с каждым разом ее любовь к нему крепчала.

Большими глотками пьет он воду из ванны. Руки начинают дрожать. Он теряет контроль над ними, когда ими управляет Бог.

Теперь Господь берет его руку и вытягивает вверх. Окунает его пальцы в кровь, как в чернила, и пишет на кафеле остроконечным почерком. Буквы складываются в имя. И затем:

И был вечер, и было утро

День пятый

Глубокой ночью Майя Сёдерберг сидит на кухне. Впрочем, слово «сидит» здесь вряд ли подходит — ее зад и впрямь находится на сиденье, но туловище лежит на столе, а ноги болтаются под стулом. Подложив ладонь под щеку, она рассматривает цветы на обоях, которые то растут, то уменьшаются, то бледнеют и исчезают, то снова проявляются. Перед ней стоит бутылка водки. Для нее, человека совершенно непривычного, влить в себя такое количество оказалось непросто, но все же удалось. Поначалу она плакала и беспрерывно сморкалась, однако сейчас ей полегчало. Словно кто-то, сжалившись над нею, сделал укол обезболивающего прямо в мозг.

Но вот она слышит на лестнице шаги Томаса. Вечерние собрания во время Чудотворной конференции заканчиваются за полночь: сначала проходят сами собрания, продолжающиеся допоздна, потом люди сидят в кафе и общаются, а потом всегда находятся энтузиасты, которые остаются в церкви и молятся до двух-трех часов ночи. Очень важно, чтобы Томас тоже остался с ними. Она понимает. Она все понимает.

Она слышит, как осторожно он ступает по лестнице, чтобы не побеспокоить соседей среди ночи. Какая забота, черт подери! О соседях.

От его шагов в ней пробуждается гнев.

«Тсс!» — говорит она. Но гнев не засыпает, он проснулся и рвется с привязи. «Выпусти меня! — глухо завывает он. — Выпусти меня, и я разделаюсь с ним навсегда».

И вот он стоит у кухонного стола. Его глаза и рот широко раскрыты от ужаса — три огромные дыры под меховой шапкой, вид совершенно идиотский. Она криво улыбается. Проверяет рукой, где находится рот. Да, рот сидит на лице криво. Как это получилось?

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Что она делает? Разве он сам не видит? Пьянствует. Она сходила в «Систембулагет» [15]и накупила крепких напитков на все карманные деньги, которые он ей дает.

Он рассыпается в вопросах и упреках. Где дети? Разве она не понимает, что такое маленький городок? Как он будет объяснять людям, зачем его жена закупает водку?

Тут ее рот раскрывается, и из него вырывается звериный рык. Наркоз, затуманивавший мозг, мигом улетучивается.

— Заткнись, подонок чертов! — кричит она. — Здесь была Ребекка. Ты понимаешь? Меня посадят в тюрьму!

Он просит ее успокоиться, подумать о соседях. Говорит, что они единая команда, одна семья, что они справятся с этой ситуацией вместе. Но она уже не может успокоиться и перестать орать. Проклятия, каких она никогда раньше не произносила, слетают с ее языка. Проклятый мошенник. Чертова вонючая свинья.

Много позднее, убедившись, что Майя спит как мертвая, Томас подходит к телефону и набирает номер.

— Здесь была Ребекка, — говорит он в трубку. — Я не могу позволить ей продолжать в том же духе.

21 февраля, пятница

Снегопад окончился, холодный пронизывающий ветер дует по лесам и дорогам. Взметая только что выпавший снег, он выровнял верхний слой, превратив весь ландшафт в гладкое белое одеяло. Утренний поезд на Лулео из-за снежных заносов простоял несколько часов. Сугробы возле вилл замело обратно на участки, блокировав выезды из гаражей. Ветер огибал углы домов, поднимая снежные тучи, и залезал за воротник ругающемуся на чем свет стоит почтальону.

Ребекка Мартинссон пробиралась к дому Сиввинга; съежившись от ветра, она низко опустила голову, словно идущий в атаку бык. В лицо ей задувало снегом, так что она едва видела, куда ступает. Под мышкой она несла, как тюк, Лову, другой рукой держала ее розовый джинсовый рюкзачок.

— Я могу идти сама, — хныкала Лова.

— Знаю, солнышко, но тогда мы не успеем. Когда я несу тебя, получается быстрее.

Открыв локтем дверь в дом Сиввинга, она опустила девочку на пол.

— Эй, есть кто дома? — крикнула она и тут же услышала в ответ лай Беллы.

В дверях появился Сиввинг.

— Спасибо, что ты согласился взять ее к себе, — выпалила Ребекка, задыхаясь, тщетно пытаясь стащить с Ловы ботинки, не развязывая шнурков. — Проклятые идиоты. Могли бы сообщить мне вчера, когда я забирала ее.

Когда утром она привезла Лову в сад, то увидела на дверях объявление, что у сотрудников сегодня день планирования, и дети в садике находиться не могут. До начала судебного заседания по вопросу об аресте оставался ровно час, так что времени у Ребекки было в обрез. Еще немного — и ветер нанесет столько снега, что ей будет не выехать, и тогда она точно не успеет.

Она пыталась распутать шнурки на ботинках Ловы, но Сара сегодня утром, когда помогала сестренке одеться, завязала их двойным узлом.

— Давай я, — вмешался Сиввинг, — тебе ведь некогда.

Взяв Лову на руки, он присел с ней на зеленый деревянный стул, который исчез под его могучим телом, и принялся терпеливо развязывать шнурки.

Ребекка бросила на него взгляд, исполненный благодарности. После пробежки от садика к машине и затем от машины к дому Сиввинга ей сделалось жарко, по спине стекал пот. Она чувствовала, как блузка прилипла к телу, но о том, чтобы принять душ и переодеться, не могло быть и речь. В запасе у нее оставалось не более получаса.

— Сейчас ты побудешь у Сиввинга, а я скоро приеду и заберу тебя, хорошо? — сказала она Лове.

Та кивнула и повернула лицо к Сиввингу, но увидела только часть его подбородка.

— А почему тебя зовут Сиввинг? — спросила она. — Странное имя.

— Да, очень странное, — рассмеялся Сиввинг. — На самом деле меня зовут Эриком.

Ребекка посмотрела на него с изумлением и даже забыла, что спешит.

— Что? — переспросила она. — Так тебя зовут не Сиввинг? А почему же тогда все тебя так называют?

— А ты разве не знаешь эту историю? — Он улыбнулся. — Это все моя матушка. Я учился в Техническом университете в Стокгольме на горного инженера. А потом вернулся домой и устроился работать на «LKAB». А мамаша была просто вне себя от гордости, что сынок выучился. К тому же, когда она отправила меня учиться, многие в деревне над ней подтрунивали. Только благородные господа отправляли своих детей учиться в столицу, поэтому ей говорили, что многовато она о себе вообразила.

Он криво улыбнулся, вспомнив об этом, и продолжал:

— Так или иначе, я снял комнату на улице Арент-Грапегатан, а мама добилась, чтобы мне провели телефон. И записала мой титул, так что он попал позднее в телефонный каталог: civ.ing. — гражданский инженер. Поначалу так и говорили: «Ага, никак сам civ.ing. в гости пожаловал!» Но постепенно забылось, откуда пошло это имя, и меня стали называть просто Сиввингом. И я постепенно привык. Даже Майя-Лиза называла меня Сиввингом.

Ребекка смотрела на него с изумленной улыбкой.

— Ах ты черт, какая история!

— А ты разве не торопишься? — спросил Сиввинг.

Она вздрогнула и кинулась к двери.

— Смотри не попади в аварию! — крикнул он ей вслед сквозь завывание ветра.

— Пожалуйста, не надо вкладывать мне в голову неосознанные желания! — крикнула она ему в ответ и плюхнулась за руль.