Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич (библиотека книг txt) 📗
– Александр Борисович, – сухо заявила она, пропуская даму в дверь, – уже на месте, но он вряд ли сможет в ближайшие часы вас принять. Не желаете ли вы изложить ваше дело мне, а я подскажу, кто из наших сотрудников сможет сегодня оказать вам необходимую помощь?
– Я бы сделала это с удовольствием, но только не сейчас. А вы, пожалуйста, передайте Александру Борисовичу, – уже официальным тоном сказала она, – что совершено покушение на хорошо известного ему Германа Ванюшина, и он находится в краснопольском областном госпитале, в коматозном состоянии. Саша знает, что это такое, ему объяснять не надо. И пусть уж он сам решит, кто сможет оказать мне помощь, хорошо?
Вопрос прозвучал хоть и наивно, но достаточно твердо, – спорить с дамой не приходилось. И Аля, усадив ее на стул у своего стола, отправилась в кабинет директора, где за временным отсутствием Голованова обосновался Турецкий.
Аля вошла без стука, как в собственную комнату. Кабы не посетительница, она и так вошла бы туда, чтобы напомнить «неверному» Сашеньке о его обязанностях перед нею, – пока никого из сотрудников нет. Подобное случалось не часто, однако все же происходило, – к вящему удовольствию обоих: пусть и «на скоростях», зато сколько упоения от ощущения того, что их прекрасное уединение в любой момент может оказаться вмиг грубо нарушенным! Она прекрасно знала, о чем постоянно слышала от него же самого, про свои умопомрачительные ножки, про изящную, гибкую талию, ради которых он готов был, не часто, правда, как хотелось бы, но тем не менее сотворить чудо, – пусть даже и на бегу. Но как же обжигало Алю его учащенное дыхание! Какая оторопь охватывала ее тело от его сильных и жадных объятий! Кто бы понимал... Нет, Сашенька умел показать себя молодцом, не заставляя сомневаться «озабоченную девушку» в его неверности. Это ведь – как тест, как лакмусовая бумажка, – все его похождения стали бы сразу заметны. Но все-таки он – умничка, ни разу пока не подвел Алю в ее постоянных ночных ожиданиях, после которых она просыпалась с воспаленными от страсти глазами, чем вызывала озабоченность родителей, давно мечтавших выдать дочь замуж за приличного человека и поскорее начать нянчить внуков. Аля знала, насколько тщетны их ожидания, а разводить Сашеньку с его женой не взялась бы и под страхом смертной казни. «Вот такие уж мы – женщины...», – горько повторяла она про себя, глотая невидимые миру слезы вместе с утренней простоквашей.
– Александр Борисович, – сказала она, видя Турецкого, склонившегося над папкой с выписками из уголовного дела, – извините за беспокойство. К вам по личному делу гражданка Ванюшина с известием, что на ее мужа Германа было совершено в Краснополе покушение, и сейчас он в коме. Вы примете ее?
– Кто, Валя?! – с откровенной радостью, так показалось Але, воскликнул он.
– Извините, я не спросила, как ее зовут... – Аля нахмурилась.
– Неважно! – он вскочил и ринулся к дверям, а Алевтина прижалась к дверному косяку – пусть хоть так заденет ее: ведь каждое его прикосновение, даже случайное, доставляло девушке острое наслаждение. Обычно он замечал это, но сейчас едва не оттолкнул ее. – Валенька, милая! – с ходу закричал он. – Что случилось?! Что с Геркой?
Мрачно высунувшись в холл, Аля с внезапной горечью отметила, как эта, вызывающе выглядевшая дамочка тоже вскочила со стула, кинулась к «ее» Сашеньке, обхватила его, как свою собственность, и буквально зарыдала у него на груди. А он, этот негодяй, прижимал ее изо всех сил к своей груди и гладил, гладил по спине, жадно целовал ее в щеки а она...
Нет, наблюдать этот свой позор было просто невыносимо. Душила ревность. Ах, если бы он вот так «свою Аленьку», ну, хоть разок! Какая бессовестная!..
Однако служебный долг вернул опечаленную Алевтину за секретарский стол, она села и стала с сухим и независимым выражением лица ожидать «руководящих» указаний.
Мадам Ванюшина, как немедленно окрестила ее Аля, продолжала громко рыдать, а Турецкий мягко и настойчиво утешать ее – и, что обидно, все больше руками. Уж это он тоже умел, хорошо знала Аля. И ее колотила дрожь, возбужденно раздувались ноздри. Но тут случилось просто невероятное: Турецкий повернул к Але лицо, которое было совершенно спокойно, и сказал ровным голосом:
– Аленька, приготовь нам, пожалуйста, по чашечке кофе.
И так произнес, что у Алевтины вмиг рассеялись все ее опасения, ну надо же! А он отодвинулся от женщины и, обняв ее рукой за плечи и прижимая к себе, заботливо повел в кабинет. И когда Аля вошла в кабинет с подносом, на котором стояли исходившие паром чашки, золотистая турка, сахарница и вазочка с песочным печеньем, за столом уже шел деловой разговор. Глаза у Ванюшиной были заплаканными, но говорила она четко.
– Понимаешь, Саша, чего я боюсь? Мне Катька звонила, ну, моя сестра младшая, у которой он жил последние полтора месяца, чтобы, как я понимаю, избавиться от навязчивых «глаз и ушей». Так вот она мне сегодня ночью звонила и сказала, что расследование, скорее всего, поручат какому-то их мелкому дегенерату, который готов свести все возможные версии только к одной: интимным отношениям ее с Герой и, соответственно мести какого-то неизвестного ей, отверженного претендента на роль любовника. Во всяком случае, идиотские вопросы звучали в таком ключе, что у нее никакого сомнения в его кретинизме не осталось. И ее нежелание отвечать на эти вопросы ужасно того разозлило. Он повысил на нее голос, это на Катьку-то, и сразу схлопотал по физиономии, представляешь? А я-то уж знаю, за Катькой не задержится! Так что теперь и она уже ждет репрессий от этих местных кретинов. Это ее слова! Саша, ну что ж это творится в нашем долбанном государстве?! – и она опять зарыдала, а потом вдруг сказала самое важное в данный момент: – Катька мне заявила, что не собирается дожидаться, когда у них там начнут таскать ее на допросы, донимать подписками о невыезде и позорить перед всем городом. У нее все откладывался отпуск, но теперь она собирается немедленно улететь в Таиланд. Буквально со дня на день.
– Она не через Москву полетит?
– Если тебе надо с ней встретиться, я попрошу.
– Хорошо, попроси, но только имей в виду, что у этих провинциалов, как я вижу, с осознанием законности не все в порядке, могут и подслушать. И крепко нагадить, просто ради собственного удовольствия.
– Ты думаешь? – испугалась Валя.
– Думать никогда не вредно, – дипломатично ушел от прямого ответа Александр Борисович, полагая, что его «предупреждения» хоть и очень красивой, но еще и умной женщине вполне достаточно. – А вот как тебе помочь, об этом я обязательно сегодня подумаю, можешь быть уверена...
Турецкий озабоченно посмотрел Але в глаза и едва заметно подмигнул: вот, мол, чего на свете делается!.. И его теплый взгляд сразу все поставил на свои места в горючем сердце девушки. «Мой! – радостно повторяла про себя она. – Мой, только мой!». Про Ирину Генриховну, законную супругу Александра Борисовича, она в этот освежающий душу момент как-то и не подумала...
– Что будем делать, Сашенька? – негромко спросила Аля, когда Ванюшина, немного, видно, успокоенная и провожаемая Александром Борисовичем до дверей, ушла. А уж как он умел успокаивать женщин, это Аля по себе знала. И снова в ней вспыхнула ревность.
– Пока понятия не имею, – задумчиво ответил он. – Сделай-ка еще кофе! – И, возвращаясь вслед за нею в кабинет, куда она пошла за пустыми чашками и подносом, продолжил: – Я ее очень хорошо понимаю. И Ирку – тоже. Не дай бог женам переживать подобное.
Он вспомнил о своей коме, в которой провалялся долгое время после взрыва во время теракта в детском доме, в котором сильно пострадал сам и потерял друга – бывшего теперь уже директора «Глории» Дениса Грязнова.
– Я тоже понимаю тебя, – мимоходом бросила Аля. – А эта женщина?.. Она тебе... близка? – спросила уже от двери, не оборачиваясь.
Турецкий рассмеялся.
– Алька, ты просто ненормальная! Слушай, а ведь нас с тобой однажды засекут, и позорища мы тогда не оберемся! Поди доказывай, что это был чисто служебный поцелуй!.. Ты хоть иногда думай, пожалуйста, о чем-нибудь другом, а? Между нами, девочками, у меня тоже иногда так свербит, что сил нет никаких, но я же терплю, не выдаю своих... устремлений к тебе, скажем так. Следи за собой, милая, а то у тебя прямо на лице все прочитать можно!
