Безумие толпы - Пенни Луиз (читать книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
– Ай-ай. И что я там навалял? Поздно уже было. Может, описка.
Она улыбнулась:
– Может быть. Вы мимоходом упоминаете, что Дебби Шнайдер называла профессора Эбби Мария.
– Да.
– Может, это ничего не значит, но ее второе имя Элизабет, а не Мария.
– Это всего лишь прозвище, – сказал Жан Ги. – Возможно, они так шутили между собой.
– Типа «тупицы»? – усмехнулась Изабель и, увидев, как сощурился Жан Ги, добавила: – Ну, ты-то вчера был на высоте.
– На высоте бреющего полета.
– Так, давайте разделим обязанности, – вмешался Гамаш, пока дело не зашло слишком далеко.
Бовуар свяжется с родителями Дебби Шнайдер и с университетом. Лакост займется предъявлением обвинений Тардифам и посмотрит, что еще удастся накопать на этом фронте. Арман еще раз поговорит с Эбигейл Робинсон и Колетт Роберж.
Рейн-Мари смотрела на стопку с обезьянками.
Большинство из них представляли собой шаржированные изображения на документах, но среди вещей нашлись и обезьянки в виде мягких игрушек. Также были две фарфоровые фигурки и детская книга «Любопытный Джордж» [86].
Странным образом не обнаружилось ни одной записи группы «Monkees».
Мурлыча себе под нос мелодию «Последний поезд в Кларксвиль» [87], она небрежно сунула отдельные бумаги в архивную коробку, потом позвонила дочери Энид Гортон и поехала к ней домой в одну из соседних деревень.
Эдуард Тардиф, которому формально было предъявлено обвинение в попытке убийства, на что он сделал заявление о своей невиновности, теперь привлекался к суду.
Его брату Альфонсу было предъявлено обвинение в пособничестве.
И опять братья не обменялись ни словом. Хотя Эдуард и пытался поймать взгляд Альфонса, младший брат решительно отворачивался.
Как выяснилось, их мать находилась в доме престарелых после тяжелого инсульта, который не затронул ее разум, но искалечил тело.
Старуха, пережившая пандемию, не имела шансов пережить «милосердие» Эбигейл Робинсон.
Любовь в равной доле с ненавистью послужили спусковым крючком. И тут вмешалась удача.
Когда Эдуарда уводили, Лакост сказала ему:
– На жизнь Эбигейл Лакост было совершено еще одно покушение вчера ночью в оберже в Трех Соснах.
– В гостинице и спа? – переспросил он. – Что там случилось?
– Убийство. По ошибке убили другую женщину.
– Убили?
Она видела его удивление. И даже больше. Эдуард Тардиф был в ужасе.
– Вы знаете, кто это сделал? – спросил он.
– Нет. А вы?
Тардиф отрицательно покачал головой, и его увели.
Жан Ги Бовуар нашел смотрителя Эрика Вио в подвале старого спортзала, где тот протирал все дезинфектантом.
– Прошу прощения, – сказал Бовуар. – Мы оставили после себя беспорядок?
– Нет. Я по привычке.
– Мне нужна ваша помощь кое в чем. Что вы можете сказать о почетном ректоре Роберж?
– О почетном ректоре? – Вио перестал дезинфицировать подвал. – Я ее почти не знаю. Видел только на крупных университетских мероприятиях вроде вручения дипломов.
– Ее любят?
– Да, очень. Ей всегда дают слово, и она всегда веселая. Ничего плохого про нее не слышал. Но вы же знаете, что по-настоящему в жизни университета она не участвует. В ежедневной работе, я имею в виду. – Он помолчал. – Я слышал о том, что случилось вчера на новогодней вечеринке. Ужасно.
– Из чистого любопытства: где вы были вчера вечером?
– У нас на Новый год всегда фондю. Дети остались до полуночи, но мы с женой в десять уже легли спать.
Поблагодарив месье Вио, Бовуар направился по кампусу к аккуратному домику из плитняка, где он условился о встрече с ректором университета.
– Почетный ректор Роберж? – произнес Отто Паскаль так, будто впервые слышал это имя. Затем соизволил выглянуть из-за тома о древней Месопотамии. – Нет, у нас на нее нет никаких жалоб. Ее роль чисто церемониальная. Она почти не контактирует с преподавателями или студентами, хотя две лекции в год она читает – первокурсникам по математике. Нечто вроде введения в статистику. Я присутствовал раза два-три. Довольно забавно. Правда.
Это показалось Бовуару маловероятным. И бесполезным. У входной двери он остановился проверить сообщение, пришедшее на телефон.
Жан Ги получил ссылку на новое видео событий в спортзале. Он обратил внимание, что оно не было прислано в полицию, а выложено в «Ютуб». С рекламой. На этот момент запись собрала более пяти тысяч просмотров. После ареста и предъявления обвинения стрелку, а потом и его сообщнику Бовуар не слишком интересовался видеозаписями той суматохи во время стрельбы. Но сейчас он не спешил выходить в холодный серый зимний день. Сел на стул в холле и нажал кнопку воспроизведения.
Уже по первым кадрам стало ясно, что раньше он ничего подобного не видел.
– Маленький говнюк, – пробормотал Жан Ги.
Видео было снято сверху из дальнего конца зала. Бовуар знал: это дело рук осветителя, который клялся и божился, что никогда ничем подобным не занимается.
Арман выключил зажигание и остался сидеть в теплой машине на подъездной дорожке дома Колетт Роберж.
Полетели первые легкие снежинки. Они беззаботно падали с туч на лобовое стекло, замирали на мгновение и таяли.
Он достал телефон, прочитал сообщения, ответил, потом направился к двери дома.
Рейн-Мари поставила архивную коробку на пол в гостиной.
Бо́льшую часть мебели из комнаты уже вынесли; на видавшем виды ковре стояли картонные коробки – одни были заклеены скотчем, другие ждали, когда их наполнят.
Сьюзан Гортон провела рукавом по лбу, убирая выбившиеся волосы.
– Вы слышали новость? – спросила она Рейн-Мари.
– Нет. Какую?
– Про убийство в Трех Соснах. Мама ездила туда в церковь.
Рейн-Мари не стала говорить, что живет в Трех Соснах и присутствовала на той самой вечеринке.
– Я нашла кое-что в вещах вашей матери, – сказала она, закрывая тему убийства.
Ей послышался какой-то шум внизу, в подвале.
– Что-то ценное?
Ошибиться было невозможно – в голосе Сьюзан Гортон звучала надежда.
– Не то чтобы ценное. Скорее загадочное.
– В каком смысле – загадочное?
– Мы можем присесть?
Они нашли две коробки с книгами, достаточно прочные, чтобы на них можно было устроиться, после чего Рейн-Мари сняла крышку с коробки, которую привезла.
Сьюзан заглянула внутрь, отпрянула:
– Куколки?
– Обезьянки. Много обезьянок. – «Может быть, сотня», – подумала Рейн-Мари, но не произнесла этого вслух. – Вы не знаете, откуда у вашей матери такая страсть к обезьянкам?
– Обезьянки? Ну, может, они ей нравились? Люди все время что-то собирают.
– Это было не хобби. – Рейн-Мари достала из коробки бумаги, показала их дочери. – Видите? Она не собирала обезьянок. Она их рисовала.
Сьюзан будто по-настоящему разволновалась.
– Это имеет какое-то значение?
– Может, и нет, но вы просили меня перебрать ее вещи и попытаться привести их в порядок. Вашей матери эти обезьянки казались чем-то важным.
– Возможно. Это странно, но под конец жизни она совершала много всяких странностей.
– Вот об этом-то я и хотела с вами поговорить. Видите ли, ваша мать начала собирать эту коллекцию задолго до наступления старости. Как мне удалось установить, самые ранние изображения появились в середине шестидесятых. Она была еще довольно молодой женщиной. Вот эту обезьянку она нарисовала на счете из монреальского отеля. В то время в вашей семье ничего не случилось?
– Я была совсем крошкой, – сказала Сьюзан. – Понятия не имею, случилось что-нибудь или нет.
Рейн-Мари бросила взгляд на свою собеседницу, – похоже, та была немногим старше нее самой.
– Ваша мать читала вам когда-нибудь «Любопытного Джорджа»?
