Солнечная буря - Ларссон Оса (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT, FB2) 📗
И вдруг понимает, что он не один. Он просто зашел первым — убедиться, что ситуация под контролем.
Веса Ларссон открывает дверь, и в комнату входят еще двое. Дверь за ними захлопывается. Они одеты во все черное. Нигде не видно ни кусочка человеческой кожи. Вязаные шлемы. Защитные очки.
Ребекка пытается встать, но ноги не слушаются. Кажется, все тело отказывается повиноваться: легкие не могут втянуть воздух, кровь, пульсировавшая в жилах с момента рождения, замирает, как река, на которой построили дамбу. Живот превращается в твердый комок.
«Нет, нет, сучьи дети!»
Один из них стягивает шлем и обнажает блестящие черные кудри. Это Курт Бекстрём. На нем черный комбинезон, мощные ботинки для езды на скутере с железными пластинами на носках. Через плечо перекинуто ружье — двустволка. Его ноздри и зрачки расширены, как у боевой лошади. Она смотрит в его лихорадочно горящие глаза и думает: «Осторожно с ним, он опасен».
Она косится на девочек — те крепко спят.
Второго она узнает еще до того, как он снимает вязаный шлем и защитные очки. Его она узнала бы во всех видах, что бы ни было на нем надето. Томас Сёдерберг. Его манера двигаться. То, как он сразу же заполняет собой пространство.
Такое ощущение, что они все отрепетировали. Курт Бекстрём и Веса Ларссон становятся, как часовые на посту, с двух сторон от двери свинарника.
Веса Ларссон смотрит мимо нее — или прямо сквозь нее. Такой взгляд бывает у родителей маленьких детей в универсамах: мышцы под кожей лица уже не пытаются скрыть усталость, мертвый взгляд. Они тянут за собой тележку, как загнанные ослики, не слыша плача или возбужденных выкриков детей.
Томас Сёдерберг делает шаг вперед. Поначалу он не смотрит на нее. Осторожно расстегивает молнию на своем комбинезоне и извлекает очки. С тех пор как она видела его в последний раз, у него завелись новые очки — впрочем, прошло много времени. Он оглядывает комнату, как полководец в научно-фантастическом фильме, регистрирует каждую деталь — спящих детей, топор в углу, ее саму за столом. Затем расслабляется: плечи опускаются, движения становятся мягче, как у льва, бредущего по саванне.
И он обращается к Ребекке:
— Ты помнишь, как приглашала нас с Майей сюда — однажды на Пасху? Как будто это было в другой жизни. В какой-то момент мне даже показалось, что я не найду дорогу — в темноте и при такой метели.
Ребекка разглядывает его. Он снимает шапку и перчатки и запихивает в карман комбинезона. Его волосы не поредели. В роскошной орехового цвета копне появилось несколько седых штрихов, в остальном же он мало изменился, словно время остановилось. Возможно, он несколько потолстел, но сейчас этого не разглядеть.
Веса Ларссон облокачивается о косяк двери. Он дышит открытым ртом и держит лицо чуть обращенным вверх, словно его укачивает. Его взгляд переходит от Курта к Томасу и на нее. Но он не смотрит на детей.
Почему он не смотрит на детей?
Курт чуть заметно покачивается взад-вперед, не сводя взгляда с Ребекки и Томаса.
Что произойдет теперь? Курт снимет с плеча ружье и застрелит ее? Раз, два, три — и готово. Полная чернота. Она должна выиграть время. Говори, женщина. Подумай о Саре и Лове.
Ребекка упирается ладонями в крышку стола и приподнимается со стула.
— Сядь! — приказывает ей Томас, и она плюхается назад, как собака, боящаяся хозяйской порки.
Сара всхлипывает во сне, но не просыпается. Поворачивается в кровати, и ее дыхание снова становится ровным и глубоким.
— Так это был ты? — бормочет Ребекка. — Но почему?
— Это был сам Господь, Ребекка, — серьезно отвечает Томас.
Она узнает этот серьезный голос, эту позу. Именно так он стоит, именно таким тоном говорит, когда собирается вложить в сознание публики важный посыл. Весь его облик меняется. Он словно скала, возникшая из-под земли, уходящая корнями в земное ядро. Весь проникнутый серьезностью, силой, уверенностью. И одновременно — преклонением перед Богом.
Зачем разыгрывать перед ней весь этот спектакль? Нет, это не для нее. Это для Курта. Он… манипулирует Куртом.
— А дети? — спрашивает она.
Томас склоняет голову. В его голосе звучит надрыв, хрупкая нотка. Кажется, голос не совсем подчиняется ему.
— Если бы ты не… — начинает он. — Даже не знаю, как мне простить тебя за то, что ты вынуждаешь меня к этому, Ребекка.
Словно по невидимому знаку, Курт снимает правую перчатку и вынимает из кармана комбинезона моток пеньковой веревки.
Ребекка поворачивается к Курту. Голос ее с усилием преодолевает комок, блокирующий горло.
— Ты ведь любишь Санну, — говорит она. — Как ты можешь любить ее — и убить ее детей?
Курт закрывает глаза. Продолжает покачиваться взад-вперед, словно не слыша. Затем его губы беззвучно шевелятся, прежде чем он отвечает:
— Это дети тьмы. Их надо убрать с дороги.
Если бы ей удалось заставить его говорить! Выиграть время. Она должна подумать. Вот зацепка. Томас дает ему говорить, боится прерывать.
— Дети тьмы? Что ты имеешь в виду?
Она наклоняет голову и подпирает щеку ладонью, как обычно делает Санна, изо всех сил стараясь придать голосу спокойствие.
Курт говорит куда-то прямо перед собой, глядя на керосиновую лампу, словно он один в комнате или в огне скрыто живое существо, которое слушает его.
— Солнце светит мне в спину. Впереди меня падает моя тень. Она опережает меня. Но когда я вхожу, она отступает. У Санны будут новые дети. Она родит мне двух сыновей.
«Меня сейчас вырвет», — думает Ребекка и чувствует, как фарш из оленины вместе с желчью устремляется вверх.
Она встает. Лицо белое как снег. Ноги дрожат. Тело тяжелое, весит несколько тонн. Ноги кажутся хрупкими зубочистками.
В следующую секунду Курт уже возле нее. Его лицо искажено. Он кричит на нее с такой силой, что ему приходится делать вдох после каждого слова:
— Тебе… сказали… сидеть!
Он ударяет ее в живот со страшной силой, и она сгибается пополам, как перочинный ножик. Ноги становятся ватными. Пол бьет ее по лицу. Тряпичный коврик бабушки на щеке. Невыносимая боль в животе. Где-то высоко возмущенные голоса. В ушах шумит и звенит.
Она должна на минутку закрыть глаза. Всего лишь на минутку. Затем она снова их откроет. Честное слово. Сара и Лова. Кто кричит? Это Лова кричит? Только на минутку…
Бенни из фирмы «Беннис Лос&Ларм» открывает дверь в квартиру Курта Бекстрёма и исчезает с места действия. Свен-Эрик и Анна-Мария стоят на темной лестнице. Лишь свет уличных фонарей проникает через окно. Тихо. Они смотрят друг на друга и кивают. Анна-Мария снимает с предохранителя свой пистолет «ЗИГ-Зауэр».
Свен-Эрик входит. Она слышит, как он осторожно окликает: «Алло! Есть тут кто?» Анна-Мария остается на посту у открытой двери.
«Иногда я совершаю невероятные глупости», — думает она.
В пояснице ощущается ноющая боль. Она прислоняется к стене и глубоко дышит. А вдруг он там, в темноте? Может быть, он мертв. Или подкарауливает их. Сейчас как выскочит и столкнет ее с лестницы.
Свен-Эрик зажигает свет в холле.
Она заглядывает в квартиру.
Квартира однокомнатная. Из холла хорошо просматривается гостиная, она же спальня. Очень странная квартира. Неужели здесь и в самом деле кто-то живет?
В холле нет никакой мебели — ни комода для безделушек и почты, ни коврика у двери, ни одежды на вешалке. Комната тоже почти пуста — лишь прямо на полу стоит несколько ламп, а на стене висит большое зеркало. Окна затянуты черной тканью. Ничего на подоконниках, никаких штор. У стены простая деревянная кровать с голубым синтетическим покрывалом.
Свен-Эрик выходит из кухни и чуть заметно качает головой. Их глаза встречаются, исполненные вопросов и дурных предчувствий. Он подходит к двери санузла и открывает ее. Выключатель внутри. Он протягивает руку, Анна-Мария слышит щелчок, но лампа не загорается. Свен-Эрик стоит в дверях, она видит его сбоку. Его рука вытаскивает из кармана связку ключей, на ней вместо брелока — маленький фонарик. Узкий луч света пронизывает темноту; глаза щурятся, чтобы лучше видеть.
