До самой смерти... - Макбейн Эд (бесплатные версии книг .TXT) 📗

– Где ты сейчас? – спросил Клинг.

– Дома. Дартмут, 837. В Риверхеде. Так ты будешь?

– Да. До встречи.

– Берт!

– Что?

– Захвати с собой пушку.

– О'кей, – Клинг повесил трубку и вернулся к своей газете. Высокий блондин двадцати пяти лет, он сейчас, у себя дома, в одних трусах, казался значительно моложе. Руки и ноги у него были покрыты легким светлым пушком.

Он свернулся в кресле калачиком, снова углубившись в комикс, но потом решил позвонить Клер. Он вновь прошел к телефону и набрал ее номер.

– Клер, – сказал он, – это Берт.

– Здравствуй, любовь.

– Я иду сегодня днем на свадьбу.

– Не на свою собственную, надеюсь.

– Нет. Сестры Стива. Хочешь пойти со мной?

– Я не могу. Я говорила тебе, что мне нужно сводить отца на кладбище.

– Ах да, верно. Ну ладно, увидимся в девять в таком случае, о'кей.

– Хорошо. Кино идет в драйв-ине [3]. Ты как, не против?

– Прекрасно. Мы можем пообниматься, если станет скучно.

– Мы можем пообниматься, даже если не будет скучно.

– А что за картина?

– Да старая, – сказала Клер, – но я думаю, что тебе понравится.

– Как называется?

– "Сеть", – ответила она.

Пакет из Бюро криминалистического учета принесли в следственное отделение в 10.37. Мейер Мейер по правде не ожидал его увидеть. Шансов на то, что за этим Марти Как-бы-его-там-ни-звали числилась судимость, было с самого начала очень и очень мало. Если же к этому добавить вероятность судимости именно в их городе, то надежды совсем почти не оставалось. Однако судимость за ним числилась, и судимость эта в обширной картотеке бюро была зафиксирована. Сейчас фотокопия его «Дела» лежала у Мейера на столе и он неспешно перелистывал страницы.

Марти Соколин не был грабителем. По любым полицейским меркам его нельзя было даже назвать профессиональным преступником. Он просто однажды оступился. А «Дело» его оказалось в картотеке потому, что оступился он в этом городе, приехав сюда из Калифорнии.

По-видимому, стоило обратить внимание на то, что Марти Соколина списали из армии не из-за обморожения, как считал Томми Джордано. Правда, комиссовали его действительно по здоровью, но отправили в психиатрическую больницу в Пасадене, штат Калифорния, как больного неврастенией.

Мейер Мейер ничего не знал о предположении Томми насчет обморожения.

Но он, однако, знал, что «неврастения» – это современный термин в психиатрии, эквивалентный тому, что во время первой мировой войны называлось просто и ясно: «психическая контузия». Специалист, вероятно, определил бы ее как нервное расстройство или истощение, которое возникает от длительного физического или умственного перенапряжения. Мейер же определил это для себя как «сдвиг по фазе» и подчеркнул в деле, что Соколина выпустили из больницы как не представлявшего угрозы для общества летом 1956 года.

Его стычка с законом произошла лишь через два года, в марте 1958-го.

В то время он служил коммивояжером в компании по производству красок в Сан-Франциско. Он приехал на восток, чтобы заключить торговую сделку, и в баре в центре города разговорился у стойки с одним человеком, В какой-то момент речь зашла о войне в Корее. Незнакомец неосторожно проболтался, что его признали негодным к солдатской службе из-за незначительных шумов в сердце, по статье 4-Ф, чем он был немало доволен, ибо благодаря этому сумел сделать фантастическую карьеру в своей компании, в то время как его сверстники подставляли себя под пули.

Соколин отреагировал на признание собутыльника с некоторой мрачной торжественностью. Он чуть не пустил слезу. Его лучший друг, поведал он незнакомцу, погиб в Корее из-за того, что другой солдат не выполнил своего долга. Собеседник посочувствовал ему, но, вероятно, Соколину послышалась в его словах неискренность. И прежде чем дошло до того, что всегда происходит в таких случаях, Соколин уже осыпал его бранью и проклятиями, называя «дезертиром», «симулянтом» и «еще одним сукиным сыном», который не выполнял своего долга, когда это было нужно. Незнакомец попытался ретироваться, но Соколин все больше ожесточался, теряя контроль над собой, и, наконец, шарахнул с размаху пивную кружку об угол стойки и бросился на незадачливого собеседника, зажав в руке обломанную ручку.

Он не убил ошалевшего от удивления белобилетника, но сумел-таки его здорово исполосовать. Возможно, это классифицировали бы как нанесение телесных повреждений второй степени, не скажи Соколин пяти слов, громко и отчетливо, в присутствии полдюжины свидетелей, околачивавшихся у стойки.

Эти слова были: «Я убью тебя, сукина сына».

От этого пьяная драка стала рассматриваться как покушение на жизнь, за которое полагалось уже не пять, а, согласно 240-й статье Уголовного кодекса, все десять лет тюремного заключения.

Впрочем, Соколин отделался довольно легко. Суд учел, что он ветеран войны и что это первая судимость. Но тем не менее это было покушение на жизнь, и судья не мог просто так отпустить его, взяв с него штраф и отечески погрозив пальцем. Его признали виновным и приговорили к двум годам заключения в тюрьме Каслвью на севере штата. В тюрьме он вел себя идеально и через год подал прошение об освобождении условно. Его освободили, как только комиссия получила от фирмы заявку, гарантирующую ему предоставление места. Он вышел из Каслвью два месяца назад – третьего апреля.

Мейер Мейер подтянул к себе телефон и набрал домашний номер Кареллы.

Карелла ответил с третьего звонка.

– Я получил тут кое-что на Соколина, – сказал Мейер. – Патрульный за запиской не приезжал?

– Был полчаса назад, – сказал Карелла.

– Ну сюда он еще не добрался. Так, значит, ты уходишь около двенадцати?

– Вообще-то, около часа.

– Как я смогу с тобой связаться, если у лаборатории будут какие-нибудь результаты?

– Свадьба в три в церкви Святого Сердца – на пересечении Гейдж и Эш в Риверхеде. Гости приглашены на пять в дом к моей матери. Все будет происходить на открытом воздухе.

– Какой там адрес?

– Чарлз-авеню, 831, – О'кей. Так тебе нужна информация о Соколине?

– Давай выкладывай.

Мейер доложил ему. Когда он кончил говорить, Карелла сказал:

– Гм, значит, теперь он на свободе. Уехал в Калифорнию, имея гарантированную заявку с предложением работы.

– Нет, Стив. Я этого не говорил.

– Тогда где же он?

– Здесь, в городе. Заявка на него подана из нашего города.

Глава 3

В то погожее воскресенье в половине второго Антонио Карелла был уже готов застрелить жену, придушить сына, отречься от дочери и отменить всю свадьбу к чертовой матери.

Прежде всего, свадьбу оплачивал он. Это был первый и, благодарение Богу, последний раз, когда Тони выдавал замуж дочь. Когда женился Стив, за торжество платили родители невесты. Но на этот раз все было по-другому. На этот раз раскошеливаться приходилось Тони и он с раздражением обнаруживал, что свадьба обойдется ему, по самым скромным подсчетам, в половину того, что он зарабатывал за целый год в своей пекарне.

Самые большие грабители работали в фирме «Свадьбы и торжества» (Антонио даже всерьез подумывал, не попросить ли Стива арестовать мошенников). В то утре они прибыли по указанному адресу на Чарлз-авеню в девять часов (это после того, как Тони провел всю ночь, не ложась спать, в пекарне, наблюдая за выпечкой утреннего хлеба) и устроили на его дворе и в саду форменный разгром. Дом Антонио Кареллы в Риверхеде был небольшой, зато участок, на котором он стоял, пожалуй, превосходил все остальные в округе, вытянувшись почти до параллельной улицы. Тони очень гордился своим участком. Его беседка, увитая виноградом, не уступала по красоте любой другой в его родном городе Марсале, в Сицилии. На участке росли даже фиговые деревья, за которыми он любовно ухаживал, подравнивая их кроны летом и укрывая зимой брезентом от холода. А теперь эти мошенники, эти brigandi [4] вытаптывали его газон со своими столами, нелепыми флажками и идиотскими навесами...