Цена вопроса. Том 2 - Маринина Александра Борисовна (версия книг TXT) 📗
– Теперь законы новые. Можно что-то сделать, чтобы отца реабилитировать? – спросил он старого адвоката.
– Можно, если твой отец приведет какие-то новые доказательства в пользу своей невиновности. Но это чисто теоретически, – честно ответил Александр Иванович. – На практике такого не бывает, насколько мне известно. Единственный возможный вариант – это найти того, кто признает свою вину в убийстве твоей мамы, более того, не просто признает, а сможет ее доказать. Убедительно доказать. Ты должен понимать, Игорек, что мы имеем дело с государственной машиной, которая очень не любит признавать свои ошибки и платить за них. Признать приговор неправосудным – задача трудная. Твой отец готов бороться? У него есть что сказать нового?
– В том-то и дело, что нет, – удрученно ответил Игорь. – Папа и раньше был тихим, а теперь вообще стал блаженным каким-то. В Бога верит, в церковь ходит, устроился на работу сторожем, целыми днями какую-то религиозную литературу читает, ничего ему не нужно, всем доволен. Он не будет добиваться справедливости. А без него никак нельзя?
– Никак, – развел руками адвокат. – Если только попытаться воздействовать на прокуратуру через прессу. Написать хороший яркий материал, поднять шум, взбудоражить общественность, тогда есть надежда, что прокуратура пошевелится и кому-нибудь дадут поручение изучить материалы дела. Других путей нет. Но и этот путь ни к чему не приведет, скорее всего.
– Почему?
– Потому что дело совершенно чистое, в нем нет ни одного процессуального нарушения, там придраться не к чему. Я же изучал его, поэтому могу судить. Была бы там хоть одна запятая не на месте – я бы использовал это на суде, можешь мне поверить.
– Но папа не может быть виноват! – в отчаянии воскликнул молодой человек. – Я не верю!
– Дружочек, – мягко проговорил Александр Иванович, – проверка материалов дела прокуратурой означает именно и только проверку самих материалов на предмет допущенных нарушений, а не новое расследование. Таков закон. Никаких нарушений в деле нет. Если ты добиваешься нового расследования, то нужны новые факты, новые обстоятельства, которые ранее не были установлены и проверены. До тех пор пока Вадим Семенович такие факты не предоставит, ничего не получится.
– Все равно я попробую, – упрямо заявил Игорь. – Буду писать во все инстанции. Вы мне поможете? Подскажете, куда и на чье имя писать и как правильно сформулировать?
Орлов-старший помогал и подсказывал, но результаты были предсказуемыми и одинаковыми: для пересмотра дела оснований не усматривается.
– Игорь, а может быть, ты все-таки уговоришь отца? – как-то спросил Александр Иванович. – Если ему есть что сказать.
– Не хочет он ничего говорить. И вообще ничего не хочет. И не разговаривает со мной об этом, – ответил Игорь сердито.
– А с кем он разговаривает? Может быть, обратиться к тем, с кем он общается, и попросить воздействовать на него? – предложил адвокат.
На самом деле Орлов-старший ни минуты не сомневался в виновности Вадима Пескова, хотя сам Песков вины своей не признавал ни на следствии, ни на суде. Он просто ничего не помнил. Был мертвецки пьян. И о том, как и почему совершил убийство, рассказать не мог.
Но если мальчик хочет чего-то добиваться, то нельзя же не помочь! И потом: а вдруг и в самом деле есть какие-то обстоятельства, о которых Вадим мог бы рассказать и которые дадут основания для пересмотра? Чего в жизни не бывает?
– Да ни с кем он не общается, – с досадой бросил Игорь. – Бирюк бирюком живет. Какие-то мужики то и дело появляются, он с ними поговорит полчаса, и они уходят.
– Какие мужики?
– Ну, я так понял, сидели вместе.
– Отец с ними выпивает?
– Нет, он как вернулся – ни грамма не выпил, совсем завязал. Я ж говорю: в церковь ходит, над кроватью икону повесил, молится. Каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним об… ну, в общем, о том, что случилось, он отвечает: «Я виноват. Не надо было водку пить. Грех это. Согрешил – отвечай. Я и ответил. Никакой другой справедливости нет и быть не может». Вот и весь разговор.
Встречи с Игорем становились со временем все реже и реже. Но Александр Иванович искренне сочувствовал парню, так трагически потерявшему мать и не желавшему верить в то, что его любимый отец – преступник, убийца. Старый адвокат не забыл Игоря Пескова и просил своего сына, тоже адвоката, помочь Игорю, если возникнет необходимость. Все-таки пока Вадим жив – остается надежда, что он решится заговорить. Конечно, если ему есть что сказать.
Александр Иванович Орлов умер, спустя несколько лет скончался и Вадим Семенович Песков, а потом на пороге квартиры Бориса Александровича внезапно появился Игорь.
– Я хочу добиваться посмертной реабилитации отца, – заявил он, окрепший и возмужавший за эти годы. – Помогите мне получить его уголовное дело.
– Дело тебе никто не даст, – рассмеялся Борис Александрович. – Оно в архиве Мосгорсуда. Получить его могут только прокурорские или судебные работники.
– Но обвиняемый же имеет право знакомиться с делом! Я читал закон, я знаю!
– Не обвиняемый, а подсудимый, – поправил его Орлов. – Это разные вещи. И потом, ты не подсудимый, ты – родственник осужденного, отбывшего наказание, на тебя это право не распространяется.
Игорь помолчал, потом глаза его сверкнули решимостью.
– Александр Иванович мне говорил, что очень тщательно изучил материалы дела. Он готовился к суду, делал много записей, я сам видел. Эти записи сохранились?
Орлов пожал плечами:
– Наверное. После смерти отца я собрал весь его домашний архив и перевез к себе, надо посмотреть, есть ли там что-нибудь. Ты все-таки учти, что прошло очень много лет, суд был в восемьдесят девятом, а до две тысячи третьего года отец еще активно работал, записи копились, папки громоздились, а квартира-то не безразмерная. Он вполне мог что-то выбрасывать.
– Но вы все-таки посмотрите, – попросил Игорь.
Борис Александрович пообещал поискать и обещание свое выполнил, хотя и не сразу: на то, чтобы разобрать отцовский архив, требовался не один день, а тут Алиса собралась замуж за своего американца, начались хлопоты с визами и подготовкой к свадьбе, а также бурное обсуждение кандидатуры ребенка, которого жених и невеста уже присмотрели для усыновления. Вопрос, собственно, состоял не в самом ребенке – пятимесячной афроамериканке Дженнифер, а в том, нужно ли так торопиться. Борис искренне не понимал, какая необходимость брать в семью ребенка сразу после свадьбы, но Татьяна полностью поддерживала молодых и считала, что чем моложе родители – тем лучше: больше сил, больше здоровья.
– Не забывай: Лисик и ее жених очень больны, – говорила Татьяна. – Да, лечение их поддерживает, и они проживут, если бог даст, очень долго, но мало ли что… Пока у них все нормально и есть силы – пусть растят деток, пусть создают полноценную семью.
Эти разговоры и все прочие заботы отвлекали, и окончательно разобраться с многочисленными толстыми папками Орлова-старшего удалось далеко не сразу.
Записи по делу Пескова нашлись, и было их действительно много. Похоже, Александр Иванович ухитрился переписать от руки каждый документ почти целиком. Орлов позвонил Игорю и сказал, что тот может забрать материалы. Но с непременным условием: впоследствии вернуть их Борису Александровичу.
Игорь изучал записи долго и вдумчиво, при этом почти каждый день звонил Орлову и возбужденным голосом спрашивал, не может ли вот этот факт, или вот это обстоятельство, или вот так сформулированное заключение, или зачеркнутое и исправленное слово стать основанием для пересмотра дела. Орлов удрученно вздыхал и терпеливо разъяснял: нет, не может.
Справедливости ради надо отметить, что две-три шероховатости Песков все-таки отыскал, но то были именно всего лишь мелкие недочеты, никак не влияющие на законность и обоснованность процессуальных решений. И тем не менее, услышав от Орлова заветные слова: «Да, здесь допущена неточность», Игорь воодушевлялся и принимался составлять жалобы, прошения, обращения в СМИ, в Генпрокуратуру, в Комиссию по правам человека, в Верховный суд… Орлов знал, что все это бесполезно и ни к чему не приведет, но вразумить сына, пытающегося восстановить справедливость и доброе имя отца, было невозможно. Да, наверное, и неправильно даже пытаться. Не сможет человек жить спокойно, зная, что не сделал всего, что было в его силах. Уж это-то Борис Орлов знал очень хорошо. Этому его научили и жизнь отца, и его собственная борьба за здоровье дочери Алисы, когда единственным спасением для ребенка было невероятно дорогостоящее лекарство и надо было любыми способами заработать деньги на лечение.
