В объятиях смерти - Корнуэлл Патрисия (читать хорошую книгу полностью txt) 📗

— У тебя есть какая-нибудь теория насчет того, в чем именно заключается эта связь? — спросила я у Марино.

— Нет, черт побери, ни одной, — ответил он, зевая, как раз в тот момент, когда доктор Мастерсон вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

Я с удовлетворением заметила, что в руках у него была стопка папок.

— Ну, — сдержанно сказал он, не глядя на нас, — я не нашел никого с именем Френки, видимо, это было его прозвище. Поэтому я подобрал тех, кто подходит по времени лечения, возрасту и расе. Здесь у меня истории болезни шести белых мужчин, исключая Эла Ханта, которые были пациентами в Валхолле в течение того временного интервала, который вас интересует. Все они в возрасте от тринадцати до двадцати четырех лет.

— Почему бы вам просто не дать их нам просмотреть, пока вы будете сидеть и курить свою трубку? — Марино был настроен менее воинственно, но не намного.

— Я бы предпочел только рассказать их истории по причинам конфиденциальности, лейтенант. Если к кому-то из них у вас возникнет острый интерес, мы изучим его историю болезни подробнее. Так будет достаточно корректно?

— Да, вполне, — сказала я прежде, чем Марино успел что-либо возразить.

— Первый случай, — начал доктор Мастерсон, открывая верхнюю папку. — Девятнадцать лет, из Хайлэнд-Парк, Иллинойс, принят в декабре 1978 года с анамнезом: злоупотребление наркотиками, а конкретнее — героином. — Он перевернул страницу. — Рост — пять футов восемь дюймов, вес — сто семьдесят фунтов, глаза — карие, шатен. Его лечение продолжалось три месяца.

— Эл Хант попал к вам лишь в апреле, — напомнила я, — они находились здесь в разное время.

— Да, наверное, вы правы. Это мое упущение. Значит, мы можем его вычеркнуть. — Он отложил папку в сторону.

Я глянула на Марино предупреждающим взглядом. Я видела, что он готов взорваться, его лицо стало красным, как у Деда Мороза.

Открыв вторую папку, доктор Мастерсон продолжил:

— Следующий — четырнадцатилетний юноша, блондин с голубыми глазами, пять футов три дюйма, сто пятнадцать фунтов. Принят в феврале 1979 года, выписан шесть месяцев спустя. В его анамнезе — утрата чувства реальности и фрагментарный бред. Ему был поставлен диагноз: шизофреник неорганизованного или гебефренического типа.

— Вы не могли бы объяснить, что, черт побери, это означает? — спросил Марино.

— Это означает бессвязную причудливую манеру поведения, полную социальную отстраненность и другие странности поведения. Например... — Доктор Мастерсон помолчал, просматривая страницу. — Он мог отправиться утром на автобусную остановку, но так и не появиться в школе. А однажды его нашли сидящим под деревом и рисующим странные, бессмысленные рисунки в блокноте.

— Да, А теперь он знаменитый художник, живущий в Нью-Йорке, — пробормотал Марино с сардонической усмешкой, — его зовут Френк, Франклин, или его имя начинается на Ф?

— Нет. Ничего похожего.

— Итак, кто же следующий?

— Следующий — двадцатидвухлетний мужчина из Делавера. Рыжие волосы, серые глаза, э... пять футов десять дюймов, сто пятьдесят фунтов. Принят в марте 1979 года, выписан в июне. У него был диагносцирован органический галлюцинаторный синдром. Провоцирующим фактором являлась темпоральная лобная эпилепсия и в анамнезе — злоупотребление гашишем. Течение заболевания осложнялось дисфорическим настроением и попыткой кастрировать себя, как реакцией на галлюцинацию.

— Что значит дисфорическое? — спросил Марино.

— Беспокойнее, нетерпеливое, подавленное.

— Это было до того, как он пытался сделаться сопрано, или после?

Доктор Мастерсон начал проявлять признаки раздражения, и на самом деле я его понимала.

— Следующий, — скомандовал Марино, как сержант на плацу.

— Четвертый случай — восемнадцатилетний юноша, волосы — черные, глаза — карие, пять футов девять дюймов, сто сорок два фунта. Его приняли в мае 1979 года, диагноз — шизофреник параноидального типа. В анамнезе, — он перелистнул страницу и протянул руку за трубкой, — рассеянный гнев и беспокойство, с сомнениями по поводу тождественности пола и явным страхом, что его примут за гомосексуалиста. Начало этого психоза, очевидно, было связано с тем, что в мужском туалете к нему подошел гомосексуалист.

— Задержитесь на этом случае. — Если бы Марино не остановил доктора Мастерсона, это сделала бы я. — Нам нужно поговорить именно о нем. Сколько времени он пробыл в Валхолле?

Доктор Мастерсон раскуривал свою трубку, заглядывая тем временем в записи, после чего ответил:

— Десять недель.

— Которые как раз попали на время пребывания здесь Ханта, — подытожил Марино.

— Совершенно верно.

— Значит, кто-то подошел к нему в мужском туалете, я у него поехала крыша? Что с ним случилось? В чем заключался его психоз? — спросил Марино.

Доктор Мастерсон переворачивал страницы. Затем он поднял очки на лоб и ответил:

— Проявление мании величия. Он верил, что Бог руководит его поступками.

— Какими поступками? — Марино подался вперед на стуле.

— Здесь не содержится никаких подробностей, за исключением того, что он довольно причудливо выражался.

— И он был параноидальным шизофреником? — уточнил Марино.

— Да.

— Вы не могли бы описать симптомы этой формы шизофрении?

— С классической точки зрения, — начал доктор Мастерсон, — существует набор характерных признаков, в который входит и бред величия, или галлюцинации с величественным содержанием. Тут может присутствовать и навязчивая ревность, и экстремизм в межличностных отношениях, и уверенность в бесспорности собственных представлений, а в некоторых случаях — стремление к насилию.

— Откуда он сам? — спросила я.

— Из Мэриленда.

— Черт, — пробормотал Марино. — Он жил с родителями?

— Он жил со своим отцом.

— Вы уверены, что он был параноиком, а не шизофреником недифференцированного типа? — вмешалась я.

Разница была существенна. Шизофреники недифференцированного типа, как правило, не способны спланировать преступление и успешно избежать ареста. Человек, которого мы искали, был достаточно организован, чтобы заранее подготовить и совершить свои преступления, и при этом ускользнуть от полиции.

— Я совершенно уверен, — ответил доктор Мастерсон и после небольшой паузы вежливо добавил: — Довольно интересно, что имя пациента — Френк.

Он вручил мне папку, и мы с Марино бегло просмотрели ее содержимое. Френк Итен Эймс, или Френк И., и, таким образом, — «Френки», заключила я. Эймс был выписан из «Вальгаллы» в конце июля 1979 года и вскоре после этого, согласно записи доктора Мастерсона, сделанной в то время, сбежал из дома в Мэриленде.

— Откуда вам известно, что он сбежал из дома? — спросил Марино, взглянув на психиатра. — Откуда вам известно, что с ним произошло после того, как он покинул это заведение?

— Его отец звонил мне. Он был очень расстроен, — ответил доктор Мастерсон.

— И что же дальше?

— Боюсь, ни я, ни кто другой ничего не могли сделать — Френк был совершеннолетним.

— Вы помните, чтобы кто-нибудь называл его Френки? — спросила я.

Он покачал головой.

— А как насчет Джима Барнза? Он был социальным сотрудником, прикрепленным к Френку Эймсу?

— Да, — неохотно признал доктор Мастерсон.

— У Френка Эймса был какой-нибудь неприятный инцидент с Джимом Барнзом? — спросила я.

Доктор Мастерсон некоторое время колебался, а затем нехотя ответил:

— Как будто...

— Какого характера?

— Как будто сексуального, доктор Скарпетта. И ради Бога, я пытаюсь помочь. Надеюсь, вы поведете себя корректно в отношении этого случая.

— Эй, — сказал Марино, — можете на это рассчитывать. Я имею в виду, что мы не планируем рассылать пресс-релизы.

— Значит, Френк знал Эла Ханта, — сказала я.

Напряженное лицо доктора Мастерсона отражало внутреннюю борьбу:

— Да. Именно Эл выдвинул обвинения.

— В яблочко, — пробормотал Марино.

— Что вы имеете в виду, говоря, что Эл Хант выдвинул обвинения? — спросила я.