Час печали - Паркер Т. Джефферсон (книги онлайн полностью бесплатно .txt) 📗
– Вам, наверное, очень приятно, что приехала мама.
– Конечно. – Колеску потерялся в водовороте противоречивых чувств. Ненависть, влечение, разочарование, радость – все смешалось в его душе. А в штанах росло напряжение.
– Моя мама умерла, когда я еще была молодой.
– Но вы и сейчас молоды.
– Мне тридцать четыре года. А вам, кажется, двадцать шесть?
– Миссис Пауэрс, я чувствую себя столетним стариком.
– Это и понятно – вы так много пережили.
– Я согрешил, но время изменило меня. И я помню об обещании, которое дал вам. Мое поведение теперь безукоризненно.
Колеску послышалось, что в гостиной ворчит его мать, но это мог быть и телевизор. К тому же у Мороса от волнения звенело в ушах.
– Очень хорошо, что вы осознаете свои грехи.
– Это несложно, если они такие огромные, как мои.
– Чем ниже вы пали, тем выше можете подняться.
Колеску поджал губы, изображая смирение и раскаяние. Такое выражение лица он отработал на Хольце и убедился в его действенности.
– А с чем пирог?
– С яблоками. Надеюсь, вам нравятся яблочные пироги?
– Да, очень.
– Мистер Кол... Морос, я принесла вам еще кое-что. Надеюсь, вы меня правильно поймете. Ваши слова внушили мне веру в то, что вы с радостью примете этот подарок.
– Вы очень добры.
– Такими учил нас быть Господь.
Труди открыла сумочку, не снимая ремешка с плеча, и достала книжку в тонком черном переплете. Именно ее Колеску и ожидал увидеть. Труди положила Библию на стол рядом с пирогом. Между страниц Морос заметил записку.
– Она ваша.
– Боюсь, мое прикосновение осквернит эту священную книгу.
– Вы недооцениваете силу всепрощения.
Колеску коснулся обложки и улыбнулся Труди.
– Ну, я, пожалуй, пойду. Может, потом еще поговорим.
– С огромным удовольствием.
В улыбке Труди сосредоточилось все добро мира. Колеску наблюдал за тем, как вздымается под блузкой ее мягкая, большая и высокая грудь. Уходя, Труди остановилась возле Хелен:
– Приятно было познакомиться, миссис Колеску.
– Моросу не нужна компания американских женщин. Вы его смущаете. Вы стоили ему яичек!
Колеску вздрогнул. Очередное напоминание о перенесенном страдании больно ранило его. И он был готов сквозь землю провалиться от стыда.
– Господь может вернуть их Моросу, – спокойно возразила Труди.
– И он ненавидит яблоки.
– Тогда отдайте пирог кому-нибудь, кто их любит.
Труди посмотрела на Колеску и вышла.
Он вернулся на кухню и прочитал записку, оставленную в Библии. Красивым и аккуратным женским почерком было выведено:
Дорогой Матаморос!
Мы с мужем молимся за вас днем и ночью. Если вам понадобится помощь, звоните нам! Мы можем встретиться в церкви, в парке или у океана, в общем, там, где вас не достанет назойливая толпа. Да пребудет с вами Господь, пожалуйста, звоните! Наш телефон – 555-1212.
С любовью и наилучшими пожеланиями,
Труди и Джонатан Пауэрс.
Около шести Хелен отправилась в магазин, пообещав сыну приготовить вкусный ужин. Она вернулась с пачкой стейков, жестких, как резина, замороженным горохом, пирогом с кокосовой стружкой и двумя большими бутылками водки. Колеску смотрел, как мать заходит в дом.
Ему казалось, что ужасный ужин никогда не кончится. За время трапезы его стыд трансформировался в злость, злость в гнев, гнев в спокойствие, а спокойствие в ненависть.
– Морос, мне обидно, когда женщина вроде этой соседки переступает порог твоего дома. Дома, за который плачу я.
Еще не было девяти, и толпа продолжала скандировать. Мать с сыном ели десерт. К пикетчикам присоединились новые люди, и их общее число увеличилось чуть ли не вдвое. Появилось еще больше журналистов.
Хелен с жадностью опрокинула стакан. Колеску слышал, как она глотает. Он выпил дешевой водки, не отличающейся по запаху от обычного спирта, которым сестра протирала ему руку перед инъекциями.
– Труди Пауэрс пришла впервые, – сказал Колеску.
На экране он увидел беседующих Лорен Даймонд и сержанта Рэйборн. Во всей этой суматохе Морос позабыл о Мерси.
Но, говоря о Труди и видя Рэйборн по телевизору, Колеску сильно возбудился. Под ладонью, лежащей на ширинке, он почувствовал знакомое движение. Колеску старался выглядеть спокойным.
– ...сейчас расследование дела о Похитителе Сумочек идет вполне успешно...
– Она бесстыдная самодовольная шлюха. – Хелен продолжала клеймить Труди.
– У нее добрые намерения, мама.
– Мы считали Веронику Стивенс третьей жертвой Похитителя Сумочек, пока не обнаружили...
Хелен, глубоко вздохнув, глотнула еще водки.
– Ты скучаешь по Румынии, Морос? – задумчиво спросила она.
– Ничуть.
– Я люблю Америку, но иногда с тоской вспоминаю о Румынии. Порой мне так не хватает некоторых приятных вещей, оставшихся дома!
– Назови хотя бы одну.
– О! Например, восход над Дунаем или пляж в Констанце в августе.
– Для меня они ничего не значат.
– ...я бы не стала делать подобных выводов...
– Еще водки, Морос!
Колеску налил ей водки. Он и раньше слышал такой же ностальгический бред. Еще пара стаканчиков, и мать в очередной раз начнет рассказывать ему о своем прелестном любовнике из мексиканского города Матаморос, утонченном идеалисте, поэте и фотографе, соблазнившем ее в юности. В память об этом романе и был назван Морос. Его тошнило от этой истории.
Наколов льда и положив пригоршню в стакан матери, Колеску завернул нож в бумажные салфетки и опустил в карман брюк. Даже обернутый в мягкую бумагу, металл приятно холодил кожу.
Колеску вернулся в гостиную и протянул матери стакан. Он смотрел на Хелен лишь краем глаза – слишком уж противна была ему мать. По телевизору все еще показывали Мерси Рэйборн.
– Похититель Сумочек – трус и животное, ведь он выбирал слабых, беззащитных, ни о чем не подозревающих жертв...
Колеску отметил, что на экране Рэйборн выглядела лучше, чем в жизни. Правда, слегка полнее. Зато глаза казались мягче и добрее.
– Я скучаю по фрескам, – продолжала Хелен, – знаешь, по тем, которые рисовали снаружи, на стенах церквей. Бедные люди считались слишком грязными, чтобы заходить внутрь, и они любовались фресками на улице. Это было как телевидение для бедняков, хотя картинки, конечно же, не двигались.
– Да, вот они мне нравились.
– Морос, а помнишь фреску под названием "Взятие души человеческой"? Я никогда не забуду своего сильного впечатления от этой работы, от чувств, переданных автором. Несомненно, в те времена люди были ближе к Богу.
Колеску видел "Взятие души человеческой". На фреске изображались серые демоны, вырывавшие души у мертвых и живых. Картина представляла собой довольно забавное зрелище: гротескные человечки с неестественными лицами корчились от боли и бились в агонии, а демоны не внушали ничего, кроме чувства жалости. Даже в раннем детстве у Колеску фреска вызывала лишь снисходительную улыбку. И сейчас он снова убедился в плохом вкусе матери, увлекшейся некогда столь ужасным и вместе с тем комичным изображением.
– ...обязательно соблюдайте осторожность. Всегда закрывайте машину. Паркуйтесь в хорошо освещенном месте. Проверяйте автомобиль до того, как сесть в него, уделяя особое внимание заднему сиденью...
Морос смотрел на рот говорящей Мерси и сравнивал его со ртом матери. Ему нравилось сопоставлять Хелен с женщинами, которыми он потенциально мог обладать. У Мерси были красивые, ровные зубы. У матери – страшные клыки. Колеску потрогал свой член сквозь брюки, но возбуждение ушло. Наверное, в миллионный раз за последние три года оно затухло, испарилось, как капля весеннего дождя на теплом асфальте. И это бесило Мороса.
– ...почему мы уверены, что поймаем его? Типы, подобные Похитителю Сумочек, обычно недалеки, серы и посредственны. Вот почему!
После интервью по Си-эн-би снова показали дом Колеску. На экране появилась Труди.
