Гиблое место (Ледяной холод) - Герритсен Тесс (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Даниэл встречал их на летном поле, когда частный самолет Сансоне вырулил на полосу ВИП-терминала. Тот самый ветер, который так легко домчал их до Массачусетса, трепал полы его черного пальто, взъерошивал волосы, но отец Брофи стоически переносил удары стихии, когда самолет остановился и спустили трап.
Первой из самолета вышла Маура.
Она спустилась по трапу прямо в его распростертые объятия. Раньше они бы ограничились коротким дежурным приветствием, беглым поцелуем в щеку. Они бы остереглись обниматься, пока не окажутся наедине за закрытыми дверями и плотно задернутыми шторами. Но сегодня Маура не просто вернулась домой, это было возвращение из царства мертвых, — поэтому Даниэл с полным правом крепко прижал ее к груди.
Но даже млея в тесном кольце его рук и слушая, как он восторженно шепчет ее имя, покрывая поцелуями ее лицо, ее волосы, Маура все время чувствовала, что на них смотрят. И ей было неловко о того, что тайна, которую она так долго пыталась скрывать, теперь вышла наружу.
Маура слишком поспешно отстранилась от Даниэла не из-за того, что они стояли на ветру, а оттого, что были на виду. Она успела заметить, как помрачнело обычно бесстрастное лицо Сансоне, а Джейн стыдливо отвернулась, чтобы не встречаться с ней глазами. Я, можно сказать, вернулась с того света, мелькнула у нее мысль, но на самом деле разве это что-то меняет? Я осталась все той же женщиной, а Даниэл — тем же мужчиной.
Он вызвался отвезли ее домой.
В темной спальне они раздевали друг друга, как много раз до этого. Он покрывал поцелуями ее синяки и ссадины, гладил ложбинки и косточки, проступившие под тонкой кожей. Бедняжка, ты так исхудала, сокрушался он и рассказывал, как тосковал по ней. Как оплакивал ее, думая, что потерял навеки.
Маура проснулась рано, еще затемно. Сидела в постели и, пока за окном занимался рассвет, смотрела на спящего Даниэла. Старалась запомнить его лицо, его дыхание, его прикосновение, его запах. Когда бы они ни проводили вместе ночь, утро всегда было грустным, потому что несло с собой расставание. Вот и на этот раз ее охватило то же знакомое щемящее чувство — ассоциация была настолько сильна, что она вдруг подумала: неужели теперь каждый восход будет для нее таким мучительным? Ты для меня все: и любовь, и печаль. Как и я для тебя.
Маура встала с постели, пошла на кухню и заварила кофе. Налила себе кружку и долго стояла у окна, глядя, как тает ночная мгла и из темноты проступает лужайка, покрытая морозным инеем. Она вспомнила холодные тихие рассветы в Лучшем Мире и вдруг поняла правду о своей жизни. «Я пленница в собственной ледяной долине, — решила Маура. — И спасти меня не сможет никто, кроме меня самой».
Она допила кофе и вернулась в спальню. Присела рядом с Даниэлом. Тот открыл глаза и улыбнулся ей.
— Я тебя люблю, Даниэл, — сказала она. — Я всегда буду тебя любить. Но нам пора расстаться.
38
Четыре месяца спустя
Джулиан Перкинс, отстояв очередь в школьной столовой, взял поднос с обедом и стал искать свободный столик, но все были заняты. Он заметил, что другие школьники поглядывают на него и быстро отводят взгляд, как будто боятся, что он воспримет это как приглашение. Крыс понимал, что означают эти ссутуленные спины. Он слышал перешептывания, пересуды.
«Господи, какой же он странный».
«Он из секты, а там знаешь как оболванивают».
«Моя мама говорит, ему самое место в колонии».
Наконец одно место освободилось, и Джулиан сел — ребята за столиком мигом испарились, как будто он заразный. Может, они правы. Может, он и вправду распространяет гибельные лучи, которые несут смерть всем, кого он любил, всем, кто любил его. Парнишка быстро поел — он всегда ел торопливо, как голодный зверек, который боится, что у него могут выхватить кусок изо рта. Крыс в один присест умял свою порцию индейки с рисом.
— Джулиан Перкинс! — позвал учитель. — Есть в столовой Джулиан Перкинс?
Парнишка сжался, когда все посмотрели в его сторону. Ему хотелось спрятаться под стол, где его не найдут. Когда учитель громко выкликает твое имя в столовой, это не к добру. Другие школьники, предчувствуя веселье, стали указывать на него пальцем, и вот уже господин Хейзелдин, как всегда насупленный, в неизменном галстуке-бабочке, направляется к нему.
— Перкинс.
— Да, сэр, — уныло откликнулся Джулиан, опуская голову.
— Тебя вызывают к директору.
— Что я такого сделал?!
— Думаю, ты сам знаешь.
— Нет, сэр, не знаю.
— Ну так, может, стоит сходить и узнать?
С сожалением оставив на столе нетронутый шоколадный пудинг, Джулиан отнес поднос к окошку мойки и стал подниматься по лестнице к кабинету директора Горчински. Он и в самом деле не знал, в чем на сей раз виноват. Вот раньше — другое дело. Не надо было брать с собой в школу охотничий нож. И когда Джулиан без спросу позаимствовал машину госпожи Пеббл — это тоже было ошибкой. Но за какую провинность его вызывают на этот раз, парнишка понять не мог.
Подходя к кабинету Горчински, он уже приготовил дежурные фразы: «Я понимаю, что сделал глупость, сэр. Это никогда не повторится, сэр. Пожалуйста, не сообщайте в полицию, сэр».
Секретарь директора даже головы не подняла от бумаг, когда он вошел.
— Заходи в кабинет, Джулиан. Тебя уже ждут.
«Ждут», — ужаснулся парнишка. Во множественном числе. Чем дальше, тем хуже.
Секретарь, как всегда, ничего объяснять не стала — сделала каменное лицо и застучала по клавишам компьютера. Помедлив перед дверью директора, Крыс мысленно готовился к худшему. К любому наказанию. Значит, я это заслужил, подумал он и вошел в кабинет.
— А вот и Джулиан. К тебе гости, — сказал Горчински. С улыбкой. Это было ново.
Мальчик посмотрел на трех посетителей, сидевших напротив директорского стола. С Беверли Кьюпидо он уже успел познакомиться, она была прикрепленным к нему социальным работником. Беверли тоже улыбалась. С чего это все они сегодня такие радостные? Парнишка занервничал, потому что по опыту знал: самые жестокие вещи порой делаются с милой улыбкой.
— Джулиан, — начала Беверли. — Я знаю, этот год был трудным для тебя. Ты потерял мать и сестру. И эта история с заместителем шерифа. А еще я знаю, что ты очень расстроился, когда доктору Айлз не разрешили взять тебя на воспитание: комиссия не одобрила ее кандидатуру.
— Она хотела меня забрать, — отозвался Джулиан. — Говорила, я буду жить у нее в Бостоне.
— Не лучшая ситуация для тебя. Да и для вас обоих. Нам пришлось взвесить все за и против, мы думали о твоем благополучии. Доктор Айлз живет одна, у нее очень ответственная работа, иногда бывают ночные вызовы и она надолго отлучается из дома. А значит, ты бы долго оставался один, без должного присмотра. Это не та семейная обстановка, которая требуется мальчику вроде тебя.
«Мальчику, которому место в колонии», — наверное, хотела сказать она.
— Поэтому к тебе и пришли эти люди, — продолжила Беверли, указывая на мужчину и женщину, которые встали поздороваться с ним. — Мы предлагаем тебе другой вариант. Они представляют школу Вечерни в штате Мэн. Неплохое учебное заведение, надо сказать.
Джулиан узнал мужчину — тот навещал его, когда парнишка еще лежал в больнице. Он плохо помнил то время — голова у него тогда была мутная из-за обезболивающих, а полицейские, медсестры и работники социальной защиты сделали из его палаты проходной двор. Джулиан не запомнил, как зовут этого мужчину, но сразу узнал пронзительный взгляд черных глаз, — вот и теперь он смотрел на него так, что, казалось, видел его насквозь. От этого взгляда Джулиану стало не по себе, и он стал смотреть на женщину.
Она выглядела лет на тридцать с небольшим, худая, с длинными каштановыми волосами до плеч. И хотя на ней был строгий костюм — серый пиджак и юбка — по всему было видно, что она заводная. Даже то, как она стояла, выставив костлявое бедро, озорной наклон головы — все это выдавало в ней уличного панка.
