Из жизни фруктов - Лаврова Ольга (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
На скулах у Васькина набухают желваки.
— Такие записи — не документ!
— Небось набавили! Для игры!
— Не похоже, Малахов. Ребята серьезные, математики. Даже номера машин называют. Профессиональная память на числа.
— Да не принимали же. Те вагоны. Не принимали мы их.
— Официально не принимали. А по-тихому, я думаю, разгрузили.
Малахов засматривает в лицо Васькину и упавшим голосом спрашивает:
— Коть?..
— Вранье!
Томин и Кибрит разговаривают, шагая по коридорам Петровки, 38.
— Тебя оставили в покое, Шурик?
— Со вторника хвоста нет.
— И неясно, что это было?
— Одну даму на выбор проверил — ни в какую версию не влезла.
— Всего одну даму! Не слишком ли беспечно?
— Но криминала же нет. Ходить за мной — не преступление. — Томин прислушивается. — Извини, Зинуля.
В его служебном кабинете надрывается телефон.
— Да?.. — снимает Томин трубку. — Понял, выезжаю. — Он убирает бумага в сейф, опечатывает его. Хватает плащ, пистолет, собирается уходить.
Новый телефонный звонок возвращает его к столу.
— Да?.. Да, майор Томин… В триста шестую? Сейчас не могу, ждет машина на происшествие…
На том конце провода говорят нечто такое, от чего брови его ползут вверх.
— Вы отменили? — недоумевающе спрашивает он. — Да, есть явиться в инспекцию по личному составу.
— Интересно… что же я натворил такого… антислужебного, — бормочет Томин, вешая на место плащ и убирая пистолет обратно в сейф.
…Томина ждет подполковник Саковин. Держится суховато, любезность его лишена теплоты. Томина он встречает, не вставая из-за стола.
— Здравия желаю, товарищ подполковник.
— Зачем же так официально. Садись. Сколько лет, сколько зим.
— Да, давненько… — Томин садится, и некоторое время они молча рассматривают друг друга.
— Значит, ты в инспекции? — спрашивает Томин.
— Как видишь… Насколько помню, в институте мы ни врагами, ни друзьями не были, а позже вообще не сталкивались. Так что нет препятствий для проведения служебной проверки… Как будем разговаривать? Перейдем на «вы» или?..
— О, мои дела так плохи?
— Твои дела… твои дела… твои дела… — Саковин достает папку. — Чего уж тут хорошего.
— Звучит неприятно. Но интересно.
Саковин бросает испытующий взгляд, однако на лице Томина действительно только интерес.
— Пойми правильно, Саша. Как бы руководство ни было уверено в тебе или Знаменском…
— Еще и Знаменский?!
— Проверка сигнала такого рода должна быть строгой и тщательной, — привычно не замечает, что его прервали, Саковин.
— Сигнала какого рода?
Саковин снова не реагирует на реплику.
— Хуже всего, что сигнал объективно кое-чем подкреплен. Речь идет о твоем посредничестве в получении Знаменским взятки.
— Если б ты не по службе, Саковин… — Томин не договаривает, но смысл ясен.
— Этак мы действительно перейдем на «вы», — осаживает его Саковин. И после короткой паузы продолжает: — Обвинение придумано не мной, Томин. И, надеюсь, ты оправдаешься.
— И с кого же мы с Пашей содрали взятку?
— С работника овощной базы.
— И богато взяли?
— Для продолжения разговора мне нужен официальный ответ — нет или да?
— Нет!
— Еще один обязательный вопрос: может быть, есть доля правды! Какие-то общие знакомьте… у кого-то брали взаймы… встречались с кем-нибудь!.. Прошу тебя подумать, что могло лечь в основу сигнала.
— Нет знакомых, не брал взаймы, не встречался, не состоял, не участвовал. Что касается Знаменского, то…
— То похоже, что ему действительно уплачено, — договаривает Саковин.
— Знаешь, я встану и уйду, и делай со мной что хочешь!
— Будь добр, не вдавайся в амбицию. Побольше выдержки.
— Хорошо, я буду выдержан. Я спрошу тебя очень вежливо: мыслимо ли заподозрить Знаменского?! Пашку Знаменского! Сколько-нисколько ты же его знал!
Саковин откидывается на спинку кресла и говорит как маленькому:
— Я работаю в инспекции по личному составу. Моя служба заключается в том, чтобы досконально расследовать случаи злоупотреблений, недобросовестного поведения наших сотрудников и тэ пэ. А ты предлагаешь пойти к начальству и сказать: что вы, товарищи, они прекрасные ребята, да я же с ними вместе учился двадцать лет назад!
— Согласен, наивно, — признает Томин, остывая. — Но когда речь о Паше…
— Оставим его, поговорим о тебе. — Саковин достает из папки фотографию. — Кто этот человек? Что вас связывает?
На фотографии крупно: Томин жмет руку Малахову.
Знаменский входит в кабинет Чугунниковой.
— Антонина Михайловна, к вам за помощью.
— Понадобилась-таки директорша?
— Понадобилась, — в тон ей говорит Знаменский. — Без вашей санкции бухгалтерия ни в какую.
— А что вас интересует?
— Вот такая справка в четыре колонки, — он кладет перед ней образец. — По всем показателям дать расшифровку: когда, куда, сколько.
Просьба неприятная, и несколько секунд Чугунникова тратит, чтобы вернуть приветливую и снисходительную улыбку.
— Пал Палыч, но ревизоры же проверяли.
Знаменский — само простодушие:
— В такие подробности они не входили по четвертому цеху. А мне нужно — тогда вся картина будет как на ладони.
— Действительно, как на ладони… И вы начнете нас ловить на этих цифрах, — она испытующе смотрит на Знаменского.
— Но вы же любите критику, Антонина Михайловна.
Шпилька тоже неприятна, и надо это скрыть, чтобы не терять лица.
— Честно говоря, мне импонирует ваша серьезность. Люблю людей с настоящей деловой хваткой. И критику люблю. Но плодотворную, Пал Палыч, плодотворную! Вы же собрались затеять крючкотворство.
— Я с вами не согласен.
— А я с вами не согласна! — с силой в голосе говорит Чугунникова. — Знаете, где все цифры в ажуре? Там, где по-крупному воруют. Да-да! Где специально держат «черного бухгалтера». У меня его нет. У меня учет ведут кладовщики. Естественно, что-то с чем-то может не совпадать.
— Еще как не совпадает, Антонина Михайловна! По три вагона не совпадает.
— Неужели правда мужики начали заворовываться? — У Чугунниковой огорченный вид.
— Пока не скажу ни «да», ни «нет». Но учет ведется так, чтобы никто ни за что не отвечал. Поступает, например, груз в дежурство одного кладовщика. Акт, что обнаружена недостача, преспокойно составляют уже при следующем. Это нормально?
— Ну…
— Не трудитесь, вопрос риторический. Идем дальше. Должно присутствовать постороннее лицо, что называется, от общественности. Так?
— Обязательно. Для объективности.
— Я выборочно поглядел акты — по четвертому цеху почти везде фигурирует один и тот же человек. Вправе я ждать от него объективности!
— Между прочим, в инструкции о порядке приема не указано, что посторонние лица должны быть разные.
— Ай, Антонина Михайловна!
— Ай, Пал Палыч! — укоризненно подхватывает Чугунникова. — Попробовали бы сами. Ведь никого не дозовешься! Так повсеместно принято: от нас ходят в соседнюю организацию, от них — к нам.
— Да? Мне все-таки интересно будет посмотреть на этого постоянного постороннего… Но мы уклонились от главного. Когда я смогу получить свою справочку?
Чтобы подавить раздражение и сообразить, как вести себя с настырным Знаменским, Чугунникова берет короткий тайм-аут.
— Минутку… — она копается в ящике стола, достает какую-то записку, закладывает между листками календаря. Затем решительным жестом включает переговорное устройство.
— Зоя, меня нет ни для кого, — и, поколебавшись, уточняет: — Кроме Льва Севостьяныча.
— Великий человек — Лев Севостьяныч, — усмехается Знаменский.
— Вы знакомы? — радостно встрепенувшись, спрашивает Чугунникова.
— Ответ может иметь две редакции: «Я знаком со Львом Севостьянычем» или «Лев Севостьяныч знаком со мной». Какую вы предпочитаете?
Чугунникова поняв, что тема скользкая, спешит отмежеваться от «великого человека».