Человек на балконе - Вале Пер (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Этого мы еще не знаем точно, — сказал Колльберг. — Мы предполагаем, что… что она, наверное, кого-то встретила.
— Ее кто-то убил? Ее убили?
Колльберг кивнул.
Женщина закрыла глаза и сидела совершенно неподвижно. Потом она открыла глаза и покачала головой.
— Это не Ева, — сказала она. — Это не Ева. Вы… вы не ошибаетесь?
— Нет, — ответил Колльберг, — мне очень неприятно, но, к сожалению, нет, фру Карлсон. Не мог бы я кому-нибудь позвонить, чтобы он сюда пришел? Вашим родителям или кому-нибудь другому?
— Нет, только не им. Мне никто здесь не нужен.
— В таком случае, может быть, вашему бывшему мужу?
— Он живет в Мальмё, по крайней мере, я так думаю.
Она была мертвенно бледна и смотрела ничего не выражающим взглядом. Колльберг знал, что она еще не полностью поняла, что, собственно, произошло, что внутри у нее вырос защитный барьер, который теперь не позволяет правде проникнуть туда. Он уже наблюдал такую реакцию раньше и знал, что как только ее покинут силы и она перестанет оказывать сопротивление, у нее начнется истерика.
— Фру Карлсон, как зовут вашего врача? — спросил Колльберг.
— Доктор Стрём. В среду мы были у него. У Евы несколько дней болел живот, а мы собирались ехать в деревню, и я подумала, что будет лучше…
Она осеклась и посмотрела на открытую дверь в соседнюю комнату.
— Вообще-то Ева никогда не болеет, — сказала она. — Это у нее тоже быстро прошло. Доктор сказал, что это, наверное, была какая-то инфекция. Кишечное воспаление.
Она минуту сидела молча и потом сказала таким тихим голосом, что Колльберг не разобрал почти ни одного слова:
— Но теперь ей уже снова хорошо.
Колльберг смотрел на нее, и ему казалось, что он ведет себя как самый последний болван. Он не знал, что должен делать или говорить. Она по-прежнему сидела неподвижно и смотрела на открытую дверь в детскую. Он лихорадочно пытался сообразить, что бы можно было сказать, но тут женщина встала, высоким звонким голосом выкрикнула имя девочки и побежала в другую комнату. Колльберг пошел за ней.
Комната была светлая и приятно обставленная. В углу был красный деревянный ящик, полный игрушек, а в ногах узкой кроватки стояла старомодная игрушечная комнатка для кукол. На письменном столе была куча учебников и тетрадей.
Женщина сидела на спинке кроватки, поставив локти на колени и закрыв руками лицо. Она раскачивалась взад-вперед, и Колльберг не слышал, плачет она или нет.
Он несколько секунд внимательно смотрел на нее, потом пошел в прихожую, где еще раньше заметил телефон. Возле телефона лежал список с домашними номерами, и в нем он быстро нашел номер доктора Стрёма.
Колльберг объяснил ему, что случилось, и доктор обещал приехать в течение пяти минут.
Колльберг вернулся к женщине, сидящей в той же позе. Она по-прежнему молчала. Колльберг сел рядом с ней и принялся ждать. Сначала он не знал, нужно ли прикоснуться к ней, но потом осторожно обнял ее за плечи. Казалось, она совершенно не замечает его присутствия.
Так они тихо сидели, пока не позвонил врач и не нарушил эту тишину.
VIII
На обратном пути в Ванадислунден Колльберг страшно потел, но не из-за быстрой ходьбы, влажной жары или его склонности к полноте. По крайней мере, не только поэтому.
Как и большинство тех, кому предстояло заниматься этим делом, он почувствовал себя уставшим сразу же после начала расследования. Он думал о том, какое это отвратительное преступление, и о людях, ставших жертвами его слепой бессмысленности. Он уже сталкивался с такими вещами, хотя не смог бы вот так с ходу сказать, сколько раз, и точно знал, как неприятно это может быть. И как тяжело.
Он размышлял также о том, как в обществе растет преступность, и думал, что ведь это общество, несмотря ни на что, создает он сам и другие люди, которые в нем живут и вносят свою долю в его зарождение. Он думал о том, как быстро выросла полиция за последний год, и с технической стороны, и количественно, и тем не менее, создается впечатление, что преступник по-прежнему имеет преимущество. Он думал о новых методах расследования и электронно-вычислительных машинах, благодаря которым человека, совершившего именно это преступление, они, возможно, задержат в течение нескольких часов, но он думал также и о том, какое маленькое утешение доставят эти фантастические технические достижения, например, женщине, от которой он только что ушел. Или ему. Или тем серьезным мужчинам, которые сейчас собрались вокруг мертвого тела в кустах между красным деревянным забором и вершиной холма.
Он видел труп лишь несколько мгновений и причем издалека, а во второй раз уже взглянуть не захотел, если можно было этого избежать. Однако он знал, что все напрасно. Образ ребенка в красной юбочке и блузочке в поперечную полоску врезался ему в подсознание и должен был остаться там навсегда, вместе со всеми другими образами, от которых он уже никогда не сможет избавиться. Он думал о деревянных башмачках на склоне неподалеку и о своем собственном, еще не родившемся, ребенке. Он думал о том, как будет выглядеть этот ребенок через девять лет, а также об ужасе и отвращении, которые вызывает такое преступление, и о том, как будут выглядеть первые страницы вечерних газет.
Все пространство вокруг мрачной, похожей на дот, водонапорной башни было перекрыто, включая крутой склон до самого подножья холма и лестницы на Ингемаргатан. Он прошел мимо автомобиля, остановился у ограды и посмотрел на пустую детскую площадку с песочницей, качелями и каруселью.
Он знал, что подобное уже происходило раньше и произойдет снова, и осознание этого давило на него, как невыносимо тяжелый груз. После того, как произошел последний случай, им дали электронно-вычислительные машины, а также больше людей и автомобилей. С тех пор как произошел последний случай, в парках улучшили освещение и убрали множество кустов. Когда произойдет следующий случай, у них будет еще больше автомобилей и электронно-вычислительных машин, а в парках останется еще меньше кустов. Все эти мысли мелькали в голове Колльберга, когда он вытирал лоб платком, который вполне можно было выжимать.
Журналисты и фотографы уже были на месте, но, к счастью, за это время сюда не проникло слишком много зевак. Журналисты и фотографы, как ни удивительно, с годами стали лучше, по меньшей мере, хоть это полиция должна считать благом. Зеваки никогда не станут лучше.
Несмотря на довольно большое количество людей в перекрытом пространстве, вокруг водонапорной башни парила странная тишина. Издалека доносились радостные выкрики и детский смех, очевидно, из плавательного бассейна или с детской площадки возле Свеавеген.
Колльберг остался стоять у ограждения. Он ничего не говорил, и к нему тоже никто не обращался.
Он знал, что в государственной комиссии по расследованию убийств и в отделе по расследованию преступлений, связанных с насилием, объявили тревогу, что расследование дела быстро стабилизируется, что на месте преступления работают эксперты-криминалисты, что к делу подключили полицию нравов, что будет организован центр по контактам с общественностью, что идут приготовления для того, чтобы обследовать один дом за другим, что объявлена тревога всем радиопатрулям и что никому не дадут передышки, в том числе и ему.
И все же, несмотря на это, он позволил себе на минутку остановиться и поразмышлять. Сейчас лето. Люди купаются. По городу бродят туристы со схемой города в руках. А в кустах между вершиной холма и красным деревянным забором лежит мертвый ребенок. Это было отвратительно. Но хуже всего было то, что это могло быть еще хуже.
На холм от кирхи Святого Стефана, рыча мотором, поднимался еще один автомобиль, наверное, уже девятый или десятый. Он выехал на вершину холма и остановился. Колльберг даже не повернул головы, но он видел, как из автомобиля выходит Гюнвальд Ларссон и приближается к нему.
— Что-нибудь выяснили?
