Подпасок с огурцом - Лаврова Ольга (читаем книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Без лупы вижу. Но ваши трещинки… Растолкуйте ему, Ирочка.
— Есть несколько мошеннических приемов, с помощью которых можно быстро состарить полотно, — объясняет женщина. — Например, пишут картину в тепле, потом выставляют за окно, потом снова в тепло. Иногда откроют холодильник и прямо к нему привяжут. Естественно, краски трескаются, но трещинки другие. Это, — указывает она на «Инфанту», — не след веков, а холодильное производство.
— Не могу поверить, такая красивая!
Пчелкин немного оправился от пережитого потрясения и, сидя в кабинете Зыкова, намерен упорно защищаться.
— Ну теперь я жду подробного и правдивого, подчеркиваю — правдивого, рассказа о том, как стало возможным, что в музее произошла кража, — строго начинает Зыков.
— Не знаю, как стало возможным. Моей вины тут нет.
— Разве не на вас лежит забота о сохранности музейного имущества?
— Я ли не заботился! — всплескивает руками Пчелкин. — До меня был один сторож, при мне — два, дневной и ночной. Вы представляете, что такое выбить лишнюю ставку? Я выбил!
— Проверим.
— Проверяйте. И сигнализацию, кстати, я выбил. Заставил купить новейшую усовершенствованную систему. Целый год докладные строчил.
— И потом монтировали ее при всем честном народе.
— Да никто не обращал внимания!
— Детский разговор, товарищ Пчелкин. Повторяю: почему вы не закрыли музей для посетителей на время работ?
— Чтобы не закрывать его для посетителей.
— Вы считаете ответ достаточен для протокола?
— Да поймите, товарищ следователь, бригада из областного центра возилась три дня, а тут разгар сезона, то и дело экскурсии. Наш музей — обязательный пункт туристского маршрута. И вдруг мы запрем двери, и десятки людей, многие издалека…
— Иностранные туристы тоже были?
— Т-тоже, — с заминкой выдавливает Пчелкин.
— Весьма характерно. И не исключено, товарищ Пчелкин, что именно вследствие этой халатности воры получили доступ к картинам. Следующий вопрос: с какой целью вы замяли историю с кражей?
— С целью оградить репутацию музея и вообще… не будоражить общественное мнение.
— Я предупреждал, что жду от вас правды, товарищ Пчелкин. Где и кем вы работали прежде?
— Завотделом в области, в Управлении культуры.
— Назначение директором музея — понижение?
— Ну… отчасти, — мнется Пчелкин.
— За что вас сняли?
— Ну… не поладил с начальством.
— Повторяю, с какой формулировкой вас сняли?
— Строгий выговор за нарушение финансовой дисциплины. Но это сплошь интриги!
— Да?
Пчелкин клятвенным жестом прижимает ладонь к сердцу.
Однако на Зыкова клятвы не действуют.
— Если бы Управление было поставлено в известность о происшествии, вам угрожало бы новое взыскание, не так ли?..
— Они, конечно, рады придраться, — злится Пчелкин. — Могли бы загнать в деревню. Сельский Дом культуры.
— То-то же! Не о чести города вы пеклись — о собственной карьере. А в результате следствие началось полгода спустя. Вы оказали ворам неоценимую услугу своим молчанием, товарищ Пчелкин! Надеюсь, неумышленно.
— Надеетесь? — вскидывается Пчелкин. — То есть, вы не уверены, что я… Это уж слишком! Возможно, человек оплошал, однако это не дает вам права сомневаться в моей порядочности!
— Отчего же? Такое право у меня есть.
— Но… нелепо же подозревать, будто я сам у себя взял и…
— А чем может быть опровергнуто такое, к примеру, допущение, что подмена в музее была произведена давно? И что имитация кражи послужила лишь средством замести следы?
Пчелкин ошарашенно молчит.
— А, товарищ Пчелкин? Жду ответа.
От отчаянности ситуации Пчелкин обретает даже некое спокойствие.
— Если на то пошло, — заявляет он, — чем вы докажете, что эта замазанная «Инфанта» была украдена из музея? Может, у нас с самого начала висела копия с цинковыми белилами! Когда картины принимали, их не просвечивали кварцем! Таланов мог сам заблуждаться относительно подлинности Веласкеса!
— Ход неглупый, товарищ Пчелкин, — сухо усмехается Зыков.
— Вы могли бы на этом поиграть. Но есть одно досадное обстоятельство. Мы послали в музей группу экспертов, и сегодня утром мне сообщили, что из восьми похищенных полотен возвратились лишь два настоящих. Все остальные — подделка. Таким образом, украдено шесть картин.
— Шесть? — шепчет Пчелкин.
— Шесть, товарищ директор, шесть. Кто-то славно потрудился, заготавливая фальшивки для подмены. И, между прочим, на ваших глазах. Да-да, на глазах! Точную копию по памяти не напишешь, надо сидеть в музее. Вспоминайте, кто сидел.
— Я постараюсь вспомнить… Надо собраться с мыслями… сейчас не могу…
— Вы не фиксируете, кто допускается в зал для копирования? — изумляется Зыков.
— Нет, у нас не принято…
— Мне придется писать целую поэму в Министерство культуры.
— В Министерство культуры… — эхом вторит Пчелкин. — И вы напишете, что во всем виноват я!
— Я изложу факты.
— Послушайте, я ведь уже и так пострадал! У меня лично тоже украли, я только не говорил. Замшевый пиджак был в кабинете. Блок сигарет «ВТ». Журнал иностранный, один турист мне оставил. Совершенно потрясный… для мужчин, понимаете? И еще несколько книг.
Зыков немедленно берет на вооружение новую информацию.
— Пиджак? Размер, цвет, особые приметы?
— Пятидесятый, коричневый, прорезные карманы. Болгарский. Почти не ношеный.
— Книги какие?
Зыков спрашивает и одновременно быстро записывает:
— Каталоги живописи. И одна очень дорогая: «Искусство Фаберже». Редчайшая книга!
— Год выпуска, формат?
— Лондонское издание семьдесят второго года. На английском языке. Мелованная бумага, шикарные иллюстрации. Роскошная книга.
— Как она к вам попала?
— Наш местный художник подарил, Шапошников. Привез из поездки.
— Проверим, проверим. А теперь последний на сегодня вопрос. Картины, переданные музею Талановым, находились все вместе?
— В одном зале.
— И висели подряд?
— Да, под общей табличкой. Две стены целиком.
— Их расположение было неизменно?
— В общем, да.
— Что значит «в общем»?
— Ну, однажды я кое-что перевесил…
— Перевесили? — настораживается Зыков. — Что именно и куда?
— Врубеля и Венецианова поднял повыше, — устало отвечает Пчелкин, — а двух испанцев загнал вниз. Просто поменял местами в экспозиции.
— В чьем присутствии перевешивались картины?
— Антипыч помогал, сторож, и еще кто-то был… Какая разница?..
— Большая разница, товарищ Пчелкин. Это может стать единственным свидетельством в вашу пользу.
— Не понимаю.
— Понимать не обязательно. Но постарайтесь точно вспомнить, когда вы перевешивали испанцев?
Первый, кому Зыков сообщает о результатах допроса, это Томин.
— Значит, две из восьми картин не поменяли? — задумчиво произносит тот.
— Меня это уже навело на размышления, Александр Николаевич. Надо отдать должное ворам: кража спланирована и выполнена отлично. И вдруг — глупая неувязка. Вывод я сделал такой: непосредственно в музее орудовал кто-то некомпетентный. Он имел инструкцию брать определенные картины в соответствии с их расположением. Но что-то он напутал. И вот вам ответ на загадку: по инициативе Пчелкина за пять дней до кражи две картины были перевешены!
— Минутку, у меня фотографии, — Томин достает два фотоснимка. — Собрание Таланова — две стены. Что куда перевесили?
— Насколько я понял, эти — вот сюда, а эти — на их место.
— То есть, испанцев взяли по ошибке, считая за Венецианова и Врубеля?
— Вы уже наизусть помните, Александр Николаевич!
— Куда деваться.
— Да, безусловно, по ошибке. А в котельной начали разбираться — копии-то испанцев не заготовлены. Ну и оставили.
— Логично. Но тогда, боюсь, пан директор нас ни на кого не выведет. Соучастник не стал бы подкладывать друзьям свинью… Мне нужен список вещей — что у него там стащили.
