Большая расплата (ЛП) - Пенни Луиз (книги хорошего качества .TXT) 📗
Гамаш слушал, но никак не выражал согласия или несогласия. Внимательно слушал Бребёфа, он тратил большую часть своей воли на то, чтобы не поддаваться его влиянию.
— После той первой вечеринки в твоих комнатах, Серж ЛеДюк решил сделаться моим лучшим другом. Дружба, основанная на ненависти к тебе. Он решил, что у нас с ним это общее. Он понятия не имел о глубине моих к тебе чувств.
Мишель Бребёф смотрел на Армана с неприкрытой нежностью.
Но что же, спросил себя Арман, эта нежность собой прикрывает? Что там, в тех глубинах, скрывается, треща хвостом, как гремучая змея?
— И, при этом, ты кучу времени проводил в обществе ЛеДюка. Объяснял это одиночеством.
— Отчасти так и было, — сознался Бребёф. — И, может быть, меня привлекало его откровенное мною восхищение — то, чего я не видел ни от кого долгое время.
На лице Бребёфа появилась такая знакомая Гамашу озорная улыбка. Этого человека он знал дольше, чем кого бы то ни было на земле. Этого человека, этого мальчишку, он любил несколько десятков лет.
И, несмотря на всё, что потом случилось, он по-прежнему чувствовал эту связь. Словно Мишель внедрился в ДНК Армана. Их совместное детство вплавилось в память Гамаша. Потери, но тут же и смех, и веселье, вопиющая свобода, дружба. Дружба. Дружба. Они были братьями по оружию, штурмующими замок.
Теперь он смотрел на знакомую улыбку и готов был заплакать.
— Что же произошло, Мишель?
— В тот же вечер он пригласил меня к себе. Мы как следует выпили, и ЛеДюк достал свой револьвер.
Вообще-то Арман спрашивал Мишеля об их дружбе. О том, где, когда и как Мишель свернул с пути. И упал со стен бастиона в темноту.
Но получил он совершено другой ответ.
— Он поведал мне, для чего ему нужен пистолет, — сказал Мишель. — Я совершил много такого, за что мне стыдно. Много такого, что не может и не должно прощаться. Но то, о чём мне в ту ночь рассказал ЛеДюк, повергло в шок и вызвало отвращение даже у меня.
Взгляд Бребёфа поплыл мимо Гамаша и остановился на входной двери. Глаза его зацепились за что-то, и Мишель внезапно улыбнулся, словно был чем-то приятно удивлен. Он показал туда рукой.
Арман, сам не желая того, невольно повернулся, следуя жесту.
Там, прямо над дверью, висела маленькая рамка. Внутри неё находилось то, что напоминало стилизованную красную розу. Но таковой не являлось.
Гамаш тут же узнал предмет. Он сам вручил его Мишелю много лет назад.
Отдал то, что когда-то было для Армана самым драгоценным сокровищем.
Носовой платочек. Рождественский подарок мамы отцу.
Он помнил, как она вышивала инициалы отца, ОГ, в каждом уголке платка. Зора предлагала помощь. Мама благодарила её, но отказывалась. Она хотела сделать всё сама. Не потому что это легко, а потому что это было трудно. Вышивание не давалось ей. Поэтому буквы О и Г были немного странными, понятными только для тех, кто точно знал, как инициалы должны выглядеть.
Некоторые были похожи на О1. Некоторые на 0Т. Кое-где ещё хранились капельки крови — мама часто прокалывала палец.
Но все хранили одну и ту же мысль, ясную, если ты умеешь её прочесть.
ОГ, Оноре Гамаш, был любим. Любим Амелией.
Отец всегда носил этот платок в кармане.
В утро после их гибели Арман пошёл в их комнату. Их запах, ощущение их присутствия, настолько сильное, что трудно вынести. Одежда. Книга. Закладка. Всё ещё тикающие прикроватные часы. Он находил это странным. Был уверен, что часы должны были остановиться.
Именно там, в комоде, хранился чистый платочек на день, который никогда больше не наступит.
Он тогда спрятал платочек себе в карман. И потом всегда носил с собой.
Пока в один из дней, играя в Короля Замка, Мишель не упал и не содрал коленку. Арман тогда достал платочек из кармана и прижал к ране. А когда рана перестала кровоточить, Арман взглянул на платок, на Мишеля утирающего слезы рукавом свитера.
Арман достал перочинный ножик и сделал им надрез на пальце. Мишель всхлипнул, слезы высохли, когда он увидел, как Арман прижимает пораненный палец к окровавленному платку.
В тот день они стали больше чем просто товарищи по играм.
— Кровные братья, — объявил Арман, протягивая платок Мишелю. Тот его принял и хранил все эти годы.
И вот, целую вечность спустя, он вернулся. Арманова mappa mundi. Карта его мироздания. В которой сплелось земное и небесное.
И пятнышко крови сложилось в нечто похожее на розу, чуть-чуть задев ОГ в уголке.
Арман отвернулся и посмотрел в глаза Мишелю.
— Я во многом виноват, — сказал Мишель. — Но я не убийца.
— Тогда кто же убил Сержа ЛеДюка?
Поль Желина стоял у окна и смотрел на простирающиеся вдаль поля. Несколько месяцев назад, в Париже, он вот так же смотрел на сад Тюильри. Будучи в Люксембурге, он любовался средневековыми развалинами. Стоял на Мосту Вздохов в Венеции.
Теперь он вынужден был обозревать эти бескрайние безжизненные просторы.
— Давайте запустим бумажного змея, — напевал он себе под нос.
Показав ему экран ноутбука, Лакост показала ему его судьбу. Его малоперспективное будущее.
И теперь он ожидал стука в дверь.
— Я ничего не сделала, — ругала себя Хуэйфэнь, торопясь по коридору. — Должна была бы, но не сделала ничего. Я за Жака боюсь.
— Что он натворил? — спросил Натэниел, поспевая за ней следом.
— Меня беспокоит то, что он может натворить.
— Куда мы бежим? — спросила Амелия. — Погоди. Нам нужен план. Мы не можем просто бегать повсюду и искать его.
— План у меня есть, — сказала Хуэйфэнь, глядя прямо перед собой, переходя с шага на бег. — Думаю, я знаю, где он.
— Где?
— На фабрике. На тренировочном полигоне.
— Вот дерьмо! — прошипела Амелия. Она знала, что Хуэйфэнь, скорее всего, права.
Где ещё находиться опозоренному золотому мальчику, как не в том месте, где он всегда проигрывал? В месте, демонстрирующем его пороки, его изъяны.
Где он погибал снова и снова.
Одной смертью меньше, одной больше, подумаешь.
— Merde, — Амелия расслышала, как ругается Натэниел.
И они прибавили ходу.
— Рассказывай, — попросил Арман.
И Мишель — Гамашу пришли на ум сказки о призраках, которыми они до смерти пугали друг друга в детстве, во время совместных ночёвок, — приступил к финальной своей истории.
Существовал ли Бугимен? Находился ли он с ними в одной комнате? Тогда он не прятался под кроватью или в шкафу, а сидел тут у всех на виду, совершенно открыто. Невзрачный и непременно человекообразный.
— В тот вечер, когда он пригласил меня к себе, ЛеДюк рассказывал о новых кадетах, и совершенно не в восторженном ключе. Он заявил, что знает, как с ними справиться. Мы ещё выпили, и он отправился в спальню и вернулся с подносом. В том, как он его вынес, держа строго перед собой, было что-то церемониальное. Как при вручении медали.
Гамаш представил ЛеДюка, невысокого и энергичного, несущего на вытянутых крепких руках поднос. Для вручения его своему герою. Решившего, что именно Мишель Бребёф из всех людей сможет по достоинству оценить то, что он сделал. И что еще сделает.
— То было последнее, что я ожидал увидеть, — признался Мишель. — Старинный револьвер. Только потом я рассмотрел, что он не такой уж старый. Старой была модель. А само оружие было исключительно новым. Я взял его в руку.
Он показал, как взвешивает оружие в руке.
— Я таких никогда не держал. А ты?
— Ну, теперь можно сказать, что держал. Но до этого ни разу.
До того, как пуля вошла в мозг ЛеДюка.
— Наше табельное оружие по сравнению с ним кажется несерьёзным. Хотя, я в курсе, что оно гораздо более эффективно.
— Зависит от того, какого эффекта ты ждёшь, — заметил Арман.
— Верно. И вот, револьвер полностью отвечал потребностям ЛеДюка. Он рассказал мне, как в первый раз вручил его кадетам. Револьвер хранился у него почти год, но ЛеДюк за это время ни разу не решился достать его. Не потому, что считал такое в корне неправильным, торопливо уверил он меня, а лишь потому, что боялся — кадеты кому-нибудь расскажут. Но потом решил, что может с этим справиться. Нужно всего лишь выбрать правильных студентов. И вовсе не слабаков, как можно подумать. Таких он запросто контролирует. Нет, он выбрал построптивее. Тех, кто наверняка станет сопротивляться его воле.
