Страшный зверь - Незнанский Фридрих Евсеевич (библиотека книг txt) 📗
Турецкий все равно растаял. Он успел заметить, что не вызвал у младшей сестры ни подозрения, ни, что было бы гораздо хуже, неприятия. Зато убедился, что Валя, называя себя слабым подобием младшей сестрицы, попросту лукавила, может быть, для того, чтобы посильнее заинтриговать его этим делом, представив Турецкому свою сестру в качестве некоей награды «за смелость». Слабым ветерком просквозило в душе Александра Борисовича мгновенное воспоминание о ревнивой Алевтине, – появилось и растаяло. Само собой понятно, что от него требовалось, помимо расследования покушения, еще и защитить Катю от любых нападок дураков! Вот прямо сейчас же, не отходя, что называется, от стола, который накрывала к чаю Валентина, бросая на него такие взгляды, от которых у него мурашки бежали по спине. Взгляды-ожидания, взгляды-обещания, – это, что ли, черт возьми!.. И еще – взгляды-предостережения. Такая вот богатая гамма чувств.
Но ощущения ощущениями, а о деле никогда не забывал Турецкий. И он попросил Катю рассказать максимально подробно обо всей этой истории в Краснополе, поскольку из докладных Германа Ванюшина в Генеральную прокуратуру на имя Меркулова, которые накануне дал ему для ознакомления Костя, уже имел представление, правда, слишком общее, о том, что происходит в городе. Гера знал, конечно, больше, чем сообщал в Москву, и именно этих знаний не хватало Турецкому, чтобы определить для себя хотя бы предварительные подходы к расследованию, которое, без всякого сомнения, придется начинать заново, ибо сам Ванюшин в ближайшее время ничем не сможет помочь. А что придется работать по полной программе, в этом он не сомневался. Иначе в Геру бы не стреляли, а просто «хорошо» предупредили, и никаких контрольных выстрелов тоже не прозвучало бы в ночной тишине.
Рассказ Кати основывался не на ее собственных знаниях вопроса, а, скорее, на тех сведениях, точнее, фактах, в которые ее посвятил сам Гера.
Во-первых, что было немаловажно, наблюдение за собой он обнаружил едва ли не на следующий день после своего приезда в город. Еще в конце осени это было. Но сказал он об этих «хвостах» только Кате, у которой и остановился, чтобы избавиться от гостиничных подглядываний и «прослушек». По собственному опыту он давно знал, что без предварительной тщательной проверки с помощью специальной аппаратуры ни в одной гостинице гостю из Москвы «открывать рот» вообще категорически не рекомендуется. А в данном случае еще у вагона, на перроне вокзала, его стали настойчиво убеждать поселиться в лучшем отеле города, где ему будут обеспечены в буквальном смысле все необходимые условия для приятного проживания, ибо все от него ожидали решительных и скорых действий. Произносимые пассажи казались бы издевательскими, если бы не предельно серьезные выражения лиц встречающих коллег. Что они, эти работники областной прокуратуры, имели в виду, Герман, конечно, догадывался. И тем вернее был его отказ в пользу родственницы, проживавшей в Краснополе. Они поскучнели: очевидно, наказ руководства был жестким, а они не справились уже с первым заданием.
Но это были в самом деле только первые шаги местных лиц, «кровно заинтересованных» в установлении истины. И немного позже, но в тот же день, ему, отказавшемуся якобы от прямого сотрудничества с властью, «подбросили» многозначительный «подарок».
Когда Ванюшин поставил местных деятелей в известность, что желает прямо сейчас же, не заезжая к родственникам, встретиться и переговорить, если это возможно, с пострадавшим Неделиным, с его желанием согласились, правда, неохотно. Стали звонить в городской госпиталь, где лежал в отдельной, разумеется, палате пострадавший от взрыва бомбы, прикрепленной к днищу его автомобиля, «пивной король» – все его так прямо и называли, словно в насмешку, – и выяснять, сможет ли тот принять сегодня у себя следователя, прилетевшего из Москвы? Выясняли долго и пространно: то главного врача не было на месте, то лечащего врача, то дежурной медсестры, то руководителя службы безопасности, обеспечивающего охрану своего шефа. Но, наконец, получили разрешение, хотя, в чем состояла трудность, Герман так и не узнал, не понял. Да, состояние «короля» было средней тяжести, но он оставался в сознании и оказался способным отвечать на вопросы следователя без угрозы для своей жизни. Короче говоря, пока торговались да выясняли, случилось непоправимое. Каким-то таинственным образом, минуя охранника, как позже выяснилось, «отошедшего» на одну минутку в туалет, в палату проник киллер. Он и застрелил бизнесмена Неделина из пистолета с глушителем, который, верный своему «творческому призванию», убийца там и оставил, лежащим сверху, на одеяле покойника. Естественно, что «работал» киллер в перчатках, пальцевых отпечатков, да и никаких иных следов после себя не оставил, а оружие было признано экспертами «незасвеченным». Это было Ванюшину, прибывшему сюда со своим, никому не нужным расследованием, серьезным предупреждением. Вдова же ведь не требует установления истины! Да и зачем ей? Как говорят в предгорьях Кавказа, когда серьезные мужчины беседу ведут, женщине нечего среди них делать. Ей оставлено покойным мужем достаточно денег для безбедного существования! А всем остальным занимается местная прокуратура. Зачем ей московские «варяги»?
Вот таково было мнение многих из тех, с кем позже привелось встречаться московскому следователю. И это уже были не намеки, а прямые предупреждения: не суй ты нос в это дело! А он продолжал расследование. Опрашивал свидетелей взрыва, охрану, пропустившую убийцу в палату, просматривал и изучал документы, касавшиеся производственной деятельности предприятий, принадлежавших Неделину. Короче, надоел всем своим выверенным занудством. И вот – новый результат...
Случайные свидетели говорили, что стрелков было двое, и они уехали на машине, стоящей снаружи арки ворот – наготове, другими словами. То есть покушение на Ванюшина было организовано по всем правилам киллерского искусства. Вот только с оружием оплошали, может быть, хотели действительно перевести стрелку со служебной деятельности следователя на какую-нибудь бытовщину, типа мести влюбленного в Катерину неудачника из «новых русских». И пока, получается, именно на эту версию и «клюнул» следователь прокуратуры. Или ему она была предложена вышестоящим начальством? Но, так или иначе, а разыграл Нарышкин эту версию, как по нотам: уверенно и нагло. Такая вот вчера история приключилась...
А сегодня, совсем, можно сказать, недавно, два часа назад, Валентина звонила матери в Краснополь и поинтересовалась, как в городе развиваются дальнейшие события. Услышанное воистину потрясло ее, о чем она и рассказала Катьке, сидевшей рядом с ней во время телефонного разговора.
Утром Ксении Александровне позвонил следователь прокуратуры, как он представился, и не попросил, а потребовал позвать к телефону гражданку Молчанову Екатерину Андреевну. Мать, уже предупрежденная Катей, знала, что отвечать. Нет дома, а куда ушла спозаранку, не доложилась. Следователь все тем же требовательным тоном велел передать Екатерине Андреевне, что она должна сегодня до двенадцати дня, если не желает служебных неприятностей, явиться в прокуратуру для допроса в качестве свидетельницы по делу о причинении тяжкого вреда здоровью гражданина Ванюшина. В случае ее отказа, по отношению к ней будут приняты санкции. И мать покорно согласилась передать: как только, так сразу. А сама тут же перезвонила на Катин мобильный. Дочь находилась в кабинете главного редактора программы и ответила, что ею уже предприняты встречные меры. После чего на машине шефа она вернулась домой за собранным с вечера чемоданом, а оттуда – прямо в аэропорт. Так и получалось, что при всем желании Ксения Александровна, находившаяся в момент отъезда дочери в отпуск, в соседнем с домом магазине, ничего передать ей не смогла, не успела. А если им надо, то пусть сами ее ищут и сообщают. И где она остановится в Москве, тоже неизвестно. Вряд ли у сестры, поскольку та собралась уже лететь сюда, к мужу. Возможно, у кого-нибудь из московских подруг.
