Власть четырех - Уоллес Эдгар Ричард Горацио (читать бесплатно полные книги .txt) 📗

Эдгар Уоллес

Власть четырех

Пролог. РЕМЕСЛО СЕРИ

Если вы покинете Плаццо дель Мина и пойдете по узкой улице, где от десяти до четырех лениво болтается громадный флаг консульства Соединенных Штатов, далее через сад, куда выходит Отель де Франс, обогнете Собор Богоматери и выйдете на чистую Верхнюю улицу Кадикса, то вы скоро окажетесь у входа в национальную Кофейню.

Около пяти часов в просторном сводчатом зале за маленькими круглыми столами обычно бывало мало народа.

Поздним летом — в голодный год — четыре человека сидели здесь и разговаривали о делах.

Это были — Леон Гонзалес, Пойккерт, Манфред и Сери, он же Семон.

Из четверки только имя Сери было знакомо тому кто следил за современными событиями. В центральном Полицейском Бюро можно было получить о нем подробные сведения. Вы могли бы там увидеть его фотографии, снятые в восемнадцати различных положениях — с руками, скрещенными на груди, с лицом, обращенным прямо к вам, с трехдневной бородой и проч…

Примечательны фотографии его ушей — уродливых, похожих на уши летучей мыши, — и обстоятельная справка о всей его жизни.

Синьор Паоло Монтегацца, директор Национального Антропологического музея во Флоренции, оказал честь Сери, включив его портрет в свою удивительную книгу. Поэтому Сери хорошо известен всякому, кто интересуется вопросами криминологии и физиогномики.

Сери сидел как на иголках, он явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Остальные — с голубыми глазами и нервными руками Гонзалес, насмешливый и подозрительный Пойккерт, Джордж Манфред с моноклем в глазу, — хотя и не пользовались большой известностью в преступном мире, однако также были незаурядными людьми.

Манфред отложил «Геральдо ди Мадрид», вынул монокль, протер его белоснежным носовым платком и улыбнулся:

— Чудаки эти русские.

Пойккерт протянул руку к газете:

— Кого на этот раз?

— Губернатора одной из южных губерний.

— Убили?

Усы Манфреда презрительно натопорщились.

— Ба! Разве можно бомбой убить человека? Да, да, я знаю, убивают. Но это такой идиотский первобытный способ, как если бы вы стали взрывать городскую стену в надежде, что среди тысячи погибших случайно окажется и ваш враг.

Пойккерт внимательно прочитал телеграмму.

— Князь тяжело ранен, а у покушавшегося оторвало руку, — произнес он, и губы его неодобрительно сжались.

Гонзалес нервно сжимал кулаки.

— У нашего друга, — кивнул в его сторону Манфред и рассмеялся, — неспокойна совесть…

— Это было только один раз, — быстро прервал его Леон, — и произошло не по моей вине. Вы помните, — обращался он к Манфреду и Пойккерту, не замечая Сери, как бы желая снять с себя некое обвинение. — В то время я находился в Мадриде. Ко мне пришли несколько человек с Барселонской фабрики и сказали, что они собираются делать. Я пришел в ужас от их невежества и неумения обращаться с химическими препаратами. Я написал им все, что нужно, указал пропорции и умолял, почти на коленях просил, чтобы они избрали другой способ. «Дети мои, — говорил я, — вы играете с вещами, которых остерегаются опытнейшие химики. Если хозяин фабрики дурной человек, убейте его, подождите, когда он после сытного обеда будет в прекрасном расположении, правой рукой подайте ему просьбу, а левой — вот это…»

Леон вытянул кулак и нанес удар невидимому противнику:

— Но они ничего не хотели слушать.

Манфред потрогал стакан со светлой жидкостью, стоявший у его локтя, и покачал головой. В его глазах блеснул лукавый смех:

— Я помню, погибло много народу, и главным свидетелем на суде был как раз тот, для кого предназначалась бомба.

Сери откашлялся, словно хотел что-то сказать, и все трое с любопытством посмотрели на него. Испанец заговорил, и в его голосе звучало недовольство:

— Я не собираюсь равняться с вами, сеньоры. Половины того, что вы говорите, я не понимаю, вторая половина — о правительствах, королях, конституциях и прочем. Если кто-нибудь причиняет мне зло, я разбиваю ему череп. Я понял одно: вы убиваете людей, не питая к ним ненависти. То есть, тех, кто вам ничего плохого не сделал. Нам не по пути…

Он неуверенно откашлялся, беспомощно взглянул на середину улицы и снова погрузился в молчание.

Остальные переглянулись между собой, и все трое улыбнулись. Манфред вынул туго набитый портсигар, расправил между пальцами мятую папиросу, зажег о подошву башмака спичку.

— Ваш путь, дорогой Сери, глупый путь. Вы убиваете ради выгоды. Мы убиваем ради справедливости, и это ставит нас над средой убийц. Когда мы видим, что злой человек угнетает своих ближних, либо совершается гнусный замысел против Бога, — Сери быстро перекрестился, — и против людей, и знаем, что закон не может покарать негодяя, мы сами его караем.

— Это правда, Сери, — заговорил молчаливый Пойккерт. — Там, — указал рукой на север, — жила девушка, очень юная и красивая, и священник, я подчеркиваю: священник… Родители, как это часто бывает, посмотрели на все сквозь пальцы… Но девушка ушла оскорбленной и разбитой и не захотела прийти во второй раз. Тогда он заманил ее в ловушку, запер в доме, и, когда она надоела ему, выгнал на улицу. Меня ничто с ней не связывало, но я сказал: «Совершено подлое дело, и закон не может вмешаться». И вот ночью, надвинув шляпу на лоб, я являюсь к священнику и говорю, что его хочет видеть умирающий путешественник. Сначала он не проявил интереса. Тогда я прибавил, что путешественник богат и знатен. Он сел на приведенную мною лошадь, и мы помчались в маленький домик в горах… Я запер дверь, и он понял, что попал в ловушку. «Что вы хотите со мной сделать?» «Я вас убью, сеньор», — ответил я и рассказал ему историю девушки. Он визжал, как дикое животное, когда я подходил к нему, но это не могло его спасти. «Дайте мне перед смертью увидеть священника», — просил он, и я дал ему в руку зеркало…

Пойккерт отпил кофе.

— Его нашли на следующий день на дороге без следов насильственной смерти, — закончил он спокойно.

— Как? — воскликнул Сери, но Пойккерт жестко улыбнулся.

Сери насупил брови и подозрительно оглядел всех по очереди.

— Если вы сами умеете так убивать, то зачем посылали за мной? Я работал на винокуренном заводе в Хересе и был счастлив… Там была девушка… Ее звали Хуаной Самарец. — Он вытер вспотевший лоб. — Когда вы меня позвали, у меня зачесались руки убить вас всех троих, кто бы вы ни были. Ведь там у меня была девушка… и там я был счастлив…

Манфред властно прервал поток возражений:

— Не ваше дело, Сери, спрашивать, зачем и почему. Мы знаем, кто вы. Мы знаем о вас больше, чем полиция. Этого достаточно, чтобы отправить вас на виселицу.

Пойккерт подтвердил кивком головы, а Гонзалес рассматривал Сери, словно ученый, изучающий человеческую природу.

— Для дела, задуманного нами, — продолжал Манфред, — нужен был четвертый. Мы хотели бы, чтобы он так же был воодушевлен жаждой справедливости. Но такого мы не нашли и вынуждены были привлечь преступника, профессионального убийцу.

Сери открыл рот, чтобы возразить, но промолчал.

— Того, кого мы могли бы послать на смерть, измени он нам. Выбор пал на вас. Вам не грозит никакая опасность. Кроме того, вам хорошо заплатят, а, может быть, и вообще не придется никого убивать…

Сери снова порывался что-то сказать, но Манфред продолжал:

— Вы бывали в Англии? Нет. Но вы знаете Гибралтар? Почти те же люди. Эта страна находится там, — Манфред показал рукой на север. — Странная и скучная. Там есть один человек, чье имя, вероятно, вам знакомо: Мануэль Гарсиа — вождь революционного движения. Это единственная страна, где он чувствует себя вне опасности. Оттуда он руководит здешними людьми, революционным движением. Вы знаете, о чем я говорю?

Сери кивнул головой.

— В этом году, как и в прошлом, был голод. Люди умирали на церковных папертях, в городских садах. Одно преступное правительство сменялось другим. Миллионы из народной казны переходили в карманы политиканов. В этом году что-то должно случиться: старый режим падет. Правительство это знает. И оно знает, в чем кроется опасность. Оно будет спасено в том случае, если Гарсиа будет выдан прежде, чем закончится подготовка переворота. С этой целью член британского правительства собирается провести через Палату закон о выдаче иностранцев. Вы должны нам помочь, чтобы проект не стал законом.