NEXT-3: Дюбин снимает маску - Карасик Аркадий (список книг .TXT) 📗
Странно звучит, но Белугин немного побаивается его. Уважает и боится. Казалось бы, парень как парень: рыжие вихры, не подчиняющиеся расческе, очки в простой оправе, улыбчивая простодушна физиономия, добрые понимающие глазенки. Но за всем этим прячется недюжинный ум, какая-то медвежья напористость.
Именно эта «напористость» действует возбуждающе, заставляет выполнять замаскированные приказания, соответственно, вызывают некий испуг, позорный для ветерана-заведующего.
Вот и сейчас Белугин в очередной раз выполняет «просьбу» Лаврикова. Понимает, чем рискует, что ему грозит и все же ноги сами несут его в магазинное зазеркалье.
Не пустят? Пусть попробуют! Компанейское хранилище находится на территории супермаркета, вернее, под его территорией, следовательно, он имеет полное право освидетельствовать любое помещение. Вдруг разорвется труба отопления и горячая вода затопит складские сусеки — кто отвечает, кого накажут? Конечно, его, управляющего. Или — грабители? Опять-таки обвинят управляющего супермаркетом.
Стараясь не думать о данном младшему Лаврикову обещании и о предстоящем «шмоне» компанейского склада, Белугин неторопливо спустился по лестнице, оказавшись в ярко освещенном подвале, так же неторопливо пошел по чистому — ни сорники, ни пылинки — коридору.
Он по хозяйски критически оглядывал стены и потолки. Не пора ли подремонтировать, подкрасить, реконструировать? Заодно, заменить светильники, часть которых перегорела, другие — моргают.
Наконец — складская контора. Уютное помещение со столом для работы и лежанкой для отдыха, достойный офис для сотрудника «Империи».
Старший кладовщик угодливо подскочил и пошел за Белугиным. Открывает и закрывает двери, при необходимости оттаскивает в сторону загораживающий проход ящик. Короче, ведет себя, как ведут все работники, пусть даже косвено зависящие от магазинного босса.
Знает, дерьмо, как относятся к рядовому заведующему руководители «Империи», с удовлетворением подумал Белугин. Одного неодобрительного слова хватит для того, чтобы сотрудник любого ранга вылетел с насиженного места.
Вот и этот человек предпенсионного возраста, в традиционных очках в железной оправе, в рабочем халате синнего цвета и с норвежской бородкой отлично понимает свое зависимое положение.
Вообще-то, образ складского стража раздраженный управляющий малость нафантазировал. Ни очков, ни бородки не было, перед ним — сравнительно молодой безулыбчивый парень с дежурной улыбкой, прикленной к пухлым губам.
Петр Алексеевич знает свой грех — фантазировать, пытается по мере сил бороться с ним, но — безуспешно. Вообще-то, грешок — так себе, тянет не больше чем натройку с тремя минусами, окружающие не видят его, даже не догадываются. Этакая безобидная шалость, приятная для «автора».
И все же — стыдно.
Белугину не просто знакома каждая упаковка, каждый ящик, он с закрытыми глазами может указать на место, где находятся макаронные изделия, где — дешевые, а где дорогие сигареты, в каком ящике — рыбные консарвы, в каком — тушенка.
Вполне можно было не терять дорогого времени, не спускаться в подвал. Но от пристального взгляда «вьюноши» так просто не отделаться, он и сейчас будто подталкивает в спину, шепчет: смотри внимательно, не пропусти самопала!
Не без показного любопытства, прогулявшись по проходам склада, для вида пощупав бутылки с кристалловской водкой и другие — с российским и забугорным коньячком, Белугин свернул к металлической двери.
— Отопри-ка свой скворешник, любезный.
Старомодное словечко «любезный» позаимствовано у классиков русской литературы. Оно настолько понравилось Белугину, что он применяет его к месту и ни к месту. Однажды, во время очередного совещания поименовал «любезным» главного мененджера компании. За что был прилюдно пристыжен.
— Петр Алексеевич, вообще-то, есть определенные правила. — неожиданно запротестовал старший кладовщик. — Там отдельным параграфом прописана форма допуска. И для рядового сотрудника, и для президента... Тем более, для вас.
— Что? — так заорал Белугин, что парень вздрогнул и отступил на шаг. — Да я Байконур снабжал жратвой еще в советские времена! Современным супермаркетом руковожу! А ты мне бормочешь о формах допуска. Открывая свой «параграф», не открешь — через пять минут превратишься в... строчку заявления об уходе по несобственному желанию.
— Ваша воля, но я запишу в журнал...
— Пиши, литератор хреновый!
Белугина понесло. Он вообще не признавал критики, в любой ее форме: доброжелательной или злобной. А тут кто ему противится? Обычный работяга, пусть даже в приставкой — старший! Есть от чего позеленеть.
Чертов чинодрал пожал плечами, поправил свои дурацкие очки, что-то черкнул в журнале и подошел к стальной двери. С показной неохотой, что еще больше взбесило самолюбивого управляющего. Издевается, недоносок! Можно подумать, что за бронированной дверью хранятся не обычные продукты и напитки — ядерные боеголовки.
Завтра же на совещании он поставит вопрос о недопустимом формализме, мешающем работать. Прозрачно намекнет на лишнюю должность старшего кладовщика — вполне достаточно рядовых, не к чему тратить денежки. К мнению уважаемого ветерана всегда прислушиваются — прислушаются и на этот раз.
Смазанная дверь открылась с первой же попытки.
— Свет вруби, дерьмовый бюрократ! Можешь не сопровождать — все твои закоулки и сусеки мне давно известны.
— Извините, но будет лучше, если я вас провожу. Не обижайтесь, Петр Алексеевич, так уж положено
— Это на кого мне обижаться? — недоуменно огляделся Белугин. Будто вокруг никого не было, а настырный бюрократ — нечто вроде фантома. — Есть желание — проводи. Я не собираюсь грабить твой дребанный муравейник.
Старший кладовщик не возмутился — прилип мушиной липучкой, не отклеить. Хитро щурится, угодливо улыбается, но отслеживает каждый шаг посетителя, каждое движение. На подобии вертухая в тюряге.
Вообще-то, нынешнему управляющему не довелось побывать за решеткой, о порядках в тюрьме он знал по наслышке от знающих людей, побывавших на нарах. Но представить себя этаким крещенным и коронованным авторитетом было удивительно приятно.
Петр Алексеевич огляделся.
Не склад — выставка достижений современных высоких технологий. Огромные стеллажи с многочисленными ячейками. В полной боевой готовности замерли транспортеры, кары и другие малопонятные механизмы и приспособления. Подозрительно подмигивают следящие камеры, посылая успокоительные сигналы на мониторы старшего кладовщика и в посещение охраны.
Белугин остановился возле коробок, помеченных маркером — две синих «птички». Не обращая внимания на неодобрительное ворчание сопровождающего, распечатал одну из них.
Водочка! Фабричного разлива. Дорогая, стервочка, мало кому по карману. Это тебе не фальшивка, которой балуются нищие алкаши, нектар, Божья слеза.
А это что? Соль йодированная... Какого хрена здесь делает эта отрава? Закусь, что ли, к немаркированной выпивке? Сдабривать, подсаливать доводить до кондиции?
А эта пластиковая упаковка без всякой маркировки — тоже
какая-нибудь соль? Или средство от тараканов и крыс? Надо же, не россыпью — в пакетиках!... А если наркота?
Петр Алексеевич повернулся к соглядатаю спиной, с ловкостью вора-профессионала спрятал два пакетика в карман пиджака, аккуратно стряхнул с плеч воображаемую пыль. Задел соседний ящик и не до конаа забитым гвоздем поранил палец.
— Это специальная соль, — пояснил сопровождающий, все же заметив пасс управляющего. — с йодом. Полезный препарат, поэтому — дорогой. Недавно получили с Урала...
— Чего зенки вылупил, любезный? Думаешь, краду, да? Интересно получается: управляющий огромным супермаркетом ворует какую.-то соль? Смех да и только! В лабораторию отправлю. Вдруг срок годности вышел... Работай тут за всех, — обиженно посетовал Белугин.
— А я — ничего...
— То-то и оно. Никто ничего не знает. Зато я знаю! Бардак вселенский, вокруг — одни сутенеры с проститутками. Лакомый кусок для террористов. Удобное отношение для диверсий.
