Прыжок в неизвестное [Свобода] - Перуц Лео (книги без сокращений .TXT) 📗

Все эти неприятности были благополучно преодолены, и теперь нужно было еще только дать состояться этому последнему разговору со Станиславом Дембой.

Соня была к этому готова.

— Это ты? — спросила она и придала лицу выражение боязливого смущения. — Я ведь просила тебя не приходить ко мне в контору. Ты знаешь, патрон…

Тон досады в ее голосе произвел надлежащее действие.

Станислав Демба растерялся и уже в начале объяснения оказался в положении обороняющегося.

— Прости, пожалуйста, что я помешал тебе здесь, — сказал он. — Но мне нужно с тобою поговорить.

— Неужели это необходимо? — спросила она, сделав самую равнодушную гримасу, на какую была способна.

— Да.

— Если это необходимо, то садись, пожалуйста.

Демба сел.

— Ну, я слушаю, — сказала Соня.

Демба некоторое время молчал.

— Может быть, лучше было бы все же с глазу на глаз…

— Пойдем, Клер, — сказала Этелька Шпрингер. — Мы не будем мешать.

— Нет, нет, оставайтесь. Пожалуйста, оставайтесь. То, о чем господин Демба и я должны говорить друг с другом, может слышать всякий, — быстро сказала Соня.

Она радовалась возможности сделать обеих своих подруг свидетельницами поражения Дембы. Но Этелька Шпрингер не захотела остаться.

— Нет, — сказала она, — нам лучше оставить вас наедине. Пойдем, Клер!

— Enfin seuls [7], — не удержалась от замечания Клара Постельберг, когда вслед за Этелькою Шпрингер вышла из комнаты.

Практикант остался в своем углу, возле копировального пресса. По-немецки он понимал только несколько слов — он только тремя неделями раньше приехал в Вену из своего чешского гнезда, — так что с его стороны не приходилось опасаться нескромности.

К тому же он заснул.

— Ну? — сказала Соня, когда они остались одни.

Демба встал.

— Где была ты сегодня ночью?

Какое тебе дело? — гневно набросилась на него Соня. — Впрочем, я была у своей тетки, она хворает и не хотела ночью оставаться одна.

— Где живет твоя тетка? На Лихтенштейнской улице, что ли?

Соня покраснела.

— Нет. На Мариахильф. Отчего ты упомянул Лихтенштейнскую?

— Она мне случайно пришла на ум. Впрочем, едва ли тетка твоя очень тяжело больна, иначе бы ты не собиралась в путешествие с Вайнером.

— Так вот о чем речь?

Да, именно об этом.

Прости, пожалуйста, что я забыла попросить у тебя позволения, — сказала насмешливо Соня.

— Ты не поедешь! — крикнул Демба.

Нет, поеду! Завтра в девять утра.

Я этого не желаю! — закричал в ярости Демба.

— А я желаю, — сказала Соня все так же спокойно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что тогда между нами все будет кончено.

— А ты, надеюсь, понимаешь, что для меня все кончено между нами вот уже четверть года.

— Вот как? — сказал Демба. —Ладно! В таком случае все ясно. Только одно должен я тебе еще сказать: что ты мне поклялась никогда не любить никого, кроме меня.

Демба очень рассчитывал на это напоминание. Но Соня рассмеялась.

— В самом деле? — спросила она.

— Да, — ответил Демба. — Прошлою осенью. В тростниковой хижине. Мы после ужина пошли в парк, и тогда…

— Не обещала ли я тебе, кроме того, что никогда не буду голодна? Такое обещание мне было бы так же легко сдержать. Я, право же, не думала, что ты такой ребенок, Стани.

— Может быть, ты это отрицаешь?

— Нет, — сказала Соня. — Но тогда я была почти девочкой, с которой ты мог делать, что хотел. А теперь я мыслящий человек. Это очень просто. — Она пожала плечами. — Теперь все изменилось.

Демба, считавший, что напоминание о вечере в тростниковой хижине послужит ему верным средством переубедить Соню, пришел в замешательство. К ее возражению, что «теперь все изменилось», он не был подготовлен. Он взглянул раздраженно на часы и топнул ногою.

— Я думал, что могу тебя образумить в несколько минут. Если бы только я мог тебе объяснить, как для меня дороги сегодня каждые четверть часа! У меня так много дел, а мне приходится терять здесь время из-за твоего упрямства.

— Я тоже нахожу, что ты здесь совершенно напрасно теряешь время, — сказала Соня.

— Ничего не поделаешь, — сказал решительно Демба. — Я не уйду, пока наши отношения не будут приведены в ясность, хотя бы я из-за этого погиб. А мне кажется, — Демба еще раз взглянул на часы и совсем тихо простонал, — что я из-за этого погибну.

Соня насторожилась. Имели ли какое-нибудь значение эти слова? Не хотел ли запугать ее Демба? Но чем? Ей бросилось в глаза, что Демба как будто прятал что-то под своим пальто. Какой он там последний козырь приберег?

Ты не должна думать, — заговорил Демба, — что я хочу тебя удержать от путешествия. Но ты поедешь со мною. Сегодня днем я раздобуду деньги и приготовлю все необходимое, а завтра утром мы можем уехать.

— В самом деле? — глумилась Соня. — Ты чересчур любезен и мил.

— Вайнеру ты письменно откажешь. Я тебе продиктую письмо, — продолжал Демба невозмутимо.

— Перестань ты, наконец, нести вздор! Это мне надоело. Ты ведь и сам не веришь, что я стану под твою диктовку писать моим друзьям. Для твоего душевного состояния будет полезнее всего не видеться со мною несколько недель.

Дембе постепенно становилось ясно, что он не в состоянии победить холодное, рассудительное спокойствие Сони. Полчаса уже бился он над этим и не подвинулся вперед ни на шаг. Он понял, как бессилен против твердого решения Сони, не видел больше средств повлиять на нее и убедился, что игра проиграна.

Фотографическая карточка Георга Вайнера, все еще лежавшая на письменном столе, попалась ему на глаза. Вид счастливого соперника привел его в ярость, и он обрушился на Георга Вайнера.

— Это напыщенное ничтожество! Эта обезьяна! И в такого остолопа ты могла влюбиться!

Соня в первый раз повысила тон:

— Если ты начнешь оскорблять моих друзей, то я перестану с тобой разговаривать. Твое поведение только лишний раз доказывает, что мы не подходим друг другу.

— Ладно! — сказал Станислав Демба.

— Дело его было все равно проиграно. Но на своем противнике он решил выместить злобу, хотя мог его уничтожить только in effigie [8].

Он избрал странный обходной путь, чтобы завладеть портретом. Между краями пальто высунулся кончик пальца, приблизился к карточке, нацелился и сбросил ее со стола. Она упала на пол около печки. Демба мгновенно кинулся туда же и нагнулся над нею. Но Соня, желая защитить портрет Георга Вайнера от издевательств, была так же проворна, как Демба. Оба потянулись к фотографической карточке, и в этот миг Соня случайно прикоснулась к руке Станислава Дембы.

Она испустила слабый крик и отпрянула на два шага назад.

Она ощутила нечто твердое, холодное как лед, и на протяжении доли секунды взгляд ее улавливал какой-то поблескивавший, отливавший металлом инструмент.

Она поняла сразу. Это было ясно с первого мгновения: Станислав Демба прятал какое-то оружие под своим пальто. У нее не было времени разглядеть, был ли то револьвер, нож или кастет; она знала только, что жизнь ее находится в крайней опасности.

Она обсудила все в один миг. О бегстве нечего было и думать. Демба находился между нею и дверью. От практиканта помощи ждать не приходилось. Подними она тревогу — Демба мог бы осуществить свой преступный замысел немедленно. Она решила сделать вид, будто ничего не заметила, согласиться на все, что потребует от нее этот сумасшедший, избегать всего, что могло бы его привести в раздражение. Только так можно было спастись.

Она отгородилась от него письменным столом. Станислав Демба выпрямился.

Портрет лежал разорванный на полу. Демба ногою отшвырнул его в угол. Потом повернулся к Соне. Руки с оружием опять были спрятаны под пальто.

Он не заметил, что Соня дрожала всем телом и что ей приходилось держаться обеими руками за письменный стол, чтобы не свалиться.