Дело Уильяма Смита - Вентворт Патриция (книги txt) 📗
На минуту она задумалась: как бы он был удивлен, если бы это действительно были все карты! Удивлен и потрясен. Ее смешила эта черта Сирила — неприкрытые факты шокировали его.
Эверзли снова уставился на свои пальцы, сдавившие красный карандаш. Повисло молчание. Мэвис ощущала его сопротивление — не активный протест, а уход в себя, как будто он заперся в другой комнате. Где-нибудь вне офиса она бы позволила излиться своему гневу. Ничто не могло разозлить ее больше, и он знал это. Но он также знал, что в офисе она не может устроить одну из своих сцен, которых он так боялся. Возможно, он сопротивлялся отчасти потому, что знал: выйдя за него замуж, она сможет устраивать сцены где угодно. Мэвис протянула уродливую, наманикюренную руку и подняла письмо адмирала, словно оружие. Посмотрела на него и снова положила.
— Среда или четверг на следующей неделе, — произнесла она резко. — У нас не так много времени.
Удар попал точно в цель. Эверзли вздрогнул, уронил карандаш. В голосе его зазвучала паника:
— Что ты можешь предпринять?
Оба знали, что это означает капитуляцию. Выражение ее лица смягчилось, когда она перегнулась через стол и накрыла его руки своими.
— Не волнуйся, я все улажу. Чем меньше тебе известно, тем лучше. Я просмотрю все документы и что-нибудь из них слеплю. — Мэвис добродушно рассмеялась. — С цифрами можно сделать что угодно, особенно если ты разбираешься в них, а другой человек — нет.
Зря она это сказала. Эверзли и сам не очень-то в них разбирался и мог задуматься над смыслом ее слов. Она обошла стол и обняла Сирила за шею.
— Ты меня не поцелуешь?
Он повернул к ней встревоженное лицо.
— Мэвис!
— Бедняжка! Тебе не стоит так волноваться — к вечеру все будет в порядке.
— Ты уверена?
Он потянулся к ней, словно ища убежища, прижался лицом к ее шее. Она ответила, все еще обнимая его:
— Абсолютно уверена. — И тут же, без всякого перехода добавила: — Нам стоит сегодня же написать в регистрационное бюро и указать дату. Можно обвенчаться в субботу и уехать на уик-энд. Совсем не обязательно сразу всех оповещать о нашем браке, пусть сначала уладятся другие проблемы. Так что ты не почувствуешь, будто тебя подгоняли.
— Но должны ли мы…
Она наклонилась и поцеловала его.
— Милый, я просто не могу ничего делать, пока не стану твоей женой! А он приезжает на следующей неделе, вот откуда такая спешка. Это большое дело, и для своего мужа я его сделаю, но — ты должен понять это, Сирил, — ни для кого другого.
Сирил Эверзли это понимал.
Глава 6
В четверг утром первый слой краски на утках высох, и их покрыли зеленой и бронзовой с яркими пятнами красного и синего, а клювы покрасили в желтый цвет. В дальнем конце оранжереи старый мистер Биндл рассказывал мальчику по имени Роберт о том, что в дни его молодости запрещалось делать детям. Долгая привычка научила Роберта, которого все, за исключением мистера Биндла, называли Бобом, говорить в нужных местах «да» и «нет», непрерывно размышляя тем временем о модели самолета — он делал его дома, в свободное время. Это был высокий, стройный мальчик с веснушчатым лицом и умелыми руками. И во сне, и наяву он редко думал о чем-нибудь, кроме самолетов. Ни Роберт, ни мистер Биндл не обращали внимания на мистера Смита и мисс Эверзли, сидящих в другом конце комнаты.
Уильям остался доволен своей уткой. Теперь у нее была кремовая грудь, коричневое с зеленым оперение и огромные желтые ноги. Глаза ее могли вращаться. Утка переваливалась на неуклюжих ногах, удивленно открыв клюв. Уильям радовался, что она получилась так хорошо, но голова его была больше занята другим. В четверг все заведения на окраинах Лондона закрываются рано. Ему очень хотелось знать, что будет делать Кэтрин, когда после часа наденет шляпку и покинет магазин. Предположим, она ложится спать около одиннадцати. Тогда остается примерно десять часов свободного времени. Уильяму было очень интересно, что она собирается делать.
Такое случалось с ним каждый четверг, а также по субботам, когда в его воображении уже начинали маячить долгие одинокие часы воскресенья. Суббота была даже хуже четверга, потому что даже по самым скромным подсчетам ему предстояло пережить около четырнадцати часов воскресенья, когда Кэтрин не просто не будет рядом, но она проведет это время с другими людьми, гуляя, разговаривая, делая что-нибудь еще… С каждым четвергом и каждой субботой чувства Уильяма становились все острее. Сегодня молодой человек почти достиг точки, когда ему уже не удалось бы сдержать свои эмоции. Возможно, он никогда не слышал о поэте, который объявил, что либо слишком велик страх перед собственной судьбой, либо слишком невелики достоинства того, кто не решается все поставить на карту, чтобы все выиграть или все проиграть, но конечно, согласился бы с ним. Дело в том, что Уильям действительно страшился своей судьбы и был искренне уверен, что достоинства его невелики. При этом ставить на карту он собирался не страстные мольбы о благосклонности, а всего лишь невинное предложение: «Мадам, не пройдетесь ли со мной? — Мадам, не поболтаете ли со мной?» — в четверг или в субботу.
Закончив с третьей уткой, а время подходило уже к часу дня, он собрался с духом и приступил к делу.
— Что вы делаете во второй половине дня?
Кэтрин как раз нарисовала своей утке яркое голубое пятно на голове и оттеняла его зеленой, с металлическим оттенком, краской. Не отрываясь от работы, она ответила:
— О, да разные вещи…
Сделав первый шаг, Уильям почувствовал решимость идти дальше. Словно бросаясь напролом, он выпалил:
— Что вы делаете сегодня?
— Я еще не думала об этом.
— Не хотели бы вы… Я подумал… Не могли бы вы… Я имею в виду…
Кэтрин посмотрела на него и вновь опустила глаза. Ей одновременно хотелось смеяться и плакать. Сдерживаясь, она только слегка улыбнулась.
— Может быть.
— О, неужели… Правда? Я уже так долго хотел, но я не знал… В смысле, я думал… У вас много друзей…
Она опять взглянула на него, заметила пятнышко краски на его левой щеке.
— Вы хотите меня куда-нибудь пригласить?
— Да, я… Но конечно…
— Вы не можете взять свои слова назад — это будет страшно невежливо. Куда же мы пойдем?
— Куда бы вы хотели?
— Я бы хотела отправиться куда-нибудь в вашем автомобиле, а потом вернуться в мою квартиру и выпить чаю, потому что очень неприятно ездить в темноте.
— Вы, должно быть, шутите? Это ужасная развалюха, собранная из старых железок. Над ней все смеются, но она ездит. Только это не лучшее…
— Вы просто невозможны! Я вам сказала, чего хочу. Вы действительно собирались покрасить утку в черный цвет? Это именно то, что вы делаете…
Уильям с ужасом уставился на свое творение. Утка, вся траурного черного цвета, кроме раскрытого клюва, хитро взирала на него своим единственным нераскрашенным глазом. Внезапно он просветлел.
— Не знаю, действительно ли я собирался это сделать, но если добавить металлический зеленый оттенок, этот селезень будет выглядеть очень эффектно — этакий лысый, испорченный пройдоха. А клюв и ноги, я думаю, лучше сделать оранжевыми. Но сначала он должен обсохнуть… Уже почти час, не стоит браться за новую работу. Вы действительно уверены…
Кэтрин ответила, не глядя на него:
— Действительно.
— Тогда я пойду за машиной. Я буду вас ждать у конца Каннинг-роу. Мисс Коул сама может все закрыть. — И внезапно улыбнувшись, Уильям добавил: — Ей идти в другую сторону.
Они ехали через Хэмпстед-Хит. Все, сказанное Уильямом об автомобиле, оказалось правдой. Но было очевидно, что все равно это его гордость: он собрал ее собственными руками из металлолома, тут припаивал, там выпрямлял, используя изобретательность и просто физическую силу, и, наконец, покрыл свое произведение двумя слоями эмали. Глядя на это «творение» сердце Кэтрин, привыкшей к другим автомобилям, сжалось от глупой нежности.
