Голливудская трилогия в одном томе - Брэдбери Рэй Дуглас (серия книг txt) 📗

– Я умираю.

– Не надо! Чем мне заняться, если тебя не будет?

Через полчаса, едва толкнув дверь ирландского паба, Крамли сразу отыскал меня и посмотрел с тем глубоким отчаянием и отеческой нежностью во взгляде, которые, словно облака над летними полями, пробегали по его лицу.

– Так, – проворчал он, – где труп?

Войдя во двор, мы увидели, что дверь бунгало Кларенса приоткрыта, словно кто-то нарочно оставил ее незапертой.

Мы толкнули дверь.

И остановились посреди квартиры Кларенса.

Однако она вовсе не была пустой, выпотрошенной, как квартира Роя.

Все книги стояли на своих полках, пол был убран, ни одного разорванного письма. Даже фотографии в рамках – большинство их – снова висели на стенах.

– Ну и, – вздохнул Крамли, – где весь тот кавардак, о котором ты говорил?

– Погоди.

Я открыл один из ящиков четырехуровневого архива. Там были фотографии: измятые, разорванные, запихнутые туда кое-как.

Я открыл шесть ящиков, показывая Крамли, что мне это не приснилось.

Каждый был переполнен истоптанными письмами.

Не хватало только одной детали.

Кларенса.

Крамли вопросительно посмотрел на меня.

– Не надо! – сказал я. – Он лежал на том самом месте, где ты сейчас стоишь.

Крамли перешагнул через невидимое тело. Последовав моему примеру, он внимательно осмотрел другие ящики и увидел там разорванные открытки, разбитые и расколоченные фотографии, засунутые подальше от глаз. Издав тяжелый, как наковальня, вздох, он покачал головой.

– Однажды, – сказал он, – ты наткнешься на что-нибудь стоящее. Тела нет, так что я могу сделать? Откуда нам знать, что он не уехал куда-нибудь в отпуск?

– Он никогда не вернется.

– Откуда ты знаешь? Хочешь пойти в ближайший участок, подать жалобу? Они придут, посмотрят на обрывки в ящиках, пожмут плечами, скажут: «Еще один придурок свалился со старого голливудского дуба», сообщат домовладельцу и…

– Домовладельцу? – раздался голос за нашими спинами.

В дверях стоял пожилой человек.

– Где Кларенс? – спросил он.

Я говорил быстро. Бессвязно, сбивчиво я описал полностью 1934-й и 1935-й годы, как я бесцельно гонялся на роликах, как меня, словно маньяк, преследовал, размахивая тростью, Уильям Клод Филдс [237], как Джин Харлоу поцеловала меня в щеку перед рестораном «Вандом». Когда она меня поцеловала, из моих роликов выскочили подшипники. И я, хромая, поковылял домой, не обращая внимания на машины, не слыша, что говорили мне школьные товарищи.

– Ладно, ладно, я понял! – Старик окинул взглядом комнату. – На воришек вы не похожи. Но Кларенс все время ждет, что на него вот-вот нападет шайка разбойников и отнимет его фотографии. Так что…

Крамли протянул ему свою визитку. Старик удивленно посмотрел на нее и примолк, зажав свои фальшивые зубы между десен.

– Мне не нужны здесь неприятности! – жалобно проговорил он.

– Не беспокойтесь. Кларенс сам вызвал нас, он боится. Вот мы и приехали.

Крамли огляделся вокруг.

– Пусть Сопуит мне позвонит, хорошо?

Старик, прищурившись, посмотрел на визитку.

– Полиция Вениса? Когда же наконец их вычистят?

– Кого?

– Каналы! Помойка, а не каналы!

Крамли вытащил меня на улицу.

– Я этим займусь.

– Чем? – удивленно спросил старик.

– Каналами, – ответил Крамли. – Помойкой.

– Ах да, – произнес старик.

И мы ушли.

46

Мы стояли на тротуаре и пристально наблюдали за домом, будто он мог внезапно съехать со стапелей, как корабль, спускаемый на воду.

Крамли не смотрел на меня.

– Все так же криво, как было. Ты в отчаянии, потому что видел тело. Я – потому что не видел. Бред. Думаю, мы можем подождать здесь, пока Кларенс не вернется.

– Мертвый?

– Ты что, хочешь подать заявление об исчезновении человека? Что ты намерен делать дальше?

– Мы имеем две вещи. Кто-то растоптал фигурки чудовищ Роя и разрушил его гипсовую скульптуру. Затем кто-то другой все убрал. Кто-то напугал до смерти или задушил Кларенса. Затем кто-то другой все убрал. Значит, мы имеем дело с двумя группами людей или с двумя людьми: теми, кто разрушает, и теми, кто приносит сундуки, швабры и пылесосы. Пока что мне приходит в голову только одно: Человек-чудовище перелез через стену, своими руками разломал все в мастерской Роя и убежал, чтобы потом другие люди обнаружили следы разрушений, все убрали или спрятали. То же самое здесь. Человек-чудовище спустился с собора…

– Спустился?

– Я столкнулся с ним лицом к лицу.

Крамли впервые слегка побледнел.

– Ты доиграешься до того, что тебя убьют, черт побери. Держись подальше от высоких точек. Кстати, может, нам не стоит торчать здесь и трепаться у всех на виду? Что, если эти чистильщики вернутся?

– Верно.

Я зашагал прочь.

– Тебя подбросить?

– Тут всего один квартал до студии.

– Я отправляюсь в центр, в газетный архив. Там должно быть что-нибудь, чего мы еще не знаем, об Арбутноте и о тридцать четвертом годе. Хочешь, поищу заодно что-нибудь про Кларенса?

– О Крам, – сказал я, оборачиваясь, – мы оба знаем, что его уже сожгли и пепел развеяли. Мы что, заберемся в мусоросжигатель на задворках студии и будем перетряхивать золу? Я возвращаюсь в Гефсиманский сад.

– Там безопасно?

– Безопасней, чем на Голгофе.

– Сиди там. Позвони мне.

– Ты и так услышишь меня на другом конце города, даже без телефона, – сказал я.

47

Но сначала я остановился у Голгофы.

Все три креста были пусты.

– Иисус, – прошептал я, трогая в кармане его смятую фотографию, и вдруг понял, что уже некоторое время меня преследует ощущение чьего-то могущественного присутствия.

Я оглянулся и увидел, что за моей спиной неслышно крадется туманное облако Мэнни, его темно-серый, как китайский лаковый ларец, похоронный «Роллс-Ройс». Я услышал, как задняя дверь чмокнула резиновыми деснами и бесшумно распахнулась, выдохнув холодное облачко кондиционированного воздуха. Сам размером с эскимо на палочке, Мэнни Либер выглянул из своего элегантного холодильника.

– Эй, ты! – позвал он.

Стоял жаркий день. Я заглянул в прохладный салон «Роллс-Ройса», чтобы освежить лицо, одновременно затачивая разум.

– У меня для тебя новость. – Я видел, как в искусственном морозном воздухе изо рта Мэнни выходит облачко пара. – Мы закрываем студию на два дня. Генеральная уборка. Подкраска. Ломка старого.

– Как вы можете? Такие затраты…

– Каждому заплатят как за полный рабочий день. Это давно надо было сделать. Так что мы закрываемся…

«Зачем? – думал я. – Чтобы убрать всех с площадки. Они знают или подозревают, что Рой до сих пор жив и кто-то пообещал им найти его и убить?»

– Это самая большая глупость, какую я слышал в жизни.

Мне показалось, что оскорбление будет лучшим ответом. Никто ни в чем тебя не заподозрит, если ты, в свою очередь, будешь настолько глуп, чтобы грубить.

– И чья это дурацкая идея? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду? – вскричал Мэнни, откидываясь назад в своем холодильнике. Его дыхание вырывалось клубами морозного пара. – Моя!

– Вы не настолько глупы, – продолжал я. – Вы бы никогда такого не сделали. Вы слишком заботитесь о деньгах. Кто-то другой приказал вам это сделать. Кто-то, кто выше вас?

– Нет никого выше меня!

Но пока губы произносили эту двусмысленную ложь, его взгляд скользнул в сторону.

– Вы отдаете себе отчет, что это может стоить где-то полмиллиона в неделю?

– Предположим, – уклончиво согласился Мэнни.

– Наверняка все идет из Нью-Йорка, – выпалил я. – Вам звонили эти пигмеи с Манхэттена. Безумные макаки. Осталось всего два дня до окончания съемок «Цезаря и Христа». А что, если Иисус опять запьет, пока вы там подкрашиваете павильоны?

– Сцена с костром была последней. Мы вычеркиваем его из нашей Библии. Ты вычеркиваешь. И еще: как только студия откроется, ты возвращаешься на «Смерть несется вскачь».