Знак змеи - Афанасьева Елена (книги полностью TXT) 📗

Смейтесь, смейтесь, господа! На вас мне глубоко плевать! Хотя, если разобраться, даже такая нелепая ситуация есть не что иное, как реклама. Вы, господа, сквозь смех спросите: «Кто такая?!», а помимо смеха и фамилию Ахвелиди запомните. «Видели ее в Куршевеле, значит, ей можно доверить наш особняк!» — скажете вы. А после того, как мы разберемся с Волчарой, вы все мне будете нужны, ох как нужны!

Но не для потенциальных заказчиков я выставляю себя здесь на потеху публики. Мне нужно, чтобы меня вспомнил один-единственный заказчик. И устремился мне помогать.

Ага! Устремился.

— Лика! Вот уж не ожидал!

Даже моей горнолыжной дремучести хватило, чтобы понять, что Волчара на здешних склонах не блистает, но на лыжах стоит вполне сносно. Примерно так же, как в середине девяностых в теннис играл. Хочешь не хочешь, президентскими видами спорта владеть обязан! Хорошо еще, что из видов спорта нынешнего президента свита выбрала для себя лыжи, а не карате, не то скольких бойцов видимого и невидимого паркетного фронта недосчитались бы!

Стою. Лыжи, не обращая внимания на лыжницу, скользят куда-то вперед и вниз, а я упрямо надеюсь не упасть прежде, чем подцеплю на крючок Волчару. Моя задача отделить его от свиты и заманить туда, где можно будет схватить его за то, за что мы собираемся его схватить. В прямом и переносном смысле.

Опережая собственную охрану и стайку прихлебателей, Волчара не слишком лихо, но все же не в пример лучше моего подруливает к потешной, но вполне кокетливой и вполне румяной неумехе — даром, что ли, все утро на лице беспечность рисовала! Единственного лыжного урока мне хватило для того, чтобы сегодня болели все мышцы и спина стала каменной. Ездить на этих скользких палках за два часа я так и не научилась, только Женькины деньги потратила и внутри все болит, что вряд ли добавит мне привлекательности в глазах заклятого друга Оленя.

— Игорь Борисович! — пою наисладчайшим из всех собственных голосов. — Как я рада вас здесь встретить!

— А я как рад!

При почти максимальном залпе моего кокетства клиент радуется как-то вяловато. То ли чары мои за последние полгода от неупотребления окончательно заржавели, то ли клиент не тот попался. Даром, что ли, дела с Ханом водит. Соседские мальчики во дворе ханского постпредства… Или зря на честного министра-капиталиста наговариваю? Переутомился в делах праведных, потенцию подрастерял. Власть как главную свою женщину возжелал. Власть и деньги. Хотя «деньги» — слово, не имеющее единственного числа. Деньги всегда в числе множественном. А множественное число — это уже групповуха.

Придется экстренными эротическими мерами министра-капиталиста в глушь завлекать.

— Я знала, что на этом склоне, — обвожу рукой относительной крутизны пригорок, не Солир и не Визелль [73], конечно, но свалиться мне хватит, — обязательно встречу того, кто поможет несчастной женщине юга. Разве я виновата, что родилась там, где ни гор, ни снега…

Говорю, говорю… Кокетничаю напропалую, разве что из комбинезона не выпрыгиваю, но молнию расстегивать уже начала. Сама себе противна, но делать нечего. Свекровь моя в случаях, подобных нынешнему, произносит длинную армянскую фразу, которая на русский переводится примерно так: «Напоили козла вином, пошел с волком драться!» Волк, он и есть Волк, Волчара, а козел в данном случае, боюсь, я. Козел или коза, без разницы. Моя задача сейчас Волчару в сторону от общих спусков заманить.

Клюнул. Сообразил, что неспроста это я из комбинезона выпрыгнуть готова. Сколько дом и кабинет ему оформляла, ни разу лишнего взгляда себе не позволила, а тут…

Обещает уроки по индивидуальной программе — что и требовалось. Отправляет своих охранников и почти пешком — иначе я на этих скользких палках не умею — двигается вслед за мной к небольшому запорошенному снегом лесочку. Зачем двигается, непонятно. У мужиков иногда мозги не пойми как устроены. Не в этом же лесочке он меня поиметь намеревается. Тащил бы сразу в свое шале. Нет, едет со мной в сторону лесочка, старательно делая вид, что пытается мне «технику поставить». Технику чего, интересно было бы мне знать? Ах, да! В шале же супруга законная, милая в общем-то женщина, да нам в шале и не требуется. Нам, совсем напротив, требуется в лесочек. У нас своя постановка техники и своя программа тренировок.

Не успели за первыми деревьями скрыться, как Волчара кидается меня целовать. Уж не на снег ли потом валить будет? И как дальше? Не снимая лыж?

Губы у него пресные, почти сухие — не поцелуй, парное разжевывание бумаги! Чего только не приходится терпеть ради Оленя. Стоп! Никаких недозволенных воспоминаний, не то при мысли об Олене у меня все внутри напрягается, в груди прилив, и там, где должно быть мокро, — мокро. Этот пресный министр, который и туда уже руками пытается залезть, примет сейчас все на свой счет. Хрен с ним, пусть принимает! Еще, еще чуток! Так! Для наглядности осталось схватить его там, где мы все три месяца намеревались его схватить и зажать покрепче…

— Больно же!

Волчарин вой!

— Больно!

— Это еще не больно! А вот сейчас будет больно, хоть и не столь осязаемо!

Подтянув вверх расстегнутую Волчарой молнию моего комбинезона — не май месяц по его милости на снегу простывать — достаю из кармана своего «Тореадора». Показываю заранее найденный кадр, стараясь не думать, что тот, чье безжизненное тело видно на снимке, когда-то так же держал меня за грудь. Рука министра-капиталиста рефлекторно разжимается. Дошло!

— Не понимаю…

— Это мой муж, — отчеканивая каждое слово, говорю я. — Человек, которого люди Хана задерживали по вашей просьбе и тело которого вы на своей машине вывозили в неизвестном направлении, мой муж! Бывший, но муж.

Министерская игривость улетучивается, да она больше и не нужна. Теперь уже поединок идет в открытую.

— Люди Хана, представительство Хана… Все вопросы к Хану, я то здесь при чем?

— При том, что грузили и вывозили тело вы.

— Это еще не преступление. Человеку стало плохо. Повез его в больницу, а чем его Хан накачал, не знал и не знаю. А вот вам, милая крошка, лучше бы в одиночку в детектива не играть. Не то знаете, что бывает с такими неопытными лыжницами на крутых склонах?

Добряк человек! Ой, мамочки, а я и не заметила, что там за деревьями почти отвесный обрыв, к которому меня столь усиленно подталкивает этот зверь. При всей сидячей министерской работе сил у него куда больше, чем у меня. С такого станется, сбросит!

— Зря стараетесь! — от перевозбуждения и страха голос мой срывается на писк. — Кадр продублирован и в запакованном пока виде хранится сразу в нескольких интересных местах, включая западные информационные агентства и аналитические службы ваших конкурентов. Им будет чем полюбоваться. И эту фактуру они сумеют использовать получше моего.

— По этому кадру невозможно ничего доказать! — и снова толкает, толкает меня к той пропасти.

Не насмерть убьюсь, так калекой останусь, кто мальчишек моих растить будет?! Собиралась же Женька меня страховать, а я, проникшись ее интересным положением, отговорила, глупая. Недооценила Волчару.

— Доказать невозможно, жив человек или умер…

— Он умер. И вы это знаете, — пытаюсь мешающими мне лыжами упираться в снег. Но министр и с моими лыжами справляется лучше моего, направляет их к обрыву, а я, все еще сопротивляясь, бормочу: — Он шел ко мне. И если бы дошел, если бы люди Хана не влили в него лошадиную дозу виски, когда он был зашит, Ким был бы жив! Но вы по просьбе Ашота старались ему помешать. И Хану звонили, и остановить Кима любым способом требовали. Думали, у него алмаз…

— Какой алмаз?! — на этот раз недоумение Волчары вполне искреннее. Даже на мгновение перестает меня толкать. — При чем здесь алмаз?!

— При том, что Ашотик думал, что Ким достал из стены сарая главный алмаз Надир-шаха. И не знал, что это не алмаз, а всего лишь топаз Лазарева. — Пользуясь замешательством Волчары, занимаю более устойчивую позицию. — Поэтому и требовал задержать Кима.