Подозрительные обстоятельства - Квентин Патрик (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗
— Тогда мы можем выкинуть это из головы? И даже сказать матери?
— Сказать Анни? Да ты в своем уме? — закричал Джино. — Расстроить ее из-за пустяков перед самыми похоронами?
Он вдруг замолчал и приложил палец к губам. На лестнице в сопровождении Пэм и Прелести появилась мать в шикарном туалете. Женщины торопливо направились к нам.
Никто из них не заметил автомобиль инспектора; впрочем, они вообще ни на что не обращали внимания. Мы забрались в «мерседес». Трай пытался влезть за нами, но Пэм приказала ему сторожить дом. Когда машина отъезжала, Трай уже лежал у порога. Мать всю дорогу предупреждала нас о телевизионных камерах.
— Они будут установлены у церковных дверей, дорогие мои, и, возможно, у могилы. Помните: рты держать на запоре. Никаких заявлений. А если у вас захотят взять интервью, ведите себя естественно и говорите чистосердечно.
Вскоре мы уже ехали по той дорожке, по которой бежали Пэм и Трай в ту ночь.
Дом Ронни чем-то напоминал французский замок. Мы остановились, рядом с двумя черными похоронными лимузинами: в них сидели шоферы, одетые во все черное. Дворецкий открыл дверь, и мы ступили в холл. Я старался держаться бесстрастно, но, боюсь, это мне плохо удавалось. Все мои мысли вертелись вокруг падения Нормы и анонимного письма, а тут еще я увидел, что Прелесть внимательно разглядывает лестницу. Видимо, ей в голову тоже лезли разные мысли. Я не смел поднять глаза и принялся разглядывать свои ботинки.
Это была величайшая ошибка с моей стороны, ибо, разглядывая ботинки, я смотрел на пол. А на полу виднелся слабый след, оставленный явно собачьими лапами. И, что самое ужасное, царапины оставила не обычная собака. Они принадлежали псу, который умел кувыркаться.
Зная небрежность калифорнийских слуг, нечего удивляться, что следы Трая сохранились четыре дня спустя, но, глядя на них, я вспомнил выражение лица инспектора, когда он смотрел на кувыркающегося Трая. Он еще заметил, что пес умен. В тот момент я принял его слова как дань вежливости. Но что, если он обратил внимание на следы Трая еще в прошлый четверг и все понял? Понял, что мы всучили ему липу?
На мгновенье мне стало дурно. Я обернулся. Джино по обыкновению стоял в стороне и любовался картинами Хуана Гриса. Он мнил себя знатоком современного искусства. Изо всех сил стараясь казаться беззаботным, я подошел к нему.
— Джино.
— Что, Ники? — ответил он, не сводя глаз с картины.
— Джино, это конец. В холле остались следы лап Трая.
— Так. — Джино повернулся ко мне и улыбнулся своей белозубой улыбкой. — Я и не сомневался в этом.
— Не сомневался?
— Когда я увидел, как этот коп разглядывает Трая, то подумал, что следы пса могли остаться где-нибудь в доме Ронни. Потому-то я и сказал, что Норма безумно любила Трая и его трюки.
Спасительная мысль. Джино положил руку мне на плечо.
— Понял, малыш? Вот так я латаю все прорехи. Если инспектор ничего не заметил, тогда ладно. Но если даже и заметил — что с того? Пусть себе думает, что Анни там была. Как это доказать? Мы вполне могли прийти с Траем за день до падения или утром в день падения Нормы. Нет, парень, не бойся.
Должно быть, на моем лице отразилось огромное облегчение, потому что Джино слегка похлопал меня по щеке.
— Спокойнее, мальчик. Здесь все в порядке. Спасибо еще, что дядя Ганс и Джино…
Он не договорил. По лестнице к нам торопливо спустился Ронни.
С самого детства я привык считать Ронни Лайта самым вежливым и обаятельным человеком в Голливуде и потому полагал, что характеристика матери — по ее словам, у него расшатаны нервы — всего лишь игра воображения. Мне казалось, что Ронни сумеет выкарабкаться из этой страшной ситуации. Но, следя за ним, я с удивлением понял, что мать права. У него действительно был вид человека, у которого сдали нервы. И взять себя в руки ему не удавалось.
Ронни подошел к матери, поцеловал ее в щеку.
— Анни!
— Милый Ронни!
Только потом он заметил остальных и вяло помахал рукой.
— Приветствую всех! "Я…
Голос его дрогнул, что, конечно, могло объясняться печальным поводом, но, на мой взгляд, он был просто не в состоянии управлять собой.
Мать взглянула на крошечные бриллиантовые часики, висевшие у нее на груди.
— Боже, уже поздно, пора ехать!. Дорога каждая минута.
Она направилась к двери, но ее остановил хриплый голос Ронни:
— Анни, боюсь, что мы еще не можем ехать. Мне только что позвонили…
И пока мать стояла, удивленно глядя на Ронни, в дверях показалась женская фигура в черном. Женщина распростерла руки и двинулась к матери, улыбаясь из-под вуали.
— Дорогая Анни! — вскричала она красивым, но плохо поставленным голосом. (Пэм, англичанка по рождению, по манере разговора вновь прибывшей тотчас угадала уроженку английских, трущоб).
— Дорогой Ронни! Надеюсь, я не слишком поздно?
Да, это была Сильвия Ла-Мани. Мать застыла, как изваяние, а Сильвия тем временем подошла к Ронни и протянула ему руку.
— Дорогой Ронни, я договорилась с Кальманами. Они поняли. Когда я сказала, что ты позвонил мне и пригласил на церемонию, они сразу же поняли.
Я повернулся к Ронни. Моему примеру последовали остальные, не сомневаясь, что он поставит ее на место. Но мы все ошиблись.
Он лишь трусливо улыбнулся. Даже позволил ей поцеловать себя, хотя его лицо сморщилось в гримасу, и я заметил затравленный взгляд, который он бросил на мать.
— Дорогой Ронни.
— Дорогая Сильвия. Как мило, что ты ради меня изменила свои планы. Теперь, я думаю, мы все можем идти.
Глава 8
Мы вышли из дома. Увидев нас, шоферы выскочили из лимузинов и распахнули перед нами дверцы. Сильвия Ла-Мани, ухватив Ронни под руку, властно потащила его к передней машине. Мать, которая с появлением Сильвии на мгновенье утратила первенство, вновь овладела собой. Она крепко взяла Ронни за другую руку и мило улыбнулась Сильвии.
— Ронни, дорогой, давай возьмем Сильвию с собой. В другой машине она стеснит всех.
Создав должное впечатление о неимоверных габаритах Сильвии, мать первая села в автомобиль. За ней последовал Ронни, а потом Сильвия. Мы, маленькие людишки, были забыты. Ничего не оставалось, как молча втиснуться во второй лимузин.
Панихида должна была состояться в большой епископальной церкви в Вествуд-Виллидж, где, как ни дико, Ронни числился церковным старостой.
— Почему он не прогнал ее? — спросила Пэм, когда наша машина тронулась вслед за первой. — Он что, рехнулся?
— А по-моему, это божественно, — сказала Прелесть Шмидт, тесно прижавшись ко мне, отчего я стал испытывать некоторую неловкость. — Осиротевший муж прибывает на похороны с бывшей любовницей и будущей новой женой. — Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами. — Николас, как вы думаете, кто-нибудь из них грохнется в могилу, как это было с Полой Негри и Рудольфом Валентино?
— Там нет Полы Негри, — огрызнулся я, отодвигая ноги.
Прелесть Шмидт вздохнула и сдвинула колени.
— О, Николас, почему вы так суровы со мной, когда долг перед вашей матерью повелевает мне быть лучом солнца в вашей жизни?
Мы долго ехали молча. В пути мои мысли раздваивались: думая о самом мрачном, я не мог выкинуть из головы коленки Прелести.
— Николас, — неожиданно заговорила она, — вы когда-нибудь играли в «тото»? Очень забавная игра. Всякий раз, когда вы видите ребенка, перебегающего дорогу, надо кричать «тот». Если вы закричали первым, то выигрываете очко. Бывают, конечно, «тоты», приносящие больше очков. Однорукий «тот», двухголовый «тот» или еще какой-нибудь. Я имею в виду, если вы увидели Дину Дурбин…
Несомненно, в обычных условиях Пэм нашла бы эту игру не менее нелепой, чем она показалась мне, но, должно быть, вспомнив, что Прелесть, подобно взрывчатой смеси, нуждается в особо бережном отношении, толкнула меня в бок.
— Восхитительно. Почему бы вам не поиграть, дети?
Я готов был прибить Пэм; но покорно повиновался, мечтая поскорее очутиться на месте. Признаться, эта идиотская забава все же отвлекала от дурных мыслей. Вряд ли стоит упоминать, что мы не кричали «тот!», а еле-еле бормотали — как-никак ехали на похороны.
