Ловушка - Квентин Патрик (библиотека электронных книг .TXT, .FB2) 📗
Подумав мрачно — ну вот, дошло уже и до детей, Джон опустил ее на землю и взглянул на Тимми. Тот съежился в приступе замешательства, а потом отвернулся и побежал прочь по высокой траве. Эмили, верный защитник Джона, крикнула:
— Это неправда! Я их ненавижу. Ненавижу Тимми, ненавижу Энджел…
Джон пошел за Тимми. Тот лежал за сосной и плакал, уткнувшись лицом в траву. Джон опустился рядом и положил ему руку на плечо.
— Все хорошо, Тимми.
— Я не хотел. Я не хотел им говорить. А потом подумал, если я скажу Энджел, что у меня тоже есть секрет, она откроет мне свой. И я спросил, а она говорит — расскажи сперва ты… И я рассказал, а она мне нет. Но я не хотел…
— Ладно, Тимми. Забудем это. Пошли.
Но мальчик не хотел возвращаться. Погруженный в мрачные детские мысли о свершившемся предательстве, он лежал на траве, плача и лягая ногами землю.
Джон вернулся к остальным. Им всем было неловко, и лица у них пристыженные. Чары улетучились. Тень Линды нависла над ними.
Вскоре он побрел домой. Линда была все такая же, веселая и оживленная. Она уже приготовили ему ленч и, пока он ел, сидела рядом. Сама она только курила одну сигарету за другой, поглядывая на него сквозь темные очки и с какой-то лихорадочной небрежностью болтая о пустяках. Поднялась с ним в спальню и сидела там, пока он одевался и укладывался.
— Ты не против того, чтобы самому вести машину до станции? Все равно, пока тебя нет, машина мне не понадобится. И потом… — она поднесла руку к очкам, — мне бы не хотелось показываться с этим в деревне.
Это было единственное упоминание о случившемся. И лишь проводив его до машины, она вдруг заговорила:
— Джон, прошу тебя, обещай мне… Я согласна насчет Билла. Клянусь, я согласна. Я все сделаю, но только если это Билл. Не обращайся ни к кому другому, прошу тебя…
— Хорошо, — обещал он.
— И еще, Джон… Насчет Стива. Ты был прав. То, что я вчера сказала, — неправда. Не знаю, что на меня нашло.
— Ладно, Линда. Все в порядке. Ну, до завтра!
Она стояла в дверях кухни и смотрела вслед, пока он выезжал на дорогу…
Кондуктор объявил их станцию, и Брэд достал с полки чемоданы. Когда поезд остановился, и они вышли, Джон увидел, что его старая машина стоит там, где он ее оставил. Рядом, в бьюике сидела Вики. Они подошли, и она поцеловала обоих.
— Ну как, Джон, дело сделано? — она стиснула его руку. — Линда поймет, я уверена. Если вам захочется, приезжайте к нам попозже вместе. Папа ездил в Спрингфилд, а мама ночевала у меня — две осиротевшие женщины объединились. Но он уже вернулся и увез ее. Так что приезжайте.
Проезжая через деревню, Джон остановился у почты. Он ждал очередного номера «Арт Ревью» со статьями о его выставке, а Линда без машины вряд ли забирала почту.
Кое-кто из жителей отирался внутри. Проходя к своему ящику, он кивнул:
— Добрый вечер.
Никто не ответил. Его ящик был рядом с окошечком, где миссис Джонс раскладывала марки в специальной папке. Доставая свои письма, он улыбнулся ей. Но она посмотрела как бы сквозь него, затем отвернулась и снова занялась марками. Только теперь Джон почувствовал, что общая атмосфера была даже и не нейтральной, а враждебной. Значит, новости насчет того эпизода у Кэри уже разнеслись по деревне, одному богу известно, в каком искаженном виде. И для Стоунвиля он уже не был слегка забавным чужаком. Он был — кем же? Выродком, зверски избивающим жену?
Молчание, провожавшее его, когда он возвращался к машине, походило на угрозу. Все это неважно, уговаривал он себя. Он не старался подружиться с обитателями деревни, так же как и с компанией Кэри. Ему нужно только, чтобы его оставили в покое.
Но пока он садился в машину и запускал мотор, сознание того, как они отвергли его, все не отступало. Было в этом что-то леденящее и даже зловещее, будто Линда невидимкою проскользнула на свое место в машине рядом с ним — это все дело ее рук. Тот, кого они отвергли, был вовсе не он, не настоящий Джон Гамильтон. Его они не знали. А это был образ Джона Гамильтона, созданного Линдой в их воображении.
Он вел машину через лес. Дорога спускалась с холма и затем снова поднималась у поворота. Свернул, миновал деревянный мост, с внезапно нахлынувшим ужасом думая о встрече с женой, въехал на дорогу к дому и остановился у дверей кухни.
Линды в кухне не было. Он вошел в дом и позвал ее. Никто не ответил.
Шагнул в гостиную и остолбенел. В комнате царил хаос. Картины сорваны со стен, пластинки и коробки с магнитофонными лентами выброшены из шкафов на пол. Даже проигрыватель, усилитель и магнитофон, вытряхнутые со своих полок, валялись, извергнув разбитые детали.
И пока Джон стоял, разглядывая следы жестокого разора, ему показалось, что все это уже было когда-то раньше. И представив себе Линду, размахивающую ножом, Линду, топчущую пластинки, Линду с безумным, искаженным, бессмысленным лицом — лицом сумасшедшей, он почувствовал, как его охватывает ужас.
Он вдруг ощутил ее присутствие в доме или, вернее, присутствие ее безумия. Оно, казалось, висело в воздухе, отравляло его, как ядовитый газ.
Где же она? Я должен найти ее!..
И тут он заметил пишущую машинку. Обычно она хранилась у него в мастерской, но сейчас стояла на краешке стола с заложенным в нее листом бумаги. Сквозь обломки пластинок и обрывки холстов он пробрался и взял в руки записку, целиком отпечатанную на машинке — даже подпись.
«Ты никогда не верил, что я это сделаю, правда? Вот тут-то ты и ошибся. Наконец у меня хватило решимости уйти. Так что можешь поискать себе другую, которая будет так же расшибаться в лепешку ради тебя, другую, которую ты сможешь так же мучить. Найди другую, если удастся. Меня ты не найдешь — это уж точно. Желаю тебе счастья. Прощай навсегда!
Линда».
7
Она ушла. Он стоял, глядя в записку, не реагируя на злобные слова, а просто пытаясь осмыслить сам факт, что она его бросила. Но несмотря на потрясение, где-то в глубине сознания смутно продолжалась, логическая работа мысли. Почему свою записку она напечатала? Он не помнил, чтобы она когда-нибудь пользовалась машинкой. Он даже не знал, что она умеет печатать. Зачем ей понадобилось тащить машинку из мастерской и…? И снова ему представилось, как она бродит по комнате с ножом в руках — безумная, с бессмысленным искаженным лицом. И подумал: — Нет, она не ушла. Эта записка — просто очередной ее ход. Она все еще где-то здесь, в доме.
Он с трудом протиснулся через все разрушения, думая почти безлично: она уничтожила картины. Потом я буду смертельно зол. Сейчас он не чувствовал гнева — им владел страх перед тем, что где-то, возможно наверху, притаилось безумие, готовое в любую минуту развернуться как пружина.
Вошел в столовую. Никого. Поднялся по лестнице. Конечно, она в спальне — сверкнула мысль. Но и там он увидел, что ее нет, а дверь в гардеробную нараспашку. Видны ее платья и его костюмы, висящие там. В гардеробной никого. Он осмотрел остальные комнаты. Внезапно вспомнил о картинах в мастерской. Выбежал через кухонную дверь, перемахнул через лужайку, уже покрытую вечерними тенями яблонь, и влетел в мастерскую. Картины, сложенные у стен, не тронуты, цела и та, что на мольберте. Но Линды нет и тут.
Значит, она действительно ушла — без машины? Без всякой одежды? Он вернулся в спальню и стал просматривать вещи. Да, не хватает ее нового зеленого платья, серого костюма и еще нескольких платьев. И нет нового чемодана, который она хранила на верхней полке. Она ушла. Ушла из дома пешком с чемоданом в руках.
Он присел на кровать. Может, это он сошел с ума и все ему померещилось?
Она стояла у машины и, глядя ему прямо в глаза, искренне, уверенно говорила, что все будет хорошо, что она согласна лечиться. «Я сделаю все, что скажет Билл». Она махала ему вслед рукой, когда он уезжал. Как мог произойти такой скачок — к этому бешеному хаосу разрушения — там, внизу, и к этой записке, с ее злобными выпадами? Даже если бы она выпила все, что было в доме, она бы никогда…