Боль. Нестерпимая боль - Кивинов Андрей Владимирович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
– Стало быть, были недовольные?
– Да, вероятно. Шушуканье было.
– А где можно взять список этой десятки и всех остальных, кстати, тоже?
– В профкоме, это на первом этаже.
– Хорошо, я зайду туда. Вот мой телефон, если узнаете что о Суворове или подозрения появятся какие-нибудь, позвоните. До свиданья.
Кивинов вышел из кабинета и, пройдя через приёмную, начал спускаться по лестнице. Но вдруг вспомнив о секретарше, строгой женщине лет двадцати пяти, – «а почему бы и нет?» – остановился и вернулся назад.
– Прошу прощения, в прошлую пятницу, вечером, я приходил к товарищу Суворову за договором, но не застал его. Он вам его не передавал?
– В прошлую пятницу Сергей Алексеевич рано ушёл. С тех пор его на работе не было. Может, он Виктору Николаевичу оставил?
– А Виктор Николаевич был здесь в пятницу вечером?
– Тоже не было. Они вместе с Сергеем Алексеевичем ушли, часа в три.
– Понятно, спасибо.
Кивинов вышел. «А говорил, что до конца сидел, орёл. Ладно, зайдём в профком. Не нравится мне всё это. Хорошо бы кабинетик его обшмонать и квартирку, в том числе, но пока не могу, не имею права».
Детский инспектор Волков поднялся со своего стула и закрыл форточку. И это в такую-то духоту.
В кабинете сразу перед его столом сидело трое подростков. Старшему было лет четырнадцать, остальным по двенадцать. Судя по внешности, явно не из приличного общества. Прямые сальные волосы первого были убраны в маленький хвостик, в левом ухе висела круглая серьга. На подбородке прыщи. На кисти наколка буква «В». Одет он был в шорты-брюки, вырезанные из старых джинсов, и грязную белую майку. Два других паренька немногим отличались от своего главаря – и по одежде, и по причёскам, но старший был покрепче физически и, видимо, хорошо их держал в кулаке.
Закрыв форточку, Волков вернулся за стол.
– Ну-с, орёлики, приступим к нашим играм. Вопрос пока единственный и неповторимый – кто приволок гранату в школу и подложил её под дверь учительской? Я жду. Сначала, Вовик, слушаю тебя, как старшего в вашей шайке.
– Мы не шайка, мы рок-группа. А гранату не мы принесли. Почему сразу мы? Чуть что – Вовик, Вовик. Мало ли кто ещё мог это сделать? Сразу на нас. Обидно.
– Ваша жизненная позиция мне ясна. Попрошу отвечать сидящих рядом господ.
– Не мы, Вячеслав Петрович. Ну почему, правда, всё время на нас думают?
Волков достал из стола стакан, поднёс к стоявшему на тумбочке сифону с газировкой, налил и с наслаждением выпил.
– А-а-а, – чмокнул он, – да потому, что в этой школе других таких бойцов нет. И вы не уйдёте отсюда, пока не расскажете, как всё было.
Волков откинулся на кресло, сложил руки на животе и закрутил пальцами.
Судя по его довольному лицу, он снова что-то задумал. В отличие от оперов, занимающихся взрослыми, он не мог прибегать к жёстким методам ведения допросов. Поэтому он постоянно вынужден был выдумывать что-нибудь оригинальное – либо детектор лжи из пустого ящика, либо «автоагент» – включенный магнитофон в кабинете, где сидели подозреваемые подростки, когда сам он «случайно» выходил по вызову. Да и ещё многое другое.
Он снова наполнил стакан шипучей газировкой, но пить не стал, а поставил на стол. В кабинете от жары дышать становилось всё труднее и труднее.
Вовик с жадностью посмотрел на воду, сглотнул слюну и тихонько спросил:
– Можно?
– Да, конечно, Вовик, дуй.
Вовик схватил стакан и залпом выпил. Двое других попросить газировочки не осмелились.
Волков подождал ещё немного.
– Вовик, тебя сегодня на уроках не было, а в школе тебя видели. Я ещё раз спрашиваю, зачем ты подложил гранату? Революцию хотел устроить? А ты знаешь, что своей дурацкой бомбой ты чуть Шурку Плоскина… тьфу ты, завуча не убил? Если бы военрук вовремя гранату не заметил и не выкинул бы во двор, где она и рванула, ты понимаешь, что бы было? Хоть чуть-чуть, своими куриными мозгами?
– Да не мы это, честное слово.
– Но ведь вас видели.
– Наговаривают. Всегда мы крайние.
– А почему так? – Волков снова налил в стакан газировки. – Почему на тебя думают? Да потому что ты своими идиотскими выходками достал всю школу. Как какое происшествие, так обязательно Вовик.
Липкий сироп вязал Вовику рот.
– Можно ещё?
– Пей, пей, – спокойно сказал Волков. – Так почему, я тебя спрашиваю, любая заморочка без тебя не обходится? У тебя что, дефект конструкции или мозги в заднице? Где ты «лимонку» взял, подрывник?
– Не брал я ничего.
– Ну, хорошо. Сейчас мы по этому поводу запишем с каждого объяснения.
Волков не спеша достал из стола бумаги, поменял пасту в ручке и стал оформлять «шапку» объяснения.
Вовик начал нервно покряхтывать и незаметно сжимать колени. Судя по всему, почки у него работали хорошо, и Волковская газировка уже перетекла из желудка в мочевой пузырь. Вовик дёргал скулой и постоянно сводил ноги.
Наконец он не вытерпел и спросил:
– А можно мне на минутку? Ну, туда?
– Да ради бога. Но только тогда, когда объяснение запишем и притом правдивое. Ключик-то вот он, от дверей.
Вовик судорожно дёрнулся.
– Что, ещё водички хочешь? Пей, не стесняйся. Между прочим, – Волков положил ручку на стол и снова откинулся в кресле, – вот у тебя серьга в ухе. Нет, я не против, но знаешь ли ты, откуда возник обычай среди мужиков носить серьги? Я сейчас расскажу.
Голос у Славы был плавен и тягуч. Он никуда не спешил.
– Морякам вешали серьги, когда они проходили Босфорский пролив, то есть становились морскими волками. Также серьги носили казаки, но те по другой причине. Если казак был единственным сыном у матери, у него была одна серьга, а если последним мужчиной в роду, то две. Перед боем есаул строил казачий разъезд и командовал «Равняйсь!», потом «Смирно», и таким образом видел, у кого сколько серёг в ушах, а у кого их нет. Потом казаки с одной серьгой уходили во второй эшелон строя, а с двумя вообще оставались в резерве. Таким образом, серьги носились по вполне гуманным мотивам. Наш народ, как известно, самый добрый. Далее, было также много других обычаев.
«Давайте записывать», – прошептал покрасневший, как помидор, Вовик. По его лицу было видно – внутри его существа ведётся сейчас мучительная борьба между головой и мочевым пузырём. Неизвестно, что было лучше. Сделать лужу в кабинете значит навсегда потерять с таким трудом завоёванный авторитет в школе и во дворе. Рассказать про гранату – тоже показать свою слабость перед младшим поколением. Ладно бы их не было, а то сидят тут рядом, козлы, и смотрят.
