Завещание профессора Яворского. Плата по старым долгам - Ростовцев Эдуард Исаакович (бесплатные полные книги txt) 📗
- Вот здесь, под ребрами, больнее всего, - сдерживая рвущийся стон, говорил он склонившемуся над ним врачу.
- Во вторую операционную, - распрямляясь, сказал врач топтавшимся рядом санитарам. - У него, должно быть, внутреннее кровотечение. Пусть сразу кладут на стол. Я буду оперировать. Быстрее! - А раненному бросил сердито: - Долихачились, молодой человек!
Санитары схватили носилки, заспешили к лифту. Врач пошел следом.
Из приемного покоя выглянул второй врач - худощавый с русой вьющейся бородкой, окликнул рослую санитарку:
- Мария, ради Бога, заберите отсюда эту кошмарную бабу! Она мешает работать.
Санитарка решительно шагнула за дверь и тут же вывела в коридор простоволосую женщину в домашнем халате.
- Ой, мамочка, что я наделала! - причитала женщина. - Он же весь ошпаренный. Места живого нет. Не хотела я. Так вышло: кастрюлю с плиты снимала, а он под руку подвернулся. Ой, мамочка, он же теперь меня совсем бросит!
- Мужа кипятком окатила, - пояснил всезнающий Мандзюк. - Вот еще одно дело придется заводить.
- Думаешь, она не случайно плеснула на него? - недоверчиво спросил Ляшенко.
- Зачем думать? Я знаю. И ее знаю, и ее распрекрасного мужа. Пять лет женаты и все пять лет дерутся. Правда, до кипятка еще не доходило...
Он раздобыл два халата, которые пришлось набросить на плечи. Свернув в боковое ответвление коридора, они по служебной лестнице поднялись на второй этаж.
В кабинете заведующего нейрохирургическим отделением застали следователя Кандыбу, судебно-медицинского эксперта Сторожука - красивого мужчину лет сорока пяти, профессора Пастушенко - степенного, неторопливого, в массивных роговых очках, придававших его крупному, ухоженному лицу внушительность, монументальность, лечащего врача, дежурившую всю ночь медсестру - полную блондинку с настороженными глазами. Пастушенко сидел за столом завотделения, листал историю болезни, то и дело подзывал лечащего врача, молча тыкал пальцем то в одну, то в другую запись. Врач почтительно склонился к нему, что-то объяснял полушепотом. Кандыба беседовал с медсестрой, а Сторожук, расположившись на застеленном простыней топчане, просматривал материалы следственного дела, прихваченного с собой Кандыбой. Потом пришел еще один врач, показал Пастушенко рентгеновские снимки, которые они стали смотреть на свет, о чем-то советуясь...
- Я, пожалуй, пойду, тут и без меня тесно, - сказал Мандзюк. - Если понадоблюсь, буду в отделе кадров.
Ляшенко не стал его задерживать - в кабинете, действительно, было многолюдно. Пастушенко продолжал разглядывать снимки, удовлетворенно кивал, несколько раз повторил так, чтобы слышали все:
- Это трудно было предвидеть: смещение по трещине. К тому же ушиб мозга.
- ...Вечером была его сестра, допоздна сидела, - рассказывала следователю полная блондинка. - Он был в сознании, разговаривал с ней. Когда она ушла, уснул. А в половине четвертого наступило резкое ухудшение: он захрипел, стал дергаться. Санитарка позвала меня, я вызвала дежурного врача, позвонила на дом лечащему врачу - доктору Самсонову. Но Самсонов приехал, когда он уже был мертвый...
Медсестра сокрушенно развела руками.
- Вчера вечером вы разговаривали с Зимовцем? - спросил следователь.
- Разговаривала. Он спрашивал, можно ли ему читать: сестра принесла книгу. Я сказала, что нельзя, и велела его сестре забрать книгу.
- Что еще он говорил?
- Спрашивал, работает ли у нас доктор Новицкий.
- Кто такой Новицкий?
- Ассистент, хирург.
- Зимовец был знаком с ним?
- Очевидно...
Наконец Пастушенко передал историю болезни следователю, и Ляшенко сумел заглянуть в нее. В разделе "анамнез", где фиксируются обстоятельства, связанные с началом заболевания, была такая запись:
"...По словам больного, ему был нанесен сильный удар кулаком в подбородок, в результате чего он упал, ударился спиной и затылком о бетонированное покрытие площадки, на некоторое время (приблизительно до минуты) потерял сознание..."
- Удар был нанесен с расчетом сбить с ног, - вырвалось у Ляшенко.
- Боксерский удар, - подхватил Кандыба, - так бьют, стараясь послать в нокаут. Но опытному противнику не так-то просто нанести такой удар, да и об пол ринга не расшибешься. А тут был вышедший из себя парнишка, едва знакомый с боксом, а под ногами - бетонированная площадка. Учитывал ли это мужчина в темно-серой рубашке?
- Должен был учитывать! - резко сказал Валентин.
Однако Сторожук усомнился в первопричине травмы.
- Не исключено, что он был травмирован еще до драки, когда неудачно соскочил с мотоцикла, - отложив следственное дело и бегло просмотрев историю болезни, сказал он.
- Но он потерял сознание только, когда упал на стоянке, - возразил Кандыба.
- Дискутировать на эту тему рано. Вскрытие прояснит картину. Хотя при таких обстоятельствах... - Сторожук сделал неопределенный жест. - Учитывая ваше нетерпение тянуть не буду: после обеда постараюсь дать предварительное заключение.
Он положил историю болезни в портфель.
Пастушенко сказал, что хочет присутствовать при вскрытии.
- Пожалуйста, Александр Григорьевич, - пряча в глазах усмешку, сказал Сторожук.
Пастушенко не торопился: поерзав в кресле, он положил руку на телефон, весьма недвусмысленно посмотрев на Ляшенко и следователя.
Пришлось выйти в коридор. Сторожук вышел вместе с ними.
- И это он должен согласовать с начальством. Удивляюсь, как он оперирует без телефона, - не очень почтительно отозвался он о Пастушенко.
- Видимо, эта смерть задевает престиж кафедры, - предположил Кандыба.
- Не столько кафедры, сколько личный престиж, - возразил Сторожук. Профессор Яворский в таких случаях шел на риск.
- Вы знали профессора Яворского? - спросил Ляшенко.
- Великолепно знал. Мы жили по соседству. Талантливейший был хирург! И человек прекрасный: простой, отзывчивый. В него верили, как в бога и больные, и врачи...
Он не договорил: в коридор вышел Пастушенко, и они направились к выходу. С ними пошел Кандыба.
Ляшенко отыскал отдел кадров больницы. Мандзюк был еще там. Валентин застал его непринужденно беседующим с двумя кадровичками: дородной женщиной неопределенного возраста и востроносенькой смешливой девушкой. Когда бы не записная книжка в руках Алексея, можно было бы подумать, что он треплется от нечего делать.
Они вышли в коридор, и Мандзюк перелистал книжку, удовлетворенно хмыкнул:
- Знаешь, мне иногда приходят в голову неплохие мысли, - сказал он, пряча книжку в карман. - Пока ты беседовал с титулованными докторами, я вот о чем подумал: а не является ли Дон ассистентом кафедры Пастушенко? Кафедрой-то раньше заведовал Яворский.
- И что из этого?
- А то, что ассистенты обычно очень внимательны к дочерям заведующих кафедрами.
- Яворский умер полгода назад.
- Значит, это был отголосок прежних отношений.
- Ты уверен?
- На девяносто пять процентов. Пока ты беседовал с Пастушенко и Сторожуком, я немного посплетничал с кадровичками. Младшая говорит, что ассистент Боков одно время претендовал на роль жениха Ларисы Яворской, хотя старшая утверждает, что по возрасту и замашкам он больше подходит Ларисиной мачехе. Но последнее суждение, на мой взгляд, чересчур субъективно - уж очень хмурилась старшая кадровичка, когда младшая пела дифирамбы Бокову.
- Сколько Бокову лет?
- Тридцать два и, судя по рассказам кадровичек, он весьма недурен собой.
- Поэтому ты заподозрил его?
- Есть еще некоторые нюансы. На следующий день после событий у ресторана "Сосновый бор", то есть позавчера, ушли в отпуск сразу три ассистента: Боков, Гаркуша, Новицкий.
- Ничего удивительного - начались летние каникулы.
- Эти ассистенты работают не только на кафедре, но и числятся ординаторами больницы.
- Ординаторам тоже полагается отпуск.
