Танго под палящим солнцем. Ее звали Лиза (сборник) - Арсеньева Елена (книги бесплатно TXT) 📗
Лиза и отец Игнатий переглянулись, и она поняла, что до старика дошла опасность их положения. Тот даже побледнел, не зная, что ответить полицаю. И тут, словно по мановению волшебной палочки, зазвучали шаги на лестнице, и в комнату вошел… Петрусь. У него был усталый вид, глаза провалились, видно, мало приходилось спать, осунулось и заросло щетиной лицо, рубаха была грязной, а все же никогда еще не казался он Лизе более желанным, более любимым, чем сейчас. Она даже о своих бедах забыла. Смотрела на него и думала — да как же можно было просто помыслить уйти от него, покинуть его?
— Здорово, Илюха, здорово, Савичев! — за руку поздоровался Петрусь с полицаями. — Что вы тут злобствуете, словно мусора советские? Отстаньте от девушки. Нет у нее никакого аусвайса и быть не может, потому что ее документы я сам позавчера на перерегистрацию унес. Она с мужем развелась и фамилию меняет обратно на свою, на девичью. Была Иванова, стала Петрова.
Лиза тупо порадовалась тому, что Петрусь не придумал какие-нибудь более сложные фамилии, запомнить которые у нее не хватило бы сейчас соображения. А еще она подумала: неужели кто-то в такие времена может разводиться? А впрочем, если люди могут влюбляться, то, наверное, и жениться могут, и разводиться… Жизнь идет. Банально звучит, зато верно.
— Ну, коли так, мы пойдем, — сказал тот полицейский, которого звали Илюхой.
— Топайте, ребята, — кивнул Петрусь. — Меня на один денек на побывку домой отпустили, а завтра снова в казарме встретимся.
— Ну, если это ваша знакомая, — хозяйка неприязненно поглядела на Лизу, — то пускай живет день или два. А я пойду домой. Только вот что скажите: вы моего племянника Анатоля не видели? Может, сказал, куда ушел?
— Да мы с ним «здрасте» и «до свиданья», — пожала плечами Лиза, чувствуя, что пора и ей внести свою лепту в общее вранье. — Ничего он нам не сообщал.
Отец Игнатий кивнул, Петрусь промолчал.
— Ну, появится он, несчастный гуляка! — погрозила в пространство кулаком Наталья Львовна и пошла на крыльцо.
И тут же у Лизы подкосились ноги, потому что она услышала, как один из полицейских брезгливо говорит во дворе:
— Что-то, хозяйка, из той вон крапивы у вас смердит. Кажись, труп там гниет. Может, собака сдохла?
— Боже милостивый! — возопила хозяйка. — Да что ж такое? Ни на денек нельзя из дому отлучиться, обязательно гадость какая произойдет! Не понос, так золотуха!
— Травищу бы выкосить надо, — наставительно говорил Илюха, — а то тут целый партизанский отряд спрятать можно.
— Я говорил пану Анатолю, — поддакнул Петрусь, высунувшись из окна. — Он даже пленных хотел взять из лагеря, чтобы очистить тут все, да так и не взял.
— Завтра же сама в лагерь пойду, — деловито засучила рукава хозяйка. — Не извольте беспокоиться, господа полицейские, через день тут все очищено будет.
И она с полицейскими наконец-то сошла с крыльца.
— Господи… — пробормотала Лиза, закрывая глаза руками. — Нескончаемый кошмар какой-то. Как же я перепугалась! До чего же вы оба вовремя появились.
— Да уж, — хмыкнул Петрусь, закрывая окно. — Очень удачно вышло, что меня сегодня на побывку отпустили. Сегодня же пятнадцатое. Как по заказу! Я сразу в ломбард, к отцу Игнатию, думаю: мало ли что, а вдруг… Ведь пятнадцатое! Смотрю — и в самом деле… Мы втроем и пришли.
— Втроем? — удивилась Лиза. — А где третий? И при чем тут пятнадцатое число?
— Сейчас все тебе объясним, — подал голос отец Игнатий. — Именно на пятнадцатое число каждого месяца назначена встреча со связным из отряда. Если Лизочка вовремя не давала условного знака, в ломбард должен заглянуть человек, узнать, как и что. Два месяца никого не было, мы уже и ждать перестали, а сегодня… Заходите, товарищ Ивлев!
В сенях послышались шаги, и в комнату вошел человек в черном потертом и помятом костюме. Лиза подумала, что он, наверное, до сих пор прятался за лестницей, чтобы не попасться на глаза хозяйке и полицейским. На их месте она непременно спросила бы у него документы — вид у него уж очень подозрительный…
Она посмотрела на «товарища Ивлева» с отвращением, а тот уставился изумленно:
— Ты? Глазам своим не верю! Лиза?!
— Здравствуйте, товарищ Баскаков, — угрюмо проговорила она, отворачиваясь.
Все. Кончено.
Вот теперь она точно пропала.
И никто не спасет.
Алёна так и ахнула. Вот тебе и образ беспристрастного иностранца! Треснул образ по всем швам! А еще Алекс, помнится, упоминал, что всю жизнь работал в разведке. Ничего себе… Да с таким напарником подстрелят, едва выберешься из окопа.
Столетов отпрянул, забормотал растерянно:
— Какие у вас основания… у нас проверенная экспозиция… у нас… Что вы несете?! И почему вы говорите по-русски? Вы что, не интурист?
— Успокойтесь, я в самом деле прибыл из Дрездена, — махнул на него рукой Алекс. — Но летом сорок второго года я некоторое время служил в Мезенске в составе интендантской службы. И был близко знаком с девушкой, носившей фамилию Петропавловская. Потому со знанием дела заявляю: вот это не она. — Вернер показал на нежное треугольное личико с большими беззащитными глазами.
— Как не она?! — возопил Столетов. — Да вы только поглядите, вот же ее детские фотографии! Там же сказано… Как не Петропавловская?!
— Очень может быть, что эта девушка и в самом деле была в Мезенске и даже, — Алекс Вернер недоверчиво хмыкнул, — имела отношение к священнику Игнатию Петропавловскому, однако я не раз видел совсем другую рядом с ним и с этим молодым человеком, — немец ткнул пальцем в лицо Петра Мазуренко, и Алёна вдруг поняла, что Алекс когда-то ревновал ту, другую Лизу к парню. — Она называлась фамилией Петропавловская, у нее был аусвайс, в котором так и было записано, я сам помогал ей получить его. Но это была совершенно другая женщина. Вот она. — Он вынул из внутреннего кармана плотный конверт и достал оттуда снимок. — И именно она взорвала мезенский мост, погибла там вместе со священником и с Петром. Нет, сколько помню, его называли не Петр, а Петрусь. Да, вот именно, Петрусь. — В голосе Алекса Вернера снова зазвучали нотки ревности, не расслышать которые мог только глухой, а потому и Алёна, и Столетов сначала посмотрели на немца и лишь потом на фотографию, которую он держал в руках.
Это была не копия, а именно очень старый снимок, но заламинированный. В самом деле, совсем другое лицо! Кудряшки вокруг лба, четкий очерк губ, крепкий, круглый подбородок. Глаза тоже большие, но форма и выражение их совсем другие, чем у Лизы Петропавловской-Григорьевой. Красивая девушка. Слов нет, очень красивая! Не томно-печальная, как первая Лиза, но все-таки что-то трагическое, некая обреченность видны в линии губ, в прищуре глаз. Или это просто кажется, потому что известно: она погибла, погибла трагически… или героически (трактовать можно как угодно).
— Это она? — тихо спросила Алёна, и только Алекс Вернер понял, что в свой вопрос она вложила смысл куда более глубокий, чем простое уточнение, та ли это женщина, которую он называл Елизаветой Ховриной. Алёна спросила иное: та ли запечатлена на снимке женщина, которую он любил более полувека, ради которой проехал пол-Европы, — и Алекс молча кивнул.
— Да, я понимаю, — проговорила Алёна, остро завидуя такой любви и вспоминая, как Алекс говорил ей, что она похожа на Лизу. Интересно, чем? Да неважно.
— Этого портрета, — сердито сказал Столетов, перебегая глазами с фотографии на лица Алекса и Алёны, — в нашей экспозиции нет, так что…
В то же мгновение у него в кармане зазвонил мобильный, и лицо его приняло обеспокоенное выражение, какое Алёна не раз подмечала у людей, так сказать, старшего поколения, для которых каждый вызов по телефону вообще, а по мобильному в частности становился настоящим стрессом.
— Что? К телефону? А кто?.. А, понятно, да… — Директор растерянно похлопал глазами, покраснел и отвернулся от Алёны и Алекса.
«Может, ему любовница звонит?» — подумала вдруг наша героиня, у которой было весьма своеобразное чувство юмора (ч. ю., как принято нынче выражаться).
