Птичка тари - Ренделл Рут (читаем книги TXT) 📗

— Он мог бы завести себе подружку… вообще-то девушки у него бывают, но ничего постоянного. — Мэтт говорил так, будто для матери все это должно было стать полным откровением. — Конечно, у него всего в избытке, дом — полная чаша, и этот, здесь, и в Лондоне, и девушки липнут к нему, хотят его заарканить, но если говорить, положа руку на сердце, его это не слишком интересует. — Непонятно почему он подмигнул Лизе. — Не настолько, чтобы остепениться, я хочу сказать.

Несмотря на события предыдущей ночи, Лиза не побоялась обнять обеих собак и одарить одну и другую нежным поцелуем в лоснящуюся черную морду. Она немного поплакала, когда их увезли. Спросила мать, нельзя ли им завести собственную собаку.

— Нет, абсолютно исключено. Не проси меня.

— Почему нам нельзя, мама, почему нам нельзя? Я так хочу собаку, я люблю Хайди и Руди, мне очень хочется иметь свою.

— На хотение есть терпение, — с улыбкой сказала мать; говоря это, она не рассердилась и назвала Лизу «Лиззи», что иногда делала, когда бывала довольна ею или нее не слишком разочарована. — Послушай, Лиззи, представляешь, что будет, если мистер Тобайас приедет в Шроув? Это вполне вероятно, ведь здесь его дом… один из его домов. Тогда Хайди и Руди приедут с ним, и что случится с нашей собакой? Они не любят других собак, они нападут на нашу. Они загрызут ее.

Как они загрызли мужчину, чуть было не сказала Лиза, но оставила это замечание при себе. Вместо этого она произнесла:

— А он приедет? Хорошо бы он приехал, потому что тогда у нас будут его собаки и нам не нужно будет заводить свою. Он приедет?

Несколько секунд мать молчала. Потом обняла Лизу и притянула ее к своей юбке.

— Я надеюсь на это, Лиззи, — сказала она, — очень надеюсь. — Но она не улыбнулась и тяжело вздохнула.

На следующий день матери предстояло ехать за покупками. Раз в две недели она ездила в город, чтобы запастись провизией, которой не привозил молочник. Он привозил масло и яйца, овсяную крупу, апельсиновый сок, хлеб и йогурт, а также молоко, но никогда не привозил мяса или рыбу. Пока они не стали сами выращивать овощи, матери приходилось и их в городе покупать. Она покупала фрукты и сыр.

Автобус, на котором она ездила в город в магазины, ходил четыре раза в день, и надо было проделать путь по проселочной дороге, перейти мост и пройти сто ярдов вдоль шоссе до автобусной остановки. Когда мать отправлялась в город, она никогда не брала с собой Лизу. Просто запирала ее в спальне.

Лиза привыкла оставаться одна и мирилась с этим, но не в тот раз. Поначалу она отнеслась спокойно к отъезду матери, уселась на кровати с книжкой и карандашами, стала тянуть из бутылочки апельсиновый сок. Мать дала ей также яблоко, великолепный «голден», потому что английских яблок в июле не бывает. Лиза встала в постели на колени и наблюдала, как мать идет по проселочной дороге к шоссе. Потом она перевела взгляд с отдаленных предметов на место под окном, вспомнила, как лежал мужчина, и собак, и как раздался выстрел. Она начала кричать.

Возможно, она не кричала все полтора часа, пока не было матери. Вероятно, через какое-то время она заснула. Но когда мать вернулась, она опять кричала. Мать сказала:

— Я больше не оставлю тебя, — и долго не оставляла ее одну, хотя, конечно, в один прекрасный день она снова сделала это.

Возможно, в тот же вечер или много дней или недель спустя (в любом случае это было после того, как увезли собак) Лиза играла сама с собой, кочуя между двумя спальнями, после того как ее отправили спать. Она примеряла соломенные шляпки матери, золотистую с белой лентой и коричневую с кремовым шарфом, повязанным вокруг тульи, она гладила замшевые туфельки матери, внутри которых находились предметы, называвшиеся непонятным словом «распорки». Когда ей наскучили эти игры, Лиза заглянула в шкатулку с драгоценностями.

Одну пару золотых сережек мать надела, так же как и перламутровую брошь, и этих вещей там, конечно, не было. Лиза повесила себе на шею нефритовые бусы, засунула в волосы гребень со сверкающими камешками и полюбовалась в зеркало на результаты своих трудов. Она вынула деревянную брошь и увидела под ней золотое кольцо.

Кому оно принадлежало? Лиза не видела его прежде, она никогда не видела кольца на руке матери.

Изучая его с большим интересом, она заметила, что внутри кольца что-то написано, но ей тогда было только четыре года, и она не умела хорошо читать. Не связала она в то время это кольцо и с бородатым мужчиной.

— Это было его кольцо? — спросил Шон.

— Должно быть. Позднее, научившись читать, я осмотрела его снова. Надпись такая: «ТМХ и БХХ, 3 марта 1974». Я не понимала тогда, что это значит, но теперь я думаю, что это было обручальное кольцо. У Виктории было обручальное кольцо. У мужчин бывают кольца?

— Думаю, есть такие мужчины, которые их носят.

— Это, наверно, были инициалы того мужчины и его жены и дата, когда они поженились, как ты думаешь?

— Она, должно быть, сняла его с того мужчины, прямо с его руки, — сказал Шон, скорчив гримасу.

— Не знаю, для чего Ив так поступила, разве что думала продать его когда-нибудь. Или, вероятно, думала, что если похоронит его вместе с кольцом, кто-то его откопает.

— Зачем она сделала это?

— Сделала что? Застрелила того мужчину?

— Почему не вызвала «скорую помощь», чтобы его отвезли в больницу? Ты говорила, что он мог сидеть. Она не была виновата, никто не обвинил бы ее, особенно если бы она сказала, что он хотел ее изнасиловать.

— Я так до конца и не поняла почему, — ответила Лиза, — но, вероятно, причина была такая. Через много лет я услышала от кого-то историю о том, как на ребенка напали собаки, и сделала из нее выводы. Вообще-то я услышала эту историю от Бруно. Понимаешь, мужчина рассказал бы все в больнице, и тогда сообщили бы полиции. О собаках, я хочу сказать. И собак убили бы.

— Усыпили бы.

— Да, наверное, так. Собак усыпили бы, как тех, в истории Бруно. Мистер Тобайас любил своих собак, и он обвинил бы Ив, велел бы ей собрать свои пожитки и выставил бы нас из сторожки. Или так она думала. Может, он так и сделал бы, а может, и нет, но Ив думала, что он так сделает, и это самое важное. Она не могла оставить Шроув, понимаешь, не могла, для нее это было самое важное в мире, Шроув, даже более важное, чем я. Ну, мистер Тобайас был тоже важен для нее, но только совсем по-другому.

Шон выглядел озадаченным.

— Ты запутала меня.

— Не важно. Там действительно все сводилось к этому. Если бы собаки загрызли мужчину до смерти, Ив не пришлось бы убивать его. По-моему, именно так она думала. Но они не убили его, так что пришлось это сделать ей, иначе он рассказал бы полиции. Ив заперла собак, пошла в дом, взяла ружье и застрелила его.

— Только из-за этого? Только ради того, чтобы Тобайас не разозлился на нее?

Лиза с сомнением посмотрела на Шона.

— Не знаю. Сейчас, когда ты все так повернул, я действительно не знаю. Возможно, было и что-то еще. Возможно, у нее была какая-то другая причина, что-то такое, из-за чего Ив возненавидела этого мужчину, но нам никогда не узнать правды, верно?

Лиза наблюдала за тем, как Шон поднялся, как умылся над раковиной. Он натянул джинсы и нашел чистую рубашку. Ей пришло в голову, что у нее нет никакой одежды, кроме той, что лежит кучей на полу.

Ей придется носить вещи Шона, вернее, то из его одежды, что подойдет ей, а когда она заработает денег на сборе яблок… Сто фунтов, она забыла про сто фунтов.

— Я хочу поехать в город, где бы он ни был, — заявила она, — поехать и поесть в настоящем ресторане, можно?

— Конечно, можно. Почему нет? Можно поехать и поесть в китайском ресторане.

Лиза выстирала в раковине свои трусики и носки. Ей пришлось натянуть джинсы на голое тело, но это была ерунда. Джинсами она очень гордилась, не в последнюю очередь потому, что выдержала тяжелую борьбу, чтобы заставить Ив купить их. Она ухитрилась выторговать себе две пары, эти и те, что оставила дома. Ив ненавидела брюки и за всю жизнь ни разу не надела джинсов. Лиза взяла клетчатую рубашку с воротником и длинными рукавами у Шона и ненадолго задумалась над тем, где сейчас Ив и что с ней происходит.